Однако довольно скоро Лили почувствовала, что смертельно устала играть навязанную ей роль. Возмущение новым предательством бывших подруг сменилось в ее душе бесконечным отчаянием. С преувеличенным оживлением распрощавшись с гостями Эдит Мэйхью, гордой поступью королевы она вышла из беседки.

Стараясь ступать как можно более осторожно, словно опасаясь внезапно упасть, Лили прошла мимо ряда дверей фешенебельных гостиных и добралась наконец до выхода. Девушка не стала ждать, пока грум остановит для нее кеб, а выбралась на улицу и медленно побрела по ней, ничего не замечая вокруг. Она прошла целый квартал, прежде чем спохватилась, что не сможет преодолеть немалое расстояние до Блэкмор-Хауса пешком. Как раз в этот момент мимо проезжал кеб. Лили бросилась к нему и чуть не до смерти напугала возницу, бешено заколотив по обшивке экипажа кулаком. Тот соскочил со своего места, поглубже натянул шляпу, а затем помог ей сесть.

Через несколько минут они уже мчались по Пятой авеню. Вжавшись в пожухлую кожу продавленного сиденья, Лили откинулась назад. Когда они добрались до Пятьдесят девятой улицы, девушка поняла, что просто не может сейчас вернуться домой, и попросила возницу повернуть на север. Ей хотелось ехать и ехать, лишь бы дорога не кончалась. Она мечтала каким-нибудь волшебным образом вновь оказаться в Территауне, ведь одиночество в пустом доме выдержать куда легче, чем то, что произошло с ней сегодня.

Ей хотелось оказаться как можно дальше от Манхэттена. От места, где ее ненавидят все: и бывшие подруги, и Роберт с Пенелопой, и даже Морган. К горлу подступил горький ком, в глазах закипели слезы.

«Почему меня так это волнует?»– с гневом подумала Лили. И почему после всех этих лет она все-таки позволила себе надеяться?

Слева проплыл Центральный парк, но девушка даже не повернула головы. Ей хотелось вырваться из тюрьмы Манхэттена. Хотелось дышать. И забыть о том, во что превратилась ее жизнь. Жизнь, которую она ненавидела!

Ее жизнь стала пародией на нормальное существование. И она сама виновата в этом. В конечном счете Морган почти угадал: ее судьбу определил человек. Этот человек сумел навеки погубить ее репутацию. А теперь, после чая в доме Мэйхью, где она держалась так вызывающе, нечего и надеяться на возвращение в свет.

Лили застонала. Ничто и никто не сможет ей помочь!

Несмотря на то что со времени скандала на поминальном приеме прошли годы, она так и не смогла смириться с тем, что стала отверженной. Она продолжала надеяться, что когда-нибудь сможет вернуться в Нью-Йорк и вновь войти в привычный круг. Но теперь эта хрупкая надежда разбилась вдребезги, и ее мельчайшие осколки втоптаны в грязь, как, впрочем, и несбыточные мечты о счастье.

Лили хотелось кричать и проклинать несправедливость и жестокость мира, жертвой которого она стала. Но разве это могло что-нибудь изменить? Она была Пурпурной Лили тогда, она продолжает оставаться Пурпурной Лили сейчас и будет ею всегда.

Господи, как с этим жить?

Девушка закрыла глаза и постаралась забыться, слушая скрип колес экипажа и наслаждаясь его мерным покачиванием. Лошади побежали быстрее, когда Центральный парк остался позади, – здесь было еще мало построек и мощеных дорог, хотя этот район в последнее время стал развиваться очень интенсивно. Когда Лили была девочкой, северная часть города считалась неосвоенной окраиной. Но после того как здесь все чаще стали появляться конки и проложили железную дорогу, все изменилось.

Девушку, однако, совершенно не интересовали преобразования, которые на удивление быстро изменяли облик Нью-Йорка. Она думала лишь о том, чтобы поскорее покинуть этот город и уехать домой, на север штата, где при встрече с людьми ей не надо будет выдерживать насмешливые улыбки и многозначительные взгляды.

