— Тут ты меня поймал. По-моему, я с ним не знакома.

— С ней, — поправил он. — Это моя сестра Нова.

— Очень приятно, — проговорила Мири без особого энтузиазма. — Надеюсь, что мне не случится ее разозлить.

Он тихо рассмеялся и заиграл новую мелодию, на этот раз нежную, непринужденную, почти нелепо добродушную — пока не расслышишь скрытую под поверхностью сталь, острую, как клинок.

— Шан, — проговорил он, а потом снова вернул пальцы на клавиши.

Новая мелодия была похожа на сверкание темных снежинок, на секунду выхваченных вспышкой молнии, или на котят, которые только что проснулись и гоняются друг за другом.

— Антора, — сказал он.

Чуть отодвинувшись от рояля, он кивнул.

— Клан Корвал, — сказал он Мири и протянул руки, чтобы закрыть клавиатуру.

Рука Мири легла ему на рукав, заставив остановиться.

— Кого-то там не хватало, правда?

Он вопросительно выгнул бровь.

— Вал Кона? — предположила Мири. — Я вроде слышала, что он — Второй представитель.

— Ну что ж, — уступил он. — Вал Кон.

Его пальцы легли на клавиши и сыграли быструю череду звуков в среднем диапазоне, которые были всего лишь эхом его негромкого голоса. А потом он снял руки с клавиатуры и осторожно закрыл крышку.

— Ага, — сказала Мири.

Он повернулся к ней — и заметил, как напряжены мышцы вокруг ее глаз.

— Шатрез! Что случилось?

Она нахмурилась и едва заметно передернула плечами, словно сбрасывая с них проблему.

— Я… Наверное, это глупо. Просто мне показалось, будто ты пытаешься от меня… спрятаться, что ли.

— Правда? — Он повернулся на пуфе так, чтобы смотреть ей прямо в лицо. — Я твой друг. И твой напарник. И твой спутник жизни. Я тебе неприятен, Мири?

— Неприятен? — Она явно удивилась, а потом резко поменяла позу, усевшись на пуф верхом лицом к Вал Кону.

Выражение ее лица было совершенно открытым, так что он прочел ее ответ прежде, чем она произнесла его вслух.

— Я люблю тебя так сильно — до боли. Так сильно, что стараюсь об этом не думать, потому что мне страшно.

Она стиснула зубы.

Он осторожно протянул руку и нежно погладил по щеке.

— Такой щедрый подарок, шатрез, для человека, которого ты не знаешь. — Он склонил голову. — И ты ведь знала меня достаточно хорошо, чтобы вступиться перед фру Трелу, чтобы она разрешила мне играть на рояле.

— Откуда ты узнал?

Мири смотрела на него с подозрением. Он снова погладил ее по щеке, потом провел пальцами по изгибам бровей.

— Фру Трелу сказала мне об этом, чтобы я хорошо понимал, как сильно меня любят. — Его пальцы скользнули по ее скуле. — Ты так прекрасна…

В его голосе слышна была боль изумления.

Она осторожно убрала у него со лба непослушную прядь волос.

— Вал Кон? — В полном молчании она всмотрелась в его лицо и глаза. Ему показалось, что она заглядывает в самую глубину его души, — и, испугавшись, он затаил дыхание. — Ты меня любишь, — проговорила она наконец очень тихо, словно это открытие было для нее новым.

— Мири, — проговорил он, перейдя на самый интимный вариант низкого лиадийского и почти выпевая мелодичные слова, — ты моя мудрость и мой смех, песнь моего сердца, мой дом. Мой самый близкий друг, жена и любовь…

Мири его не понимала: эти слова ничего для нее не значили, хотя он заметил, как она прослеживает песню его голоса. Он почти резко вскинул руки и погрузил пальцы в ее волосы, удерживая ее голову так, чтобы смотреть глаза в глаза. Сознательно сохраняя интонацию разговора с близкими, он стал искать безнадежно беспомощные земные слова.

— Я люблю тебя, Мири. Ты — моя радость.

Отпустив ее, он отодвинулся — и почувствовал вспышку сильнейшей радости, когда она взяла его за руку.

— Спутники жизни — это значит именно то самое? — спросила она, слегка ему улыбаясь.

Он приподнял бровь:

— А что еще это могло значить?

