— Вы ошибаетесь, профессор, — произнес Мориц, — приписывая себе честь открытия храма. Не вы, а я со своим слугой открыл его…

Но Гассельфратц не хотел ничего и слышать.

— Убирайтесь, вы! — грубо кричал он. — Неужели вы думаете, легкомысленный юноша, что я, Ганс Гассельфратц, я, член двадцати ученых обществ, я, удостоенный титулов и званий, я позволю обойти себя мальчишке!.. Ну, нет, мы посмотрим еще, господин Кардик, мы посмотрим…

И профессор направился к алтарю. Но в эту минуту храбрый Аристомен, возбужденный коньяком, ринулся на ученого и схватил его сзади. Профессор закачался и едва не упал, однако успел удержаться, ловко повернулся и нанес Гаргариди страшный удар в грудь. Несчастный грек кубарем полетел от алтаря, а немец, обезумев от алчности, жадно схватил ларец с драгоценностями, затем протянул руку к блистающему солнцу…

В тот же момент страшный гул, подобно грому, пронесся под сводами подземелья, и прежде чем кто-нибудь из зрителей успел сделать малейшее движение, — под алтарем разверзлась бездонная пропасть, в один миг поглотившая профессора вместе со всеми драгоценностями: старый Гуша-Нишин, очевидно, предусмотрел возможность святотатственного покушения и принял свои меры…

Мориц и его спутники едва успели вскочить в корзину и подать сигнал к подъему… И счастье их, что они поспешили: через несколько мгновений стены и колонны храма стали с грохотом рушиться, а из поглотившей Гассельфратца расщелины с клокотанием ринулся поток подземных вод, быстро затопивший развалины святилища.

Луна все более и более бледнела пред светом нарождающегося дня, а Леила не открывала еще глаз. Уже несколько часов Гуша-Нишин, в страшном волнении склонившись над ней, применял все свои врачебные познания, чтобы пробудить девушку от гипноза, — и все напрасно. Казалось, юная жизнь Леилы была отозвана в ту таинственную страну, откуда нет возврата. Удрученный усталостью и скорбью, маг бессильно опустился у ложа, на котором неподвижно покоилось тело молодой девушки.

— Горе мне! — глухо стонал он. — Неужели, о Митра, душа ее отлетела навеки, и я, несчастный, причина этого?.. Леила, Леила!.. Последний нежный отпрыск священного рода! Неужели ты погибла из-за меня?!

Энергия, поддерживавшая старого мобеда в течение последних дней, как бы чудом не дававшая ему чувствовать ни голода, ни жажды, ни усталости, — эта нечеловеческая энергия вдруг оставила его, и старик упал духом. Отчаяние охватило его сердце, он как будто сразу постарел на несколько лет. Тяжелые мысли, одна другой печальнее, проносились в его голове.

Измученный, разбитый волнением, он не замечал, что глаза Леилы уже с минуту как открылись. Сначала еще без сознания молодая девушка осматривалась тусклым взглядом, потом постепенно она пришла в себя, приподнялась на локте и чуть слышно прошептала:

— Отец мой!..

Старик быстро обернулся.

— Леила, дочь моя, ты возвращена мне! О, стократ да будет благословен Митра! — радостно воскликнул он и, может быть, впервые в своей жизни дал волю счастливым слезам, с нежностью отца обнимая молодую девушку.

Еще не вполне оправившаяся от гипноза, Леила снова закрыла глаза. Но вдруг она широко открыла их, и на лице ее отразился ужас.

— Как я здесь очутилась? — спросила она. — Где Катрин и ее брат?

Гуша-Нишин не отвечал.

— Где они? — повторила Леила.

— В подземелье, — твердо сказал маг.

— О, Боже! — с ужасом вскричала Леила. — Не ослышалась ли я?!

И, схватившись обеими руками за голову, бедная девушка силилась собрать ускользавшие от нее мысли.

— Я спала, не правда ли, отец мой?.. Спала долго… — говорила она, смотря на старика помутившимся взором. — И другие также… Да, да, я теперь припоминаю!.. Мы упали один за другим… Ах, отец мой! — отчаянно зарыдала она. — И ты мог обречь их на страшную смерть, их, доверившихся нам!

