Шумят леса свободным шумом, Играют птицы… О, зачем Лишь воли нет народным думам И человек угрюм и нем? Понятны мне его недуги И страсть — все радости свои, На утомительном досуге. Искать в бреду и в забытьи. Он дорожит своей находкой, И лишь начнет сосать тоска — Уж потянулась к штофу с водкой Его дрожащая рука. За преступленья и пороки Его винить я не хочу. Чуть осветит он мрак глубокий, Как буйным вихрем рок жестокий Задует разума свечу… Но те мне, Русь, противны люди, Те из твоих отборных чад, Что, колотя в пустые груди, Все о любви к тебе кричат. Противно в них соединенье Гордыни с низостью в борьбе, И к русским гражданам презренье С подобострастием к тебе. Противны затхлость их понятий Шумиха фразы на лету, И вид их пламенных объятий, Всегда простертых в пустоту. И отвращения, и злобы Исполнен к ним я с давних лет. Они — «повапленные» гробы… Лишь настоящее прошло бы, А там — им будущего нет… 1884 г. ИЗ СЕЛЬСКИХ ВПЕЧАТЛЕНИЙ И КАРТИНОК (Серия первая) В вагоне за Москвой Милая природа! О, мой край родимый, Точно сонмом тихих ангелов хранимый! Только что простившись с жизнью городскою Я один остался, окружен тобою, И уж груз душевный — страхи и тревоги — Побросал за окна вдоль моей дороги. Думы, мои думы также поневоле То плутают в рощах, то гуляют в поле; А теперь умчались к крайним тем полянам, Где садится солнце в зареве румяном. Милая природа! О, мой край родимый! Точно сонмом тихих ангелов хранимый! Прелестью безмолвной, жизнию безлюдной Ты целишь иль губишь? — распознать мне трудно. Ласкою ли нежной прочь кручину гонишь? К сонному ль покою ум и совесть клонишь?.. Грезы роем легким вьются надо мною, Словно опьянен я брагою хмельною. Вот и сумрак сходит, в воздухе прохлада… Ни о чем не мыслю, ничего не надо. 1886 г. Ракиты на большой дороге Нет, сердце, значит, не остыло, Не загрубел с летами вкус! На то, что прежде было мило, Я и теперь не нагляжусь. Меня пленяет особливо Своеобразный этот вид Дороги грустно молчаливой С ее аллеями ракит. Я их разгадываю думу, Когда под тенью их иду; И с ними сам, в ответ их шуму, Беседы долгие веду. Они, ветвисты и могучи, Про старину мне говорят; Про вихри, грозовые тучи, Снега, метель, мороз трескучий И дней счастливых длинный ряд. Но вот сухие две ракиты Лежат в изнеможенье сил… Не бурей злой они убиты, — Злой человек их погубил. Они сломились и ветвями, Как будто крепкими руками, Упав, о землю оперлись; И, распростившись с небесами, С тех пор печально смотрят вниз. Но смерть ракиты вековые Со света выжить не могла: Пошли побеги молодые От расщепленного ствола. О, как пред смертию бессильной Я за мои ракиты рад! И мнится мне: глядя умильно, И эти также говорят; Мне говорят, являя обе Дупло прожженное внутри: «Наперекор жестокой злобе, Мы все живем еще, смотри!» Бедняги! На меня похожи. Им лучше медленно хиреть, Лишь только б свет им видеть божий, Лишь бы попозже умереть. 1886 г.
Прогулка по большой дороге Иду давно — и пред глазами Дороги тот же все простор; Все тот же, с пестрыми цветами, Зеленый стелется ковер. Здесь редко люди проезжают. Почти что некому пройти; И только бабочки летают Вдоль по широкому пути. И тишина зато какая! Как будто с тем проложена Была дорога, чтоб немая Здесь воцарилась тишина. Шумят лишь ласково деревья, Да мне доносит ветерок При стаде мальчика со жневья Поющий песню голосок. Сравнить покой мне этот не с чем, Как с тихой грезой в сладком сне; Лишь ворон раз ее при мне Нарушил карканьем зловещим. |