Морган с трудом отыскал полуразвалившийся дом, в котором, как ему сказали, обитала Мери Готорн. Он вошел в здание и поднялся на второй этаж. По своему обыкновению Морган не стал заранее предупреждать женщину о визите. Занимаясь сбором информации, он предпочитал после своего неожиданного появления сначала понаблюдать за реакцией собеседника и только потом решал, какую из заранее заготовленных историй рассказать, чтобы правдоподобно объяснить, кто он такой.

Мери Готорн подошла к двери довольно быстро. Ему не пришлось стучать повторно. Она оказалась высокой женщиной со следами поразительной былой красоты. Вероятно, когда-то она пользовалась большим успехом у мужчин, но сейчас прежде всего в глаза бросался ее преклонный возраст – Мери Готорн было далеко за шестьдесят. Морган невольно задумался о том, а сколько же лет было ее брату, когда того знала Лили?

– Да? – воинственным тоном спросила старушка, приоткрыв дверь.

– Мисс Готорн?

– Да, а в чем дело?

– Мне хотелось бы поговорить с вами о вашем брате. Сквозь узкую щель приоткрытой двери Морган заметил, что в глазах женщины вспыхнуло удивление. Но его тут же сменило – и Морган готов был поклясться в этом – выражение мучительной боли. Однако ответ пожилой дамы прозвучал на удивление грубо:

– Мой брат давно умер.

– Да, мэм, мне это известно, но я все-таки надеялся, что смогу поговорить с вами о нем и… о женщине по имени Лили Блэкмор.

Стоило сестре Рейна Готорна услышать о Лили, как боль в ее глазах уступила место беспредельной горечи. С этим застывшим выражением горечи женщина, приложив заметное усилие, открыла дверь Моргану.

– Я слышала, она вернулась! – прошипела Мери Готорн обвиняющим тоном.

Морган, поколебавшись несколько мгновений, решил сказать правду:

– Так и есть.

Оставив дверь открытой, пожилая, женщина прошла в глубь крошечной комнатенки и бессильно опустилась в кожаное кресло, которое знавало лучшие времена. Затем она указала Моргану на стул напротив.

Закрыв дверь, он последовал за хозяйкой. Едва Мери Готорн начала говорить, как ему стало ясно: сегодня не придется сочинять очередную историю о том, кто он такой. Эта женщина, подумал Морган, вряд ли поинтересуется даже его именем.

– Значит, это правда? Лили Блэкмор вернулась. – Мери покачала головой. – Не могу поверить, что она на это осмелилась. – Глаза старушки сузились. – Вы, конечно, знаете, что каждое пенни из ее состояния должно было принадлежать мне!

Морган попытался не выдать своего удивления. Она утвердительно кивнула головой:

– Да, потому что именно я заботилась о Рейне после того, как наша мать покинула этот мир. А осиротели мы в детстве. Я помогала ему и тогда, когда он стал взрослым и пытался встать на ноги. И знаете, ему повезло. Как говорится, деньги идут к деньгам. Начал Рейн с малого, но он всегда очень удачно вкладывал свои средства. – Костлявые пальцы Мери вцепились в подлокотник кресла. – Если бы не я, Рейн ни за что бы не разбогател.

– Так значит, Лили достались все деньги вашего брата?

– Конечно. А кто еще, вы думаете, мог обеспечить ей безбедное существование? Неужели ее глупый и расточительный братец? Вы видели их дом? Ну и развалюха, скажу я вам! Не сомневаюсь, что и Лили не дала Клоду ни пенни. Хотя какое это теперь имеет значение? Он умер, как и мой Рейн.

Морган попытался осознать смысл услышанного. Выходит, Лили не получила решительно ничего из родительского наследства, но зато к ней перешло состояние Рейна Готорна. Кровь его закипела. В каких отношениях должна состоять женщина с мужчиной, чтобы стать его наследницей, не выходя за него замуж?

Ответ мог быть только один. Желваки Моргана затвердели. Вот он и получил подтверждение своим худшим опасениям. Лили действительно принадлежала другому мужчине.

Однако гнев в его душе уступил место несказанному удивлению, когда Мери заговорила снова:

– Я долгие годы вела хозяйство Рейна – сам он был слишком занят своей живописью. Днем и ночью я продолжала заботиться о нем: готовила его любимые блюда, стирала его одежду. Представьте себе, я даже находила для него богатых заказчиков – он писал их портреты за хорошее вознаграждение.