Он не сводил глаз с Шторм — двигается быстрее, чем говорит, изящная и настороженная, делает свою работу без единого лишнего движения, с молчаливым котом на плече и планшетом в руке — и чувствовал себя одновременно очарованным и раздраженным, увлеченным и обеспокоенным, озадаченным и возбужденным.

Когда Вульф подсчитал, что они знакомы меньше суток, он испытал настоящий шок.

Было около пяти, большая часть посетителей покинула музей. Казалось, они остались одни. Вульф и Шторм добрались до последней цели — южного крыла первого этажа, где размещалось собрание драгоценных камней. Не видно было ни одного посетителя. Это крыло, которое недавно стало целью ограбления, было защищено чуть лучше остальных. Глядя на витрины с драгоценностями, Шторм буркнула:

— Чуть моложе Бога.

Уничижительный комментарий был не первым за этот день, но первым за последние час-полтора, и Вульф позволил себе выпустить часть раздражения и снизить нарастающие внутри давление.

— Хватит издеваться, — рявкнул он, радуясь, что нашел причину рассердиться.

Шторм крутанулась к нему, как будто сама ждала к чему прицепиться. Между ними оставалось всего пара футов, так что ей пришлось немного откинуть голову, чтобы встретиться с его сердитым взглядом. Было очевидно, что ее ни в малейшей степени не тревожили ни его размеры, ни его гнев.

— Кто, я? — Протяжная речь звучала особенно издевательски, хотя Вульф не мог определить чем.

— Да, ты. Ты не пропустила ни одного случая высмеять безопасность этого здания.

— Потому, наверное, что ее нет! Может подскажешь, как можно разработать систему безопасности музея, в котором лазерные решетки десятилетней давности должны работать в связке с контактными датчиками, которые старше меня? На самом деле, даже старше тебя!

Последнее издевательское замечание почти заставило его рассмеяться, но он сумел удержаться от улыбки. Позволив себе немного сарказма, Вульф выдал:

— Кажется, единственная, кто считал здешнюю работу сладким пирогом, — это ты, гений. Не слышал, что кто-то называл ее легкой, так что сомневаюсь, что тебя завлекли ложными обещаниями.

— А меня и не завлекали, — ответила она, уперев руки — одну с планшетом — в бока. — Меня послали сделать работу, которую я обязательно сделаю. Никто не обещал ничего сверх моей обычной оплаты, кроме премии, если я смогу с тобой справиться.

Целую минуту Вульф думал, что она говорит серьезно. Принимая во внимание его прошлые взаимоотношения с «Эйс Секьюрити», которые лучше всего характеризовало слово «резкие», удивляться не приходилось. Но потом он заметил в зеленых глазах вспышку смеха, и он понял, что Шторм морочит ему голову. И через секунду Вульф понял еще кое-что.

— Ты весь день старалась меня раздразнить, да? Высмеивала безопасность, зная, что это выведет меня из себя.

— Типа того, — пробормотала она.

— Зачем?

Шторм слегка улыбнулась.

— Ты был очень напряжен. Я подумала, что станет легче, если ты выпустишь пар.

— Понятно.

Вульф глубоко вздохнул. Черт возьми, она продолжает давить на кнопки, на правильные кнопки. Еще хуже, что она читает его как открытую книгу, напечатанную крупным шрифтом. И самое плохое, что она настолько уверена в его самообладании, что нарочно заставляет выйти из себя.

Странно, но это никак не повлияло на то обстоятельство, что с каждой минутой он хотел ее все больше. Так недолго свести мужчину с ума!

— Объясни мне кое-что. Где твоя мать нашла имя Вульф?

Резкая смена темы заставила его моргнуть.

— С чего ты взяла, что имя придумала моя мать? — удивился он, против желания забывая про раздражение.

— Природное чутье. Или интуиция. Сомневаюсь, что такое имя мог выбрать мужчина, если только не придерживался семейной традиции. Особенно с фамилией Найкерсон (Nicker — хохотать, гоготать, ржать). Нет, вряд ли.

Он все еще не понимал, куда ведет разговор, но улыбнулся.

