Вкусив от щедрот кардинала, Жанна принимается усердно разрабатывать эту золотую жилу. У нее созревает план. Для пущей убедительности надо продемонстрировать доказательство королевской милости, например письма.
В игру включается так называемый секретарь графини де Ламотт, некий Рето де Вильет. Мастер на подделки, Рето изготавливает письма королевы к ее подруге Жанне. Но этого мало, вошедшая во вкус мошенница предлагает кардиналу самому написать королеве, а она, мол, берется передать послание. Словно загипнотизированный, Роган соглашается, сочиняет текст и вручает его своей наперснице. Через несколько дней в руках у него собственноручный ответ королевы, а у Жанны солидный куш, полученный «за услуги».
В своем ответе королева пока отказывает в аудиенции нетерпеливому кардиналу и, естественно, просит держать их переписку в тайне. Как только позволят обстоятельства, его известят. Галантный священнослужитель садится за стол и пишет ответ, а услужливая Жанна вновь исполняет роль посредницы. Так возникает переписка — хитроумная игра, которая позволяет ловкой пройдохе извлекать из кармана кардинала луидоры.
Аппетит приходит во время еды. Эту банальную истину Жанна де Ламотт подтверждает следующим своим шагом. Ей становится известно, что Мария-Антуанетта мечтает купить бриллиантовое ожерелье — красивую вещь, столь же великолепную, сколь и дорогую — стоимостью миллион шестьсот тысяч ливров. Цифра огромная!
Изготовлено это чудо-ожерелье было более десяти лет назад и составлено из 629 великолепных бриллиантов. Ювелиры Бемер и Бассанж вложили в это ожерелье все свои деньги, даже влезли в долги, закупив камни в кредит.
Итак, Жанна де Ламотт узнает, что существует бриллиантовое ожерелье, которое ювелиры не могут никак сбыть. В ее голове рождается замысел дерзкой аферы. Почему бы не заставить этого глупца кардинала тайно приобрести драгоценность для королевы? Не откладывая замысел в долгий ящик, Жанна начинает действовать. Она доверительно сообщает кардиналу, что королева желает втайне от супруга приобрести ожерелье, но ей нужен посредник. Как она и рассчитывает, тот с готовностью соглашается.
Утром следующего дня ювелир доставляет ожерелье кардиналу, а вечером тот передает его Жанне в собственные руки, чтобы она вручила желанную драгоценность королеве.
Что предприняла главная виновница всей этой аферы? Она вырабатывает план, каким образом сбыть товар. Наиболее крупным бриллиантам предстоит путешествие в Лондон, где их продадут ювелирам на Нью-Бонд-стрит и Пикадилли. Пытается она сбыть бриллианты и в Париже. Через доверенных лиц ей удается продать бриллиантов на огромные суммы.
Тем временем неотвратимо приближается срок, когда ювелиры потребуют свои деньги. Жанна предпочитает нанести удар первой. С наглостью она заявляет ювелирам, что их надули. Тем не менее деньги им выплатит лично кардинал.
Таким образом, Жанна рассчитывает отвести удар от себя и надеется, что ошеломленные ювелиры бросятся к Рогану. Узнав правду, тот из страха стать всеобщим посмешищем будет молчать и предпочтет выложить миллион шестьсот тысяч. Но вопреки этим вполне логичным рассуждениям ювелиры кидаются в другую сторону — к королеве. Она для них более платежеспособный должник, и, кроме того, как они думают, ожерелье — драгоценный залог — находится у нее.
В ответ на их причитания о каком-то ожерелье, о каких-то деньгах, которые она якобы должна, Мария-Антуанетта отказывается понимать двух этих ювелиров.
История, которую рассказывают они, кажется ей если не фантастической, то по крайней мере странной. Никакой графини де Ламотт, а тем более подруги с таким именем она не знает. Что касается кардинала Рогана, то поручений ему не давала.
На другой день по велению короля кардинал был арестован у себя во дворце. Началось дознание. Мадам де Ламотт заключили в Бастилию. За решеткой оказался и граф Калиостро. Он жил в доме кардинала, имел на него огромное влияние и пользовался безграничным доверием, ловко извлекая из карманов хозяина звонкую монету. В этом смысле он был достойным соперником авантюристки в юбке.
Уверовав в сверхъестественные возможности графа-чародея, кардинал уповал на его волшебное искусство и надеялся, что тот с помощью магии и заклинаний поможет ему вернуть расположение королевы. Разумеется, тот не возражает. Он убеждает Рогана, что королева переменила к нему отношение на более благосклонное.
