Без единого слова или взгляда мужчина встал возле них и приподнял белую ткань.

Пернилле приблизилась, едва передвигая ноги, ее глаза расширились.

Женщина-полицейский ни на миг не отводила от нее взгляда, фиксировала каждый жест, каждый вдох, каждое движение.

Бирк-Ларсен стянул с головы черную шапку, смутившись, что забыл сделать это раньше. Посмотрел на бескровное израненное лицо на столе, на грязные волосы, на безжизненно-серые глаза.

В его памяти возникли картины, звуки, прикосновения, слова. Крик младенца, напрасная ссора, жаркий день на пляже, прогулка на санках морозным зимним утром. Маленькая Нанна в коробе ярко-красного велосипеда «Христиания» с логотипом «Перевозки Бирк-Ларсена» на боку, который починил и покрасил Вагн Скербек. Вот Нанна постарше, лет шестнадцати, вновь забирается в короб велосипеда и смеется над тем, как ей стало там тесно.

Далекие мгновения, которые никогда не повторятся, невысказанные обещания, которые никогда не исполнятся. Все эти мелочи, которые когда-то казались такими будничными и неприметными, теперь кричали: «Смотри! Ты никогда не замечал. И вот теперь меня нет».

Теперь меня нет.

Пернилле повернулась, пошла обратно в приемный покой – походкой старухи, сломленной и больной.

– Это Нанна? – спросила женщина-коп.

Он уставился на нее. Глупый вопрос, а она не казалась глупой.

«Нет, – хотел сказать Бирк-Ларсен, – это была Нанна».

Вместо этого он только молча кивнул.

Потом они вчетвером сидели за столом, лицом к лицу. Выясняли факты.

Бирк-Ларсен, его жена и двое их сыновей уехали на побережье в пятницу, вернулись в воскресенье вечером. Предполагалось, что Нанна проведет это время у подруги.

– В каком она была настроении? – спросила Лунд.

– Довольная, – сказал Бирк-Ларсен. – Она была в костюме.

– Каком?

– Ведьмы.

Мать сидела рядом с ними и не слушала, уйдя в себя. Потом вдруг посмотрела на Лунд и спросила:

– Что произошло?

Лунд промолчала. Майер тоже.

– Кто-нибудь скажет мне, что произошло?

В холодной пустой комнате ее пронзительный голос бился между голых белых стен.

Майер прикурил сигарету.

– Машину столкнули в воду, – сказал он.

– Она интересовалась политикой? – спросила Лунд.

Бирк-Ларсен потряс головой.

– А кто-нибудь из ее знакомых?

– Нет.

– Может, какие-то знакомые в мэрии? – предположил Майер.

Когда ответа не последовало, он нахмурился, встал и отошел в сторону, чтобы позвонить.

– У нее был парень?

– В последнее время никого.

– Как она умерла? – спросила Пернилле.

– Мы пока не знаем.

– Она страдала?

Лунд, помедлив, сказала:

– Мы не уверены в том, что именно случилось. Мы пытаемся понять. Так вы не разговаривали с ней после пятницы? Она не звонила? Ничего не припоминаете? Что-нибудь необычное?

Сощуренные глаза, горькая складка в углах губ, сарказм в голосе Бирк-Ларсена.

– Необычное?

– Ну да, это может быть что угодно, какая-нибудь мелочь.

– Я рассердилась на нее, – сказала Пернилле. – Это считается необычным? Она слишком шумела, носилась с братьями по дому. Я прикрикнула, чтобы она успокоилась. – Она следила за реакцией Лунд. – Я занималась счетами, была занята… – Бирк-Ларсен обхватил ее могучей рукой за плечи. – А она просто хотела поиграть с ними. Просто…

Снова слезы. Пернилле содрогалась в объятиях мужа.

– Просто что?

– Просто хотела поиграть.

– Мы договоримся, чтобы вас отвезли домой, – сказала Лунд. – Нам нужно опечатать комнату Нанны. Очень важно, чтобы туда никто не входил.

Лунд и Майер проводили Бирк-Ларсенов к выходу, где их ждали сотрудники полиции и машина.

– Если вспомните что-нибудь… – произнесла Лунд и дала Бирк-Ларсену свою визитку.

Тот посмотрел на карточку и спросил:

– Что вы уже знаете?

– Слишком рано говорить о чем-то наверняка.

– Но вы найдете его?

– Мы сделаем все возможное.

Бирк-Ларсен не сдвинулся с места. На его лице обозначились резкие складки. Он медленно, со значением повторил:

– Вы найдете его?

– Да, – отчеканил Майер. – Найдем.

Отец Нанны задержал на нем тяжелый взгляд, мрачно кивнул, потом сел в машину.

Лунд проводила их взглядом:

– Они только что потеряли дочь. Как можно на них кричать?

– Я не кричал.

– Прозвучало именно так.

– Кричат вот так! – проорал Майер – так громко, что в одну из дверей сунул голову встревоженный патологоанатом. Уже более спокойным тоном Майер добавил: – Я не кричал. – Пытливо глядя ей прямо в глаза, произнес: – Он ненавидит нас, Лунд. Вы и сами заметили.

– Мы полицейские. Нас многие ненавидят.

– Нашел же время это показывать.

Половина третьего утра. Хартманн был там, когда они добрались до ратуши. Риэ Скоугор, энергичная интересная женщина, которую они видели в гимназии, расположилась слева от него. Нескладный и импульсивный руководитель предвыборного штаба Мортен Вебер сидел с другой стороны.

– Спасибо, что пришли, – сказала Лунд.

– Мы не приходили, – ответил Хартманн, – просто дождались вас. Скоро выборы. Мы работаем допоздна. Вы нашли девушку?

– Да. – Майер не отрывал взгляда от политика в синей рубашке и темно-синих брюках. – Она была в одной из ваших машин.

Лунд выписала на лист бумаги регистрационный номер машины, положила лист на середину стола.

– Мы хотим знать, кто пользовался ею последним.

Хартманн замер в своем кожаном кресле:

– Это наша машина?

Майер подтолкнул листок к нему поближе:

– Именно так мы и сказали. Можно теперь приступить к делу?

– Я проверю, – сказал Вебер, – но на это уйдет время.

– Почему? – поинтересовался Майер.

– Мы арендуем много машин, – ответил Вебер. – И пользуется ими тридцать человек. Сейчас глубокая ночь. Конечно, кое-кто из наших сотрудников работает и в такое время. Позвольте мне сделать несколько звонков.

Он встал из-за стола и отошел с телефоном в угол.

– Зачем вам столько машин? – спросила Лунд.

– Для нужд предвыборной кампании, – проговорила Скоугор. – Развозить наглядную агитацию, материалы к встречам, плакаты…

– Когда вы посылали машину доставить эти материалы во Фредериксхольмскую гимназию?

– Думаю, в пятницу…

Майер резко дернулся, уперся руками в стол, нагнулся к самому лицу Скоугор и отчеканил:

– Нам ваши догадки ни к чему! Девушка мертва. Мы должны знать…

– Мы ничего не таим, – перебил его Хартманн. – Мы хотим помочь. Но в три часа ночи нам не получить ответы моментально.

– Нанна Бирк-Ларсен была задействована в вашей агитационной работе? – спросила Лунд.

– Нет, – моментально выпалила Скоугор. – Ее нет ни в одном списке.

– Как быстро вы это узнали, – заметил Майер.

– Вы же хотели побыстрее.

Вернулся Вебер:

– Секретарь предвыборного штаба сейчас в Осло.

– К черту Осло! – вскричал Майер. – Речь идет об убийстве. Нам нужны ответы.

Вебер сел, приподнял бровь в ответ на выпад Майера, посмотрел на Лунд. «Прощупывает иерархию, – отметила она про себя. – Не глуп».

– Да, и поэтому я поговорил с охраной. Ключи забирала Рикке Нильсен в пятницу.

– Кто она такая? – спросила Лунд.

– Рикке возглавляет нашу команду волонтеров, – пожал плечами Вебер. – Каждый, кто хочет, может поучаствовать в кампании. Мы рады любой помощи, когда своих сил недостаточно.

Он кинул взгляд на Майера, который мерил комнату шагами: руки в карманах брюк, нахохленный, похожий на забияку-петуха.

– Вы дозвонились до нее? – спросил он.

– Нет. Должно быть, она организует развозку плакатов.

Майер с сарказмом кивнул:

– Должно быть?

– Да, как я уже сказал. Контроль за тридцатью водителями – большая работа.

– Хватит! – Майер снова подскочил к столу. – Убита девушка, а вы сидите здесь, как будто вас это не касается.