— Ты права. Имя Вульф выбрала для меня мама. Она сказала, что из-за глаз. Когда я достаточно вырос, то узнал, что у большинства младенцев синие глаза. У волков таких не бывает. Но она сказала, что цвет здесь не причем. — Он пожал плечами. — Убей меня, не понимаю!

Зато поняла Шторм. Жаль, что она не сможет встретиться с матерью Вульфа. С женщиной, которая разглядела в глазках своего сына-младенца грозного мужчину, которым он однажды станет, стоило познакомиться поближе.

А старшего сына она назвала Максимом — сокращенное имя от Максимилиана, — которое означало что-то вроде "величайший в превосходстве". Макс Баннистер был рожден, как говорят, «с серебряной ложкой во рту». Неужели его мать с самого начала поняла, что однажды сын станет известен не столько благодаря богатству, сколько благодаря доброму сердцу и благородству?

Прерывая ее размышления, Вульф удивленно произнес:

— Как мы умудрились перейти от вопросов безопасности к обсуждению моего имени?

Шторм бросила на него быстрый взгляд и улыбнулась.

— Ты опять напрягаешься?

— А ты ведьма?

— Только с одной стороны. Остальные две — ирландская и каджунская (каджуны — потомки колонистов из поселения Акадия во французской Канаде, которые в XVIII в. были сосланы англичанами в разные колонии Юга).

Вульф почти вздрогнул.

— Если это не взрывоопасная смесь, то я не знаю…

— Да, а ты боишься обжечь пальцы.

Не стоило удивляться, что она безжалостно вернет их к той точке разговора, после которой он выскочил из компьютерного зала. Если он что и узнал о Шторм Тримейн, так это о ее совершенном бесстрашии, независимо от препятствий на пути. Даже если этим препятствием является он сам.

— Мы закончили обсуждать это несколько часов назад, — осторожно напомнил он.

— Нет, не закончили. Скорее прервали, и, насколько я поминаю, слишком резко.

Вульф запихнул руки в карманы пиджака, его плечи напряглись. Наверное, лучше подготовиться к бою здесь, где их в любой момент могут прервать, и потому ему легче справиться со своими инстинктами. Несмотря на неприятные предчувствия, Вульф мог едва думать о чем-то, кроме того, как нестерпимо ее хочет.

— Хорошо, — мрачно согласился он, — давай закончим. Я не собираюсь лгать, что не хочу тебя. Мы оба знаем, что это не так. Но я достаточно взрослый мальчик и понимаю, что останусь жив, даже если не получу желаемого. Ты сама мне об этом говорила.

Шторм глубокомысленно уставилась на Вульфа. Она впуталась в большие неприятности и отлично знала об этом, но оказалась не в силах себя остановить. Так что совершенно не удивилась, когда услышала свой голос:

— Давай проясним ситуацию. Ты меня хочешь и не стесняясь предложил переспать. Но этого не случилось, потому что я попросила об одной вещи, которую ты мне дать не можешь или не хочешь.

Вульф молча кивнул.

Шторм очень мягко продолжила:

— Некоторые женщины нуждаются в обещаниях, Вульф. Даже если эти слова — чистая ложь.

— Я не собираюсь тебе лгать. — Его голос остался ровным.

«По крайней мере, не об этом», — подумала Шторм. И спросила сама себя, следует ли и ей придерживаться такой же линии поведения и быть честной в этом вопросе, даже если остальная часть ее жизни заполнена ложью. Сможет ли она? И не возненавидит ли ее Вульф, когда обнаружит правду?

На мгновение Шторм заколебалась. Но глядя на него и поражаясь невероятной силе собственного желания, она безмолвно прекратила сопротивляться. Еще наступит время узнать цену, а пока она чувствовала огромное облегчение от принятого решения.

Со слабой улыбкой Шторм заметила:

— Мы все платим цену за желаемое, согласен? Я, например, хочу отбросить все те странные, устаревшие идеи, которые вдалбливали в меня с детства, и броситься в недолгое приключение, зная, что оно не закончится у алтаря. И согласна заплатить за это определенную цену. Я не прошу у тебя ничего, кроме простого обещания, что для тебя наша связь будет означать немного больше, чем очередная зарубка на столбике кровати.