Видимо, «маг и волшебник» не разгадал подлинных намерений Жанны де Ламотт. Более того, ведя свою игру и убеждая кардинала в симпатии к нему королевы, он невольно содействовал планам авантюристки. Она оказалась ловчее. И во время следствия обвинила Калиостро в том, что он является главным организатором похищения ожерелья. Именно он осуществил аферу чужими руками, присвоив себе самые крупные бриллианты. Другие, более мелкие, переправил в Лондон. Что касается ее, Жанны, то она стала всего лишь исполнительницей воли кардинала, вовлеченного в обман «подлым алхимиком».
Еще во время следствия, а потом на суде словно приоткрылся ящик Пандоры, из которого разлетались сенсации одна чище другой. На улицах распевали:
Наш красавчик кардинал за решетку вдруг попал.
Ну, смекни-ка, почему угодил дружок в тюрьму?
Потому что правит нами не закон — мешок с деньгами.
Ситуация, что и говорить, складывалась незавидная. Защищаясь, Жанна ловко пользовалась тем, что не было вещественных доказательств, улик. Бриллианты уплыли в Лондон. Это было на руку Жанне, она продолжала цинично опровергать изобличающие факты, измышляя свою версию преступления.
На вопрос, откуда у нее оказалось сразу так много денег, отвечала, что это должно быть лучше известно кардиналу, ведь она была его любовницей и он ее содержал. Одному свидетелю, показавшему против нее, заявила, что с его стороны нахальство выдвигать против нее обвинения, после того как он хотел ее изнасиловать. Другого, священнослужителя, обвинила в том, что он распутный монах, поставлявший молодых девушек ее мужу, к тому же кравший вещи из ее ящиков. В Калиостро она швырнула бронзовый подсвечник после того, как он назвал ее «дьявольской проституткой», и, громко хохоча, напомнила ему, как он любезничал со «своим голубком» и приставал к ней с прочими воркованиями. Но ничто ей не помогло.
Следует сказать, что процесс являл собою красочное зрелище. Месмер лично в этом убедился. Ему удалось благодаря связям в высших кругах проникнуть в зал заседаний суда и стать свидетелем того, что там происходило. На скамье подсудимых сидел кардинал в длинной шелковой рясе фиолетового цвета — знак траура; на седеющих волосах красная кардинальская шапочка; красные чулки, туфли на красных каблуках, короткая накидка такого же, как и ряса, фиолетового цвета, только из драпа на красной подкладке; голубой муаровый пояс и крест на золотой цепи.
Перед Роганом за пюпитрами целый отряд его защитников — его «совет» из шести человек, цвет парижской адвокатуры во главе с мэтром Тарже, членом Французской академии, вторым адвокатом, кто был удостоен этой чести после Патру, избранного за полтора века до этого. Его колоритная, массивная фигура привлекала всеобщее внимание, но еще больше — необычайное красноречие, которое он блестяще продемонстрировал в своей «Объяснительной записке» для кардинала. Несмотря на то что сочинение это распространялось бесплатно, ловкие спекулянты продавали его по довольно дорогой цене.
Мадам де Ламотт защищал пожилой юрист Дуало, которому его подзащитная ухитрилась вскружить голову. Этот всеми уважаемый седой человек, словно околдованный демоницей, положил свою репутацию на крылья любви.
Его «Объяснительные записки» имели бешеный успех. Газеты писали, что дверь его дома на улице Масон постоянно осаждает толпа, так как несколько тысяч экземпляров его сочинения не хватило, чтобы удовлетворить спрос. Дошло даже до беспорядков, и около дома пришлось выставить охрану из солдат.
Не меньший успех выпал и на долю Калиостро. Его записка, написанная им самим по-итальянски, которой молодой адвокат Тилорье придал живую и пикантную форму, потешила весь город. «О, как бы это сочинение было прекрасно, если бы только в нем все соответствовало истине», — писала газета «Корреспонданс литтерэр». В этой записке Калиостро рассказывает самые невероятные истории о своем рождении, о той волшебной науке, которую он постиг, о чудодейственных исцелениях, которые творит, не преминув вспомнить и целителя Месмера, как бы в подтверждение, что не он один творит чудеса. Распространялся о странствиях, якобы совершенных по Европе и Африке. Защищаясь, он напоминал, что мадам де Ламотт называла его эмпириком, низким алхимиком, мечтателем, колдующим над философским камнем, лжепророком, и отвечает ей: