А жаль: собор начат был не без грандиозности и до сих пор еще служит лучшим архитектурным украшением Сайгона.

От собора направились мы в торговую часть города, расположенную близ порта, по набережной городского канала. Здесь большая часть домов двухэтажные, с верхними и нижними галереями на колоннах или на аркадах. Нижние этажи сплошь заняты лавками и магазинами, с вывесками на китайском и французском языках, но в этих лавках, за исключением двух, трех компрадорских магазинов, полное царство китайских купцов и приказчиков. Малайцы и аннамцы удержались только на городском базаре, да и то наполовину с китайскими несколько французских имен заметили мы лишь на вывесках ремесленников, как например, портных, башмачников, куаферов, часовщиков, да и в этих профессиях конкурируют с ними китайцы. Словом, что касается местной промышленности, ремесел и торговли, то здесь еще более, чем в Сингапуре вы можете видеть, как желтокожий человек оспаривает место у белого и даже мало-помалу вытесняет последнего. В крупных же коммерческих делах Сайгона начинают играть выдающуюся роль англичане и немцы.

Француз в Кохинхине, это преимущественно чиновник, военный или агент какой-нибудь торгово-промышленной компании. Таких, которые остались бы в крае навсегда, приобретя себе собственность, завели какую-нибудь плантацию или какое-нибудь дело и лично занялись бы хозяйством, здесь пока еще немного. Даже и те, что уже обзавелись кое-чем и выстроили себе дома, спешат продать их, — по большей части новоприбывшим на службу, а то и китайцам, — если только судьба посылает им благоприятный случай возвратиться во Францию. Может быть, в будущем все это изменится и страна когда-нибудь увидит здесь настоящих колонистов-французов, действительно заводящих и обрабатывающих французские плантации, а не устраивающих только компании на акциях или на паях, "для эксплуатации кохинхинских богатств", с "правлениями", и "директорами" в Париже, которые "управляют" своими кохинхинскими "предприятиями" за тысячи миль от Кохинхины: но пока еще не заметно, чтобы дело твердо выступало на эту единственную практическую дорогу, и здешний француз все еще продолжает считать себя как бы временным гостем этой страны, обязанным только пройти свой "термин", чтобы затем уступить место вновь прибывшему соотечественнику. Так, по крайней мере, характеризуют нынешнее положение дела те же французы, с которыми довелось мне познакомиться в Сайгоне.

Портовый канал неширок: сажен около пятнадцати. Через него перекинуты два хорошие железные моста одинакового рисунка, на каменных устоях. Откосы канала выложены плитняком: по ним, на известном расстоянии одна от другой, спускаются к воде каменные лесенки; вдоль обеих набережных тянутся ряды деревянных тумб с железными крючьями, за которые привязываются бичевы промысловых сампангов, причаливающих к откосам и выгружающих прямо на набережную дрова, кирпич, песок, щебень, ободья, мешки с рисом, бататы, ананасы и иные сельские продукты.

Сюда же, на набережную канала, выходит одною своею стороною и городской рынок, состоящий из шести сквозных продолговатых павильонов (по три в ряд), под двухъярусными, высокими и широкими крышами, с отлично устроенною вентиляцией. Здесь на лотках, открытых столах и ларях, установленных правильными рядами, с продольными и поперечными проходами, продаются все необходимые для жизни припасы: живность, овощи, бакалея, рыба, фрукты, а также свечи, посуда, дешевая мебель и прочее. В числе живности, между прочим, фигурирует и крокодилье мясо, не имеющее здесь, как уверяют, мускусного запаха и, несмотря на некоторую жесткость, очень любимое аннамцами. Тут же помешается и своего рода "обжорный ряд" для туземной публики. Базар стоит на площадке, обрамленной с трех сторон разнокалиберными домами торгового характера, где в галереях под аркадами и под холщевыми навесами продаются разные "галантереи", ситцы и вообще мануфактурные товары, смесь европейской производительности с азиатскою и преимущественно, конечно, китайскою.