— Просто проверяю. — Она встала и потянула его за собой. — Давай ложиться. Спорим, сейчас уже за полночь.

— Присцилла, — спросила Лина с прямотой, на которую ей давала право давняя дружба, — разумно ли это?

Та на секунду перестала расстегивать пряжку ремня и удивленно подняла брови.

— Это необходимо, — сказала она и спокойно отложила ремень в сторону.

Лина подавила вздох. Считая этот безумный шаг необходимым, Присцилла его сделает, согласится подруга ее страховать или нет.

— Может, это можно отложить, — осмелилась предложить она, глядя, как Присцилла снимает брюки и аккуратно складывает их поверх рубашки, — до тех пор, пока Шан не вернется на корабль? Он ведь будет торговать только до местного заката, Присцилла. Ведь это же не настолько…

Лина с самого начала заподозрила, что это предприятие не встретило одобрения у Шана йос-Галана — что не обещало ничего хорошего Лине Фаалдом, если ей придется найти его, чтобы сообщить: «Мой старый друг, твое сердце ускользнуло у меня на глазах, и сделала она это так, что Целитель не в состоянии последовать за ней и найти ее…»

Присцилла улеглась на кровать и улыбнулась подруге:

— Мне не грозит никакая опасность, Лина. Ведь ты же будешь со мной!

Хрупкая женщина рассмеялась:

— Да, безусловно! Мышь будет охранять льва.

Присцилла кивнула, оставшись совершенно серьезной.

— Кто же лучше с этим справится? Ты будешь внимательно наблюдать и не бросишься навстречу опасности, как это мог бы сделать другой лев. И останешься целой и невредимой и сможешь помочь. — Она снова улыбнулась, очень нежно. — Мудрая Лина.

— Ха! — Лина отмахнулась от лестной похвалы. — Ну, уж если это необходимо, то делай — и побыстрее.

— Да. Ты помнишь Слова, которые я тебе дала?

— Конечно.

Если у Лины появятся подозрения, что дело оборачивается плохо, ей велено было крикнуть слова: «Присцилла! Присцилла, иди домой!» Присцилла назвала их «словами сердца» и пообещала, что услышит их и вернется, каким бы большим ни было расстояние.

«Да, драмлизы способны на чудеса», — подумала Лина, запечатлевая в памяти слова сердца.

Лежащая рядом с ней Присцилла стала дышать медленнее и глубже, жилка у нее на шее пульсировала тревожно медленно. Взгляд Целительницы сообщил ей, что Присцилла Мендоса уходит в себя — настолько глубоко, что это должно было быть заметно даже на обычный взгляд.

И внутренним взором Лина увидела, как странно плотная аура поднялась над спящим телом, а потом еще выше, к потолку каюты, оставляя за собой одну нить не тоньше шелковинки. Продолжая подниматься, аура прошла сквозь потолок и исчезла из поля зрения Лины.

Отключиться от шума галактики оказалось легче, чем в прошлый раз. Искомый образ явился, как только удалось найти его ауру, сияющую среди огоньков поменьше наподобие сверхновой звезды в окружении обычных.

Присцилла приближалась медленно, памятуя тот урок, который получила в прошлый раз из-за своей спешки. Не поддающееся измерению время ушло на то, чтобы преодолеть расстояние, которое одновременно показалось ей и очень большим — и всего лишь поворотом, который делаешь в постели, чтобы обнять лежащего рядом.

Внезапно она оказалась очень близко, осторожно открыла тропу от себя к нему — и чуть было не отпрянула.

Храмовое воспитание спасло ее от этой ошибки; необходимость заставила снова приблизиться и рассмотреть то, что там было.

Стены. Паренек, которого она знала, не окружал себя такими бастионами и валами, хоть и умел закрываться. Но и при всем том, несмотря на то, что он бодрствует, она была вооружена волей и Взглядом и должна была бы найти крошечные щели, чтобы проникнуть сквозь его защиту и оставить зерно мысли, что прорастет после догадкой и сном и найдет дорогу в сознание.

В неуверенности она сравнила искомое с найденным, решив было, что в своей поспешности совершила ошибку — но нет! Такого точного совпадения быть просто не могло, закрывался он или нет. И ведьминский взгляд позволил Присцилле увидеть едва заметный намек на страстность, которая прежде щедро из него истекала. Она по-прежнему пылала, но далеко в глубине, словно ритуальный костер в цитадели.