«Прямо в шейные позвонки! Как так получилось?» – вяло подумал я. Мы оба стояли и смотрели на тело бойца американской армии.

В коридоре послышались шаги.

Я был готов к бою, поднял пистолет на уровне глаз, часовой также сдернул с плеча автомат, снял с предохранителя, передернул затвор.

Из-за угла показался начальник особого, тьфу, отдела военной контрразведки полковник Миненко Иван Николаевич.

Он увидел нацеленное на него оружие. Поднял кисти рук, показывая, что не вооружен.

– Тихо, тихо, – посмотрел на убитого американца. – Кто его приложил?

– Я, – сказал я, опуская оружие.

– Ну и чего стоите? Затаскивай его в кабинет! А ты, боец, – быстро за шваброй и в туалет! Кровь смыть! Автомат оставь! И запомни! Ты ничего не видел. Пошел отлить. Нарушение Устава караульной службы еще не есть смертная казнь!

Втроем мы, кряхтя, затащили обмякшее тело в мой кабинет, опустили на пол.

– Опаньки! – Миненко аж присвистнул от удивления, увидев тело Данилоффа на полу. – Ни фига себе. Прямо Ледовое побоище. И этого ты тоже? – Он с видом знатока рассматривал входное отверстие на лице у покойного майора.

Повернул голову покойного майора. Покачал головой с видом знатока.

– Я, – уныло кивнул. – Одной пулей обоих. Когда тело за дверью грохнулось, думал, что своего убил.

– Понятно. – Миненко подошел к моему столу, приподнял газету. – А что пьешь один?

– Да я это… Хотел застрелиться, так вот, помешал. – Я кивнул на убитого майора.

– Стреляться-то не передумал? А то можешь не тратить свои патроны, думаю. Америкосы тебя сами расстреляют. Сэкономишь или Штатам, или Родине патрон. Нет. Не патрон. Два.

– Второй для контрольного выстрела?

– Соображаешь, полковник!

Нужно сказать, что никогда не было понятно, когда Миненко говорит серьезно, а когда шутит. Он всегда улыбался открытой, в тридцать два зуба – голливудской улыбкой. Вот и сейчас было совершенно непонятно, всерьез он или в шутку.

Был он высок, около 185 сантиметров, любитель волейбола. Гибкий, хлесткий, как плетка. Его удар никакой блок не может спасти. Всегда он пробивал. Волосы у него были несколько длиннее, чем принято у военных. Светлые. Слегка вьющиеся. Знаю точно, что многие женщины в дивизии по нему вздыхали. По их меркам – красавец.

Но пользовался он своей красотой или нет – не знаю. Знаю лишь, что он и его подчиненные знали о многих вещах в дивизии и многим кровь попортили, но его все знали, боялись и поэтому уважали.

– Ну что, Николай Владимирович, будешь сражаться или сдаваться пойдешь? Или стреляться? У тебя три пути. Богатый ты мужик, доложу я тебе! У многих один путь. У тебя целых три – выбирай! – он смотрел пытливо, при этом улыбался.

Я молчал. Думал.

Миненко тем временем нагнулся над телом майора и начал деловито шарить у него по карманам. Вытащил из кобуры здоровенный армейский «кольт», положил его на стол, затем вытащил документы, бегло их глянул. Вынул портмоне, вытащил оттуда доллары и наши рубли, все это переложил в карман своей куртки, а все документы выложил на стол.

Мне стало противно.

– Ты ему еще в рот загляни!

– Золотые коронки? Нет, вряд ли. Это только мы носим. Они фарфор на фиксах таскают. Да у тебя все равно нет пассатижей, чтобы выдрать.

И опять было непонятно, всерьез или в шутку он говорит. Что за человек такой!

Миненко деловито снял у трупа часы, потом засунул их в карман своих брюк.

– Штык-ножом коронки выломаешь, – хмуро парировал я.

– Так думай, думай, полковник. – Миненко перешел к трупу солдата. – Принимай решение. Три пути. Три судьбы.

– Тебе-то что? Побежишь выслуживаться перед новыми хозяевами?

– Да нет, Николай Владимирович! Сегодня они от тебя требуют отдать коды запуска, а завтра от меня потребуют, чтобы я отдал им всю свою агентуру да те оперативные разработки, где я работал против них. Вот я и думаю, одному в бега податься или с тобой? Думай, полковник, думай. Времени у тебя осталось… – Миненко, хотя у него собственные часы на руке были, повернул руку мертвого пехотинца, посмотрел на его часы, потом стал снимать и их. – Не больше пятнадцати минут.

