Завидую, кто быстро пишет... Завидую, кто быстро пишет и в благости своей не слышит, как рядом кто-нибудь не спит, как за стеною кто-то ходит всю ночь и места не находит. Завидую, кто крепко спит, без сновидений, и не слышит, как рядом кто-то трудно дышит, как не проходит в горле ком, как валидол под языком сосулькой мартовскою тает, а все дыханья не хватает. Завидую, кто крепко спит, не видит снов, и быстро пишет, и ничего кругом не слышит, не видит ничего кругом, а если видит, если слышит, то все же пишет о другом, не думая, а что же значит, что за стеною кто-то плачет. Как я завидую ему, его уму, его отваге, его перу, его бумаге, чернильнице, карандашу! А я так медленно пишу, как ношу трудную ношу, как землю черную пашу, как в стекла зимние дышу — дышу, дышу и вдруг оттаиваю круг. Источник: [email protected] СТАРАЯ ЖЕНЩИНА С АВОСЬКОЙ А вот явленье грусти бесконечной, хотя на первый взгляд и беспричинной. На остановке где-нибудь конечной старушка из автобуса выходит. Ах, город, эти новые дома, керамика, стекло, и алюминий! Какая пестрота и легкость линий в меняющихся контурах его, какая гамма цветосочетаний! Здесь для примера я бы показал Центральный, скажем, аэровокзал или Дворец для бракосочетаний, куда подъехал свадебный кортеж с девчонкою в одежде подвенечной… Но вот картина грусти бесконечной, когда старушка площадь переходит. Ах, город, все куда-то он спешит, торопится на ярмарки, на рынки, на свадьбы, на рожденья, на поминки, проглатывая прессу на ходу, прижав к себе попутные покупки, нет-нет еще косясь на мини-юбки, как бы стыдясь, что снова уличен в приверженности к моде быстротечной… Но вот картина грусти бесконечной, и я едва не плачу в этот миг, когда старушка площадь переходит, в скрещенье всех событий мировых шагает по дорожке пешеходной, неся свою порожнюю авоську, где, словно одинокий звук минорный и словно бы воробушек озябший, один лежит на донышке лимон. Источник: [email protected]
КАЖДЫЙ ВЫБИРАЕТ ДЛЯ СЕБЯ Каждый выбирает для себя женщину, религию, дорогу. Дьяволу служить или пророку — каждый выбирает для себя. Каждый выбирает по себе слово для любви и для молитвы. Шпагу для дуэли, меч для битвы каждый выбирает по себе. Каждый выбирает по себе. Щит и латы, посох и заплаты, меру окончательной расплаты каждый выбирает по себе. Каждый выбирает для себя. Выбираю тоже — как умею. Ни к кому претензий не имею. Каждый выбирает для себя. Источник: Russians' Poetic Speech ДОРОГИЕ МОИ МАЛЬЧИШКИ Мундиры, ментики, нашивки, эполеты. А век так короток — Господь не приведи. Мальчишки, умницы, российские поэты, провидцы в двадцать и пророки к тридцати. Мы всё их старше год от года, час от часа, живем, на том себя с неловкостью ловя, что нам те гении российского Парнаса уже по возрасту годятся в сыновья. Как первый гром над поредевшими лесами, как элегическая майская гроза, звенят над нашими с тобою голосами почти мальчишеские эти голоса. Ах, танец бальный, отголосок погребальный, посмертной маски полудетские черты. Гусар, поручик, дерзкий юноша опальный, с мятежным демоном сходившийся на «ты». Каким же ветром обдиралась эта кожа, какое пламя видел он, какую тьму, чтоб, словно жизнь безмерно долгую итожа, в конце сказать — «и зло наскучило ему»! Не долгожители, не баловни фортуны — провидцы смолоду, пророки искони… Мы всё их старше, а о ни всё так же юны, и нету судей у нас выше, чем они. Источник: Прислал читатель ЧЕЛОВЕК, ОТЛИЧАЮЩИЙСЯ ЗАВИДНЫМ УПОРСТВОМ Все дело тут в протяженности, в протяженности дней, в протяженности лет или зим, в протяженности жизни. Человек, отличающийся завидным упорством, он швыряет с размаха палку (камень, коробку, консервную банку) и отрывисто произносит: — Шарик, возьми! Друг человека Шарик, занятый, как обычно, проблемами совершенно иного рода, издалека виновато машет хвостом и мысленно как бы разводит руками — для нас это слишком сложно! Человек, отличающийся завидным упорством, швыряет с размаха палку… Дальше происходит множество всевозможных событий, бесконечной чередой проходят, сменяя друг друга дни и недели, дожди и метели, солнечные затменья, землетрясенья, смены погоды, годы — словом, проходит жизнь. Но история эта конца не имеет, ибо он, человек, отличающийся завидным упорством, не подвержен старенью, дряхленью и умиранью. Человек, отличающийся завидным упорством, швыряет с размаха палку…. |