— Дочь моя, — сказал старый жрец, — так было нужно. Не думаешь ли ты, что мне самому это ничего не стоило? Разве ты видала когда-нибудь прежде, чтобы дед твой обманул оказанное ему доверие?.. Но здесь высшие соображения заглушают во мне голос справедливости и человеколюбия… Я должен совершить жертву, которой требует Митра.

Леила продолжала рыдать, в отчаянии ломая руки.

— Пусть будет проклят тот, кто требует таких жертв! Пустой истукан, дух зла!.. — говорила она вся в слезах.

— Леила, не богохульствуй!

— Где же твои наставления, Гуша-Нишин? — продолжала девушка, не слушая. — К чему учил ты меня распознавать дерево по его плодам?.. Но не думай, — прибавила она, вскакивая, — не думай, что я допущу совершиться такому злодеянию! Раз уже сумела я найти дорогу в святилище, найду ее и теперь, лишь бы мне не опоздать.

— Леила, — сказал маг дрогнувшим голосом, — сердце мое разрывается при виде твоего горя! Но не от меня все это зависит, брось же нечестивые слова и безумные планы!.. До сих пор ты была послушна. Я запрещаю тебе возвращаться в святилище!

— Отец мой, — печально, но твердо сказала Леила. — Ты поступился справедливостью ради интересов религии, а я пожертвую послушанием ради справедливости.

— На что же ты надеешься? — спросил жрец тем же расстроенным голосом.

— Найти их, вернуть к жизни и вывести на свет!

— Без врачебной помощи они не могут прийти в себя, а помощи этой ты им не можешь оказать.

— Тогда я умру вместе с ними! Прощай, отец мой! — добавила она, укутываясь в плащ.

— Итак, я остаюсь один, — слабо простонал старик, — один с моими горькими думами, один на краю могилы!..

— О, нет, нет! — быстро подбегая и горячо обнимая его, воскликнула девушка. — Пусти меня туда, куда я должна идти, а потом я вернусь к тебе и обещаю быть по-прежнему послушной дочерью!

— Один! — не слушая ее, горько продолжал Гуша-Нишин, — один должен поддерживать священный огонь!..

Но вдруг голос его прервался, ужас и отчаяние исказили его лицо.

— Силы небесные! — воскликнул он раздирающим Душу голосом, — очаг погас!

Да, это была правда. Оставшись с уходом Леилы без присмотра, священное пламя, с такой заботой поддерживаемое в течение веков, погасло навсегда.

Это несчастье окончательно сломило силы мага.

— О, Митра, померкла наша слава! — простонал он и как подкошенный упал на землю.

Со стоном отчаяния Леила припала к нему, став на колени.

— Отец мой, отец мой, очнись! — молила она.

Но старый маг продолжал лежать без движения. как мертвый. Тщетно пыталась Леила поднять его, тщетно старалась согреть и оживить его безгласное тело…

В эту минуту у входа в грот послышался энергичный стук. Милосердное небо! какая-то добрая душа послана ей! О, если бы этот пришелец был одним из гебров! В руках его великий маг был бы в безопасности, а она могла бы наконец бежать освободить пленников!.. Окрыленная надеждой, Леила быстро побежала к входу, дрожащими руками подняла занавес и застыла от радостного изумления: Мориц и его сестра стояли перед ней, целые и невредимые. С радостным криком бросилась она в объятия Катрин, и обе подруги залились слезами счастья.

— Прекрасно, чудесно! — вдруг раздался за ними добродушный голос доктора Арди. — А нам ни слова приветствия! Кажется, мы стоим приветствия ханум Леилы, освободив ее друзей.

— Хаким! — воскликнула молодая девушка, вспоминая о старом маге, — само небо посылает вас! Мой? бедный дед крайне нуждается в вашей помощи.

— Что с ним? — озабоченно проговорил Арди.

— Мы нашли священный огонь погасшим, он упал тогда, и я не могла ни поднять его, ни привести в чувство…

И Леила снова залилась слезами.

— Поднять его! — проговорил доктор, входя в грот и направляясь к лежащему без признаков жизни старику. — Бедное дитя, это будет впору разве нам троим! Гм!.. Скверная вещь! — процедил он сквозь зубы, исследовав неподвижное тело. — Зажгите-ка поскорее огонь и согрейте воду: мы испробуем теплые компрессы!