Я закурил.

– Ты коды-то и маршруты спрятал?

– Ну.

– Надежно?

– Хрен кто догадается.

– На территории части?

– А тебя это волнует? С какой целью интересуешься?

– Вот и правильно. Им ничего не стоит перевернуть все и вся в части и нарыть эти коды. А за забором – сложно. Молодец, полковник, соображаешь. Только прежде чем сказать, имей в виду, что при переходе на нелегальное положение необходимо иметь: деньги, документы, квартиру. Это на первое время. На работу ты не устроишься, поэтому придется либо воровать, либо клянчить милостыню. Можно, конечно, поторговаться и продать коды и маршруты.

– Ты пойдешь со мной? – Я хмуро смотрел на пистолет американского офицера. Из такого полбашки снесет, а не дырочка маленькая между глаз. Зато наверняка.

– Пойду. – Миненко рассматривал какие-то предметы, что вытащил из карманов пехотинца.

– Ну, тогда пойдем. – Я принял решение. – Эй, часовой!

– Я, товарищ полковник! – На пороге стоял солдат со шваброй, за спиной висел автомат.

– Значит, так, сынок, передай, что я отменил здесь пост. Спросят – расскажи, что видел. Не спросят – молчи. Ты понял?

– Так точно. Вопрос разрешите, товарищ полковник.

– Спрашивай.

– А вы куда? Под трибунал?

– Не под трибунал. А тебе это зачем?

– Если воевать – меня возьмите. – В глазах этого молодого парня светилась смесь отчаяния и тревоги.

– Я и сам не знаю куда, – махнул я рукой. А действительно, куда? – Иди.

– Есть. – Солдат приложил руку, четко развернулся и вышел, прикрыв дверь.

– Постой, солдат! – Миненко остановил часового.

Часовой остановился.

– Передай начальнику караула, чтобы наши люди первыми в кабинет этот не входили. Фашистам надо – пусть первыми лезут. Понял?

– Так точно, товарищ полковник.

– Вот и хорошо. Ступай, солдат, – не по-военному отпустил он часового. – Тебя как зовут-то?

– Рядовой Сопелев.

– А имя?

– Иван Николаевич.

– Значит, тезка. – Миненко внимательно посмотрел на солдата, словно что-то просчитывал в уме. – Иди, рядовой Сопелев Иван Николаевич, иди.

– Есть! – Солдат вышел.

Миненко повернулся ко мне.

– Жалко солдата, могут порвать на части.

– Может, с собой взять?

– С собой, а куда?

– Слышь, Иван Николаевич, а действительно, куда?

– Куда угодно, только не домой и не к знакомым. В принципе, есть несколько мест. Можно и по бабам малознакомым. Ты давай собирайся, я пока машину свою подгоню служебную да тоже соберусь. Сбор через десять минут у выхода штаба. Понял?

– Все понял, давай.

– Дурить – стреляться не будешь?

– Нет, мы еще повоюем. Прорвемся!

– И это правильно!

Миненко забрал все документы и вещи, что взял у мертвых американцев. Подхватил винтовку, пистолет, боеприпасы. На выходе обернулся.

– У тебя гранаты есть?

– Гранаты? – не понял я.

– Ну да. Обычные ручные гранаты. Можно РГД, Но лучше Ф-1.

– Есть. Как оккупация началась, комдив приказал выдать, у меня вон, пол-ящика, наверное. Так, на всякий случай. Вот и случай пришел.

– Заминируй вход, растяжку поставь. Сумеешь?

– Угу. – Я мотнул головой.

Миненко вышел.

Я налил полстакана водки, выпил, залез в сейф. Так, а что же брать-то?

В сейфе были секретные документы – приказы, инструкции. Но они вряд ли теперь содержали секреты, коль враг уже в Генеральном штабе Министерства обороны.

Так, фляжка со спиртом, бушлат, фонарь, карта в полевой сумке, компас, все сигареты, что были в кабинете. Ну, я готов.

Нет, не готов. Позвонил домой.

– Алло, – сказала жена.

– Фая, ты это… Не волнуйся. Я в командировку уеду. Не теряй меня. Я вас очень люблю. И по возможности уезжай из квартиры.