Источник: Клуб Холостяков
Давно ли покупали календарь…
Давно ли покупали календарь,
а вот уже почти перелистали,
и вот уже на прежнем пьедестале
себе воздвигли новый календарь
и он стоит, как новый государь,
чей норов до поры еще неведом,
и подданным пока не угадать,
дарует ли он мир и благодать,
а, может быть, проявится не в этом.
Ах, государь мой, новый календарь, три с половиной сотни, чуть поболе, страниц надежды, радости и боли,
спрессованная стопочка листов,
билетов именных и пропусков
на право беспрепятственного входа под своды наступающего года,
где точно обозначены уже
часы восхода и часы захода
рожденья чей-то день и день ухода туда, где больше не т календарей, и нет ни декабрей, ни январей,
а все одно и то же время года.
Ах, Государь мой, новый календарь!
Что б ни было, пребуду благодарен за каждый лист, что будет мне тобой подарен, за каждый день такой-то и такой
из них, что мне бестрепетной рукой отсчитаны и строго, и бесстрастно.
…И снова первый лист перевернуть — как с берега высокого нырнуть
в холодное бегущее пространство.
Источник: Клуб Холостяков
Я руку и сердце нарисовал…
Я руку и сердце нарисовал
красками на картоне.
Там сердце мое, как червовый туз, лежит на моей ладони.
И так как полцарства нет у меня,
а тем более — полумира,
прими от меня этот скромный дар
в качестве сувенира.
И дабы значенье ему придать
дарственной, что ли, вроде,
я выведу крупно карандашом
надпись на обороте —
мол, руку свою и сердце свое,
аки жених во храме,
дарит старый король трефей
юной бубновой даме.
А понеже полцарства нет у него,
а тем паче нет полумира,
сей скромный дар он просит принять в качестве сувенира.
Ну а как не изволит она его
честью почтить такою —
она может вернуть ему сердце его
вместе с его рукою.
Источник: Клуб Холостяков
Осенняя роща, едва запотевший янтарь…
Осенняя роща, едва запотевший янтарь, и реки, и броды.
Пора опадающих листьев, высокий алтарь притихшей природы.
Пора опадающих листьев, ты что мне сулишь, живу ожиданием встречи,
а то, что меня окружает, всего только лишь кануны ее и предтечи.
Чего ожидаю? Зачем так опасно спешу все метить особою метой?
Живу ожиданьем одним, только им и дышу, как рощею этой.
Осенняя роща, о мой календарь отрывной, мой воздух янтарный,
где каждый березовый лист шелестит надо мной, как лист календарный.
О мой календарь! Спаси и помилуй меня, приблизь эти числа.
Иначе все дни и все числа без этого дня лишаются смысла.
Живу ожиданьем, помилуй меня календарь, живу ожиданием встречи.
…Осенняя роща, природы священный алтарь, и теплятся свечи.
Источник: Клуб Холостяков
Падают листья осеннего сада…
Падают листья осеннего сада,
в землю ложится зерно,
что преходяще, а что остается,
знать никому не дано.
Белый мазок на холсте безымянном, вязи старинной строка.
Что остается, а что преходяще —
тайна сия велика.
Пламя погаснет и высохнет русло,
наземь падут дерева…
Эта простая и мудрая тайна
вечно пребудет жива…
Так отчего так победно и громко
где-то над талой водой —
все остается! все остается! —
голос поет молодой?
И отчего так легко и звеняще
в гуще сплетенных ветвей —
непреходяще! непреходяще! —
юный твердит соловей?
Источник: Клуб Холостяков
А что же будет дальше, что же дальше?..
А что же будет дальше, что же дальше?
Уже за той чертой, за тем порогом?
А дальше будет фабула иная
и новым завершится эпилогом.
И, не чураясь фабулы вчерашней,
пока другая наново творится,
неповторимость этого мгновенья
в каком-то новом лике отразится.
И станет совершенно очевидным,
пока торится новая дорога,
что в эпилоге были зерна
и нового начала и пролога.
И снова будет дождь бродить по саду, и будет пахнуть сад светло и важно.
А будет это с нами иль не с нами — по существу, не так уж это важно.
И кто-то вскрикнет: — Нет, не уезжайте!
Я пропаду, пущусь за Вами следом!..
А будет это с нами иль с другими — в конечном счете, суть уже не в этом.
И кто-то от обиды задохнется,
и кто-то от восторга онемеет…
А будет это с нами или с кем-то — в конце концов, значенья не имеет.
Источник: Клуб Холостяков
ПОЛНОЧНОЕ ОКНО
В чужом окне чужая женщина не спит.
Чужая женщина в чужом окне гадает.
Какая карта ей сегодня выпадает?
Пошли ей. Господи, четверку королей!
Король бубей, король трефей, король червей, король пиковый, полуночная морока.
Все карты спутаны — ах, поздняя дорога, пустые хлопоты, случайный интерес.
Чужая женщина, полночное окно.
Средина августа, пустынное предместье.
Предвестье осени, внезапное известье о приближенье первых чисел сентября.
Чужая женщина, случайный интерес.
Все карты спутаны, последний лепет лета.
Средина августа, две дамы, два валета, предвестье осени, десятка и король.
Предвестье осени, преддверье сентября.
Невнятный шелест, бормотанье, лепетанье.
Дождя и тополя полночное свиданье, листвы и капель полусонный разговор.
Чужая женщина, полночное окно.
Средина августа, живу в казенном доме.
Преддверье осени, и ночь на переломе, и масть бубновая скользит по тополям.
Чужая женщина, последний свет в окне.
И тополя меняют масть, и дом казенный спит, как невинно осужденный и казненный за чьи — неведомо, но тяжкие грехи.
Источник: Клуб Холостяков
Красный боярышник, веточка…
Красный боярышник, веточка, весть о пожаре, смятенье,
гуденье набата.
Все ты мне видишься где-то за снегом, за вьюгой, за пологом вьюги,
среди снегопада.
В красных сапожках, в малиновой шубке, боярышня, девочка,
елочный шарик малиновый
где-то за снегом, за вьюгой,
за пологом белым бурана.
Что занесло тебя в это круженье январского снега — тебе еще время не вышло,
тебе еще рано!
Что тебе эти летящие косо тяжелые хлопья, кипящая эта лавина?
Что тебе вьюги мои и мои снегопады — ты к ним непричастна
и в них не повинна!
Что за привязанность, что за дурное пристрастье, престранная склонность
к бенгальскому зимнему свету,
к поре снегопада!
Выбеги, выберись, выйди, покуда не поздно, из этого белого круга,
из этого вихря кромешного,
этого снежного ада!
Что за манера и что за уменье опасное слышать за каждой случайной метелью победные клики, победное пенье валькирий!
О, ты не знаешь, куда заведет тебя завтра твое сумасбродство,
твой ангел-губитель,
твой трижды безумный Вергилий!
Как ты решилась, зачем ты доверилась этому позднему зимнему свету,
трескучим крещенским морозам,
январским погодам?
Ты еще после успеешь, успеешь когда-нибудь после, когда-нибудь там, у себя,
за двухтысячным годом.
Эти уроки тебе преждевременны,
о, умоляю тебя,
преклонив пред тобою колена, —
Выбеги, выдерись, вырвись, покуда не поздно, из этого белого круга,
из этого зимнего плена!
Я отпускаю тебя — отпусти мне грехи мои — я отпускаю тебя,
я тебя отпускаю.
Медленно-медленно руки твои
из моих коченеющих рук
выпускаю.
Но еще долго мне слышится отзвук набата, и, словно лампада
