Однако победу одержал сепаратизм. Со времен Ездры евреи отличались от окружающих людей и сознательно культивировали это различие. Результатом стал рост религиозной нетерпимости, которая до того редко встречалась в мире. Конечно, евреи не могли сделать эту нетерпимость действенной, поскольку их было мало. Однако эту идею унаследовали христианство и ислам, и с тех пор религиозная нетерпимость превратилась в мировую трагедию, в которой евреи оказались среди тех, кто страдал больше и дольше всех.

Даже возрождение веры при Ездре не могло длиться долго, не имея источника для подпитки национального самоуважения. Необходимый минимум в этом плане обеспечивал Неемия. Он был евреем, служившим виночерпием у персидского царя Артаксеркса, унаследовавшего персидский трон в 464 г. до н. э.

Неемия оставил столь высокую и спокойную должность, чтобы посетить униженных евреев Иудеи. Воспользовавшись своим влиянием на Артаксеркса, он выпросил у того разрешение на укрепление Иерусалима для защиты от окружающих его врагов. Неемия прибыл в Иудею примерно в 440 г. до н. э., исследовал крепостные стены, от которых практически ничего не осталось, и стал убеждать всех построить новые стены. Ссылаясь на миролюбивое отношение персидского царя, Неемия утихомирил всех несогласных, считавших, что укрепление Иерусалима будет очередным шагом в развитии еврейского империализма, которого они страшились.

Он осуществил задуманное где-то около 437 г. до н. э., и тогда Иерусалим опять превратился в укрепленный город, способный выдержать осаду, по крайней мере не очень длительную. Город с построенными фортификациями был совсем маленький — его площадь не больше 100 акров. Однако в нем находился храм и укрепленный пункт на горе («город Давида»), где можно было организовать мощную оборонительную позицию.

Но даже такая малость заставила иудеев почувствовать себя нацией. Они имели столичный город, который можно было защищать, — дом, пусть небольшой, в котором они могли быть хозяевами. На смену великому разрушению, происшедшему 150 лет назад, пришла новая эпоха, за тем исключением, что Иудея не имела теперь реальной политической независимости.

На самом деле евреям жилось не так уж плохо. В течение следующего столетия у них фактически не было своей истории (а это знак мира и благоденствия), и жили они спокойно под властью персов. В их длинной и мрачной истории таких столетий было немного. На протяжении этого исторически бессодержательного периода значительно развился иудаизм, позаимствовав многое из господствовавшей персидской культуры.

Религия персов была дуалистической. То есть она рисовала мир, в котором был главный представитель добра и главный представитель зла, оба фактически независимые друг от друга и практически равные. Сотворение мира, его развитие и история — все это были эпизоды нескончаемой войны между этими двумя силами, и каждая стояла во главе армии бесчисленных духов. Человечество могло участвовать в этой битве, сражаясь на стороне добра или зла.

Такое представление о вселенной является волнующим и драматичным. Оно придает смысл жизни, видимо, тем, что каждый человек может выбрать себе армию и сражаться на той или другой стороне. До возвращения из изгнания иудаизм имел дело с Богом, которого считали создателем всего — и добра и зла. Однако после возвращения в нем появился дух зла — Сатана, это древнееврейское слово означало «враг рода человеческого». Сатана, который был вечно не в ладах с Богом, не появляется в библейских книгах, датируемых периодом изгнания или до него, а начинает упоминаться только в книгах времен персидского владычества (Хроники, Иов).

Наряду с Сатаной в иудаистские представления вошли полчища ангелов и демонов со всеми их иерархиями, а также учение о загробной жизни, обещавшее награду тем, кто был на стороне Бога, и кару тем, кто поддерживал Сатану. Но иудаизм так и не стал полностью дуалистическим. Силам зла никогда не давалось ни малейшего шанса одержать победу над Богом. В действительности, как свидетельствует Книга Иова, Сатана служит инструментом в руках Господа, делает только то, что ему позволяют делать, и, поступая так, помогает осуществлять Божьи замыслы.