На базаре вы легче всего можете познакомиться со всеми представителями местного населения: аннамцами[66], малайцами, китайцами и малабарскими индусами. Все это тут толчется, покупает, продает, курит, закусывает, жует бетель и табак и узнает всевозможные новости дня, отчасти из местной газеты "Циа-дин-бао", читаемой некоторыми продавцами, а больше все из устной передачи у чайных и закусочных ларей, служащих для туземцев своего рода клубами.

Аннамцы — мелкорослый и худощавый, что называется, жиденький народ, с выгнутою, как бы седлистою поясницей. Судя на взгляд, они должны быть слабосильны. Цвет кожи у простого народа темно-коричневый, у зажиточных людей более светлый, с разными оттенками, но преимущественно оливковый и всегда бледный; глаза узковаты и тусклы, лицо приплюснутое и без растительности, которая появляется уже в преклонном возрасте, да и то весьма жидкая; зато волосы у них на голове, черные от природы, и длинны, и густы; губы очень крупны и всегда кажутся окровавленными от привычки вечно жевать бетель. Тот же склад лица преобладает и у женщин, но, конечно, несколько смягченнее, нежнее, даже до такой степени, что между ними встречаются иногда и недурные собою (хорошенькими назвать их было бы слишком много). Они еще меньше ростом чем мужчины, так, что кажутся даже девочками. Костюм их состоит из панталон и широкого косоворотого балахона-рубахи с широкими рукавами. Преобладающие цвета — либо белый, либо черный, а материи — шелковый ластик или коленкор. К этому присоединяется иногда какой-нибудь яркий пояс. Густые и длинные волосы гладко зачесываются назад и укладываются несколько сбоку двумя или тремя буфами в шиньон, заколотый шпилькой. В ушах они носят особого рода серьги, в виде пуговки или головки гвоздя, плотно сидящей в ушной мочке, а ожерелья их состоят из янтарных и каменноугольных бус и из серебряного или медного кольцеобразного ошейника с колечками. Кроме того, всегдашнюю принадлежность женского убора составляют ручные и ножные браслеты в виде колец — у зажиточных серебряные, а у простых из каменного угля или из желтого стекла. Обувь, состоящую из остроносых загнутых кверху туфель, носят на босу ногу только богатые женщины, все же остальные предпочитают ходить босиком и ног себе не уродуют по китайской моде. Наряд аннамитки дополняется иногда плоско-конической шляпкой из бамбука или рисовой соломки, с длинною шелковою кистью, которая болтается сзади почти до поясницы. На базаре, как и на сампангах, нередко встречаются женщины с маленькими ребятами, которых они носят совершенно своеобразно, нигде еще невиденным мною способом, а именно: ухитряясь какими-то судьбами усаживать младенца верхом к себе на бедро и поддерживая его за спину рукой. При этом не употребляется решительно никакого приспособления, вроде мешка или перетяжки, и как эти дети не соскальзывают и не расшибаются, я решительно не понимаю. Мне даже случилось видеть, что мать, стоя на корме сампанга, одною рукой работала веслом, в другою придерживала своего малютку, который, держась за ее рубашку и откинувшись к ней на ладонь, преспокойно себе спал убаюканный мерным качанием ее корпуса при гребле. Доктор Морис говорит, между прочим, что им совсем неизвестен поцелуй: матери не целуют своих детей, а только дышат на них, поднося к своему носу.

Костюм мужчин тоже весьма несложен: на голове черная небольшая повязка, вроде чалмы, прикрытая соломенною шапочкой грибком или плоско-коническою, как у женщин, только без большой кисти; затем черный или синий балахон, но с узкими рукавами и белые панталоны; на ногах плетеные китайские туфли. Это костюм людей зажиточных, а рабочие обыкновенно носят короткую безрукавную кофту, вроде еврейского лапсердака, с боковыми прорезями, и коротенькие штанцы выше колена: то и другое из белого коленкора, ноги всегда босы, на голове плетеный грибок или плоскоконическая шляпка. Питались они на базаре преимущественно рыбой и сырыми овощами: редькой, огурцами, чесноком, заедая все это стручковым перцем.