Перевернувшись на бок, девушка застонала. Каждое движение причиняло ей боль. Поморщившись, она все-таки улыбнулась. Господи, она и забыла, что лежит совершенно голая. Какой позор! Но до чего же это приятно – ощущать собственную наготу. Девушка широко и радостно улыбнулась. Теперь, после всего, что произошло этой ночью, ее жизнь должна стать совершенно другой.

– Митc Шарет! Митc Шарет!

Шарлотта часто заморгала и недоуменно уставилась на горничную. Эта девушка совсем недавно начала работать в их доме. Она ужасно говорила по-английски, но после четырнадцати лет жизни в Шанхае Шарлотта научилась понимать ломаный английский.

– Доброе утро, Мей Су, – сказала она. Кажется, именно так звали девушку. В Китае так много женских имен, начинающихся на «Мей», что немудрено было и перепутать. – Что…

– Пойжалуй, митс Шарет. Тва малчи.

Тва малчи? Это, наверное, означает "твой мальчик".

– Уильям? – спросила она.

– Эйе, эйе, эйе, – запинаясь, произнесла горничная и схватила Шарлотту за руку, пытаясь стащить ее с кровати. И тут девушка вспомнила о своей разрезанной на куски ночной сорочке. Она не может встать с кровати, представ перед горничной в обнаженном виде. Никто не должен видеть ее наготу. Но если Уильям действительно в беде…

Шарлотта прислушалась. Ее комната находилась рядом с детской, поэтому она слышала любой шум, доносившийся оттуда. Но сейчас там было совсем тихо. Интересно, что означает эта тишина? Честно говоря, Уильяму было свойственно создавать шум и беспорядок везде, где бы он ни появлялся. И молоденькие неопытные горничные всегда попадались на эту удочку и поднимали тревогу. Но…

– Пойди и найди Кен Джина, – резко приказала она. – Я приду прямо туда.

– Эйе, нет! – запричитала горничная, совершенно потеряв рассудок. – Тва малчи…

Шарлотта в отчаянии оперлась на локоть. Черт бы побрал эту ее наготу!

– Подай мой халат и расскажи, что произошло, – сказала она на шанхайском диалекте, надеясь отвлечь девушку. И у нее это получилось. Девушка бросилась за ее домашним халатом, а Шарлотта тем временем выпрыгнула из кровати и швырнула свою разрезанную сорочку в камин. Мей Су подлетела к ней с халатом в руках и наконец ответила на все ее вопросы.

– Мальчик, – учащенно дыша, произнесла она на своем родном языке, – не двигается. Его мать только плачет и молится. Мы незнаем…

– Иди за Кен Джином. Он разбирается в медицине, – приказала Шарлотта. Почему она решила, что он поможет в этой ситуации? Наверное, потому, что вчера она видела, как он втыкал в свое тело иголки, чтобы излечить себя от какого-то недуга, а ночью своими умелыми действиями вызвал у нее целую бурю восхитительных ощущений. А самое главное – Кен Джин был единственным в их доме человеком, который в трудные моменты всегда сохранял хладнокровие и рассудительность. В такие минуты она посылала за ним. С тех пор как молодой человек начал работать у ее отца первым помощником, он стал для нее надежной опорой во всем. Но Мей Су, качая головой, кричала все громче и громче.

– Нет дома! Ушел рано утром!

Шарлотта продолжала одеваться. Натягивая на себя домашнее платье без корсета, она почувствовала, что у нее внутри все похолодело.

– Куда он ушел? – спросила она таким спокойным и бесстрастным голосом, как будто бы ей действительно было абсолютно все равно.

– Никто не знает, – ответила девушка. – Мисс, тва мальчик, пожалуйста…

Шарлотта направилась к двери, но остановилась и, подойдя к камину, взяла коробку спичек. Она бросила ее горничной.

– Мей Су, пожалуйста, сожги мою ночную сорочку. Она мне так надоела, что, кажется, я разорвала ее ночью, – сказала она и выскочила в коридор.

Как только Шарлотта вошла в комнату Уильяма, она мгновенно поняла, что произошло. Окинув взглядом представшую перед ней картину, девушка тут же решила, что во всем виновата только она. Ее брат лежал на холодном полу, свернувшись калачиком. На его левой ноге красовался синяк, а костяшки пальцев были разбиты в кровь. На теле подростка, вероятно, были и другие повреждения: когда Уильям закатывал истерику, он полностью терял над собой контроль. По всей комнате была разбросана изорванная одежда. Каким-то чудом на одной ноге остался ботинок. Скорее всего, когда начался припадок, брат был полностью одет.