Пока евреи находились в вавилонском изгнании, финикийцы жили на родной земле, но не усмирили свой нрав. Тир в результате длительной осады Навуходоносора пришел в глубокий упадок, и на короткий период времени Сидон стал самым главным финикийским городом.

Когда персы низвергли империю халдеев, финикийцы, подобно евреям, встали на сторону пришельцев. Но в отличие от евреев у них имелось кое-что действительно ценное, что они могли предложить персам. Финикийцы были опытными мореплавателями и обладали флотом, а Персия была сухопутной державой. Персы могли бы научиться морскому делу (нет такого народа, который от рождения не способен управлять кораблями), но им легче было использовать финикийцев.

Итак, когда Камбиз, сын Кира, унаследовал в 530 г. до н. э. отцовский трон, у него сразу же возник план завоевать Египет. Он планировал напасть одновременно с суши и с моря: сам он поведет персидскую армию через Синай, а финикийский военно-морской флот тем временем доставит воинов к устью Нила, а если понадобится, то и вверх по реке.

Задача была нетрудной, и в 525 г. до н. э. Камбиз завоевал Египет после единственного сражения. Страну легко усмирили, и Камбиз не мог удержаться, чтобы не расширить свои завоевания дальше на юг или запад. Поход на юг вверх по Нилу в глубь Африки означал хождение в неизвестность, и после нескольких пробных попыток Камбиз от этой затеи отказался.

На западе все выглядело лучше. Расстояния были такими же большими, но их можно было преодолеть морем, а Средиземное море было знакомо от края и до края, в отличие от джунглей Верхнего Нила. Здесь, однако, ему помешали не природа, а люди. Самым большим городом на западе от Египта был Карфаген, и, испугавшись, что Камбиз нацелился на этот город, финикийские адмиралы остановили продвижение. Они сообщили Камбизу, что не могут и не будут воевать против своих сородичей.

Без флота Камбиз не прошел бы на запад по Ливийской пустыне, и его завоевание Египта зашло в тупик. Не успев решить, что делать дальше, он скончался в 522 г. до н. э. Его наследник Дарий I (давший окончательное разрешение на восстановление храма в Иерусалиме) держал Египет в своих руках, но не интересовался дальнейшими завоеваниями в Африке. Он мечтал о Европе, и здесь финикийцы готовы были служить ему с радостью.

Веками греки и финикийцы спорили, кто хозяин на Средиземном море. Греки удерживали восточную половину моря, а финикийцы — западную. Но теперь финикийцы поняли, что у них появился шанс — с помощью своих персидских работодателей — завладеть им целиком.

Сначала Дарий напал на те районы Европы, что находились севернее самой Греции, но рано или поздно столкновение с ней было неизбежным. В Персидскую империю входили ионические (греческие) города на восточном побережье Малой Азии. Самым большим из них был Милет. В 499 г. до н. э. ионические города восстали и попросили помощи у материковой Греции, лежащей за Эгейским морем. Город Афины, чьей колонией изначально был Милет, откликнулся, прислав несколько кораблей, и на какое-то время греки оказались победителями.

Но это была отчаянная авантюра и не могла принести долговременный успех в борьбе с Дарием. Положение ухудшалось тем, что греки никак не могли объединиться (это было проклятием в их истории). Города ссорились, и некоторые из них отвели свои военно-морские силы. Дарий тем временем создал собственный флот, состоящий из финикийских кораблей, и в 494 г. до н. э. именно у Милета произошло морское сражение, в котором греки, численно значительно превосходившие персов, оказались побежденными.

В результате Милет был захвачен и разграблен, и взор мстительного Дария обратился в сторону материковой Греции, главным образом Афин, откуда пришла помощь. Дарий использовал финикийские корабли и финикийских моряков для завоевания одного за другим островов в Эгейском море и подчинения себе регионов, лежащих непосредственно к северу от Греции, включая Македонию — грекоязычное царство в глубине суши за северо-западной оконечностью моря.