Сейчас Уильям неподвижно лежал на полу. По привычке Шарлотта в первую очередь проверила, жив ли он. Мальчик дышал и, похоже, ничего себе не сломал. Не заметила она и кровоподтеков. Наверное, он просто очень замерз. Она схватила любимое синее одеяло Уильяма и накрыла его.

Затем она повернулась к матери. Та стояла на коленях возле шкафа и молилась, сжимая в руках четки. Методично перебирая их, женщина шевелила губами, что-то беззвучно шепча себе под нос. Шарлотта знала, что мать не будет ни с кем разговаривать, пока не закончит молиться, и решила пока привести в порядок детскую. Возле нее в ожидании дальнейших приказаний топталась няня. Она стояла в тени, и девушка сначала даже не заметила ее. Няне уже не раз приходилось наблюдать истерические приступы Уильяма, и она знала, что нужно делать. К приходу Шарлотты женщина успела почти все убрать, и поэтому девушке оставалось только сложить вещи брата, а затем сесть в одно-единственное кресло, находившееся в комнате и ждать, когда мать закончит молиться. Шарлотта опустилась в большое новомодное кресло с подушками, которое было при кручено к полу, и отметила про себя, что мать, к сожалению, перебрала только половину бусин на четках, а это, соответственно, означало, что она прочитала только половину всех своих молитв. Понимая, что ей предстояло еще долго ждать, девушка огляделась по сторонам. Солнце светило уже достаточно ярко. По-видимому, утро было в самом разгаре. Уильям наверняка проснулся в свое обычное время, а ее, к несчастью, в этот момент не оказалось рядом. И поскольку, кроме нее, никто не мог справиться с его буйным темпераментом, он решил закатить истерику. Для Уильяма никогда не было важно, по какому поводу он хотел покапризничать. Причин для этого ему всегда хватало. Один раз он вышел из себя только потому, что в комнате были задернуты шторы. А однажды мальчишка разбушевался из-за того, что ему не понравился цвет одеяла, – оно было ярко-голубое. После этого мать целый месяц муштровала всех слуг в доме, доводя их просто до безумия. Она постоянно заставляла их вовремя открывать шторы, проверять, чтобы цвет белья соответствовал вкусам Уильяма, и стараться во всем угождать избалованному отпрыску Виксов. Даже стены в его комнате перекрасили именно в тот цвет, который ему нравился.

Однако Уильям был достаточно изобретателен и постоянно находил все новые и новые причины для того, чтобы устроить очередную истерику. В конце концов Шарлотта решила положить конец причудам, которые порядком всем надоели. По ее приказанию стены в комнате покрасили в бледно-голубой цвет, вынесли ковер, оставив деревянный пол абсолютно голым. Кроме того, из комнаты убрали всю мебель, включая книжные полки и оконные карнизы со шторами. Спальня Уильяма стала практически пустой, если не считать матраса, который теперь лежал прямо на полу, и постельного белья. Даже одежду Уильяма хранили в отдельной комнате.

К удивлению всех, истерические припадки Уильяма стали случаться реже.

После этого Шарлотта распорядилась, чтобы в комнату постепенно вернули мебель. Первым внесли кресло, предусмотрительно прикрутив его к полу, чтобы в один прекрасный день, когда мальчик подрастет и станет достаточно сильным, он не смог выбросить его из окна. Потом поставили книжный шкаф, ножки которого тоже привинтили к полу. В этом шкафу находились три мягкие игрушки и две книги. И еще в комнате было с полудюжины одеял различных цветов.

Как раз сейчас няня убирала одеяла с пола. Она уже поста? вила на место книги и игрушки. Сегодня с Уильямом случился сильный припадок и он даже потерял сознание. Теперь из его комнаты опять придется вынести все вещи. Пройдет не меньше недели, прежде чем он снова начнет спокойно реагировать на что-нибудь, кроме деревянного пола и своего одеяла. Шарлотта молилась о том, чтобы из комнаты не пришлось выносить его кровать. То, что ее брату приходилось спать на полу, не способствовало улучшению его здоровья. Но это было все-таки лучше, чем переживать бесконечные приступы.