— Давно мне об этом никто не напоминал, — засмеялась княжна.

Слуги распахнули двери, и девушки вслед за тетушкой вошли в гулкий мраморный вестибюль родного дома. Долли подняла голову и высоко над головой увидела куполообразный потолок, расписанный под голубое весеннее небо, где маленькие веселые ангелочки кувыркались на белоснежных облачках, и огромную люстру из позолоченной бронзы, спускавшуюся сверху до площадки второго этажа. Сейчас она не горела, но девушка помнила, как любила смотреть на блеск от свечей, радугой переливающийся в сотнях хрустальных подвесок.

Тетушка предложила всем разойтись по своим прежним комнатам, умыться и привести себя в порядок с дороги, а через час собраться в столовой за легким ужином. Дашу Морозову поместили в комнату Ольги, и все девушки оказались рядом в соседних спальнях второго этажа.

Долли отворила дверь в свою комнату. Свечи в хрустальной люстре не зажгли, но на камине и поставце около кровати горели канделябры, и в комнате было светло и очень уютно. Княжна огляделась вокруг, и на сердце стало тепло. Все было по-прежнему, как будто она несколько минут назад вышла в сад, а теперь вернулась. Стены, обитые золотистым шелком с более светлым кремовым рисунком, персидский ковер с тонким и замысловатым орнаментом, белая с золотом французская мебель, такая же, как в соседней комнате, принадлежащей Елене — всё было на месте. Даже фарфоровые фигурки лошадей, расставленные ею на камине восемь лет назад, так же косили на нее глаза.

Она считала своим домом Ратманово, а сердце подсказывало, что это — тоже дом, и неизвестно, какой из них ей более родной. Бабушка, как всегда, была права, когда говорила, что дом там — где ты счастлив.

В дверь постучали, и вошла молодая, смутно знакомая девушка, в синем платье горничной. Она поздоровалась, поклонилась и замерла, ожидая приказаний.

— Мне кажется, что ты — Зоя, — полувопросительно сказала княжна.

— Да, ваше сиятельство, — подтвердила бойкая круглолицая девушка с пшеничной косой и присела в реверансе.

— Зови меня, барышня, как меня всегда звали в этом доме, — распорядилась Долли и, сев в кресло около камина, спросила:

— Ты всю войну здесь была?

— Да, барышня, и когда наши отступали, и когда французы здесь стояли, и когда наши наступали.

— Ты мою сестру видела?

Долли хотела сама расспросить слуг о жизни Елены в Марфино, чтобы, не беспокоя тетушку, понять действительное положение дел.

— Да, барышня, когда княжна приехала, она упала в обморок прямо в вестибюле, у нее воспаление легких было. Иван Ильич велел ее отнести вон в ту комнату, — сказала девушка, указав рукой на стену, — а нам с Машей приказал за ней ухаживать. Только я недолго с ней пробыла: через два дня французы имение заняли, и их командир, полковник, велел оставаться при княжне только Маше, поскольку та по-французски говорила.

— А что потом было?

— Княжна Елена без памяти была две недели, мы даже не знали, выживет ли она. А полковник-француз, он как в первый вечер ее увидел, так потом каждую ночь рядом с кроватью сидел. Маша говорила, что он подробно ее всегда расспрашивал о том, как лечат княжну, а когда доктор сказал, что кризиса ждать нужно, так он целую ночь у постели барышни просидел и все время молился по-своему. Маша тогда сказала, что он, верно, в нашу княжну влюбился. А потом барышня на поправку пошла, она уже ходила по этажам и хорошо кушала. Когда французы уезжать из имения собрались, так полковник увез ее тогда с собой, и Машу забрал вместе с нею.

— А ты видела, как Елена уезжала?

— Конечно, барышня, я в карету шубы и теплые пуховые платки для нее и Маши укладывала, — подтвердила девушка и посмотрела на княжну, не понимая, чего та от нее хочет.

— Ее насильно увозили? Она плакала?

— Нет, она сама поехала и спокойная такая была, а к полковнику она хорошо относилась, это все слуги видели. — Зоя замолчала, ожидая новых вопросов.

Долли ненадолго задумалась, а потом спросила:

— Ты хочешь быть моей горничной?

— Конечно, барышня, это — такая честь, — взволновано глядя на нее, ответила девушка.

— Тогда приготовь мне умыться, а я сейчас вернусь, — велела Долли, вышла и постучала в комнату сестры.

Лиза уже умылась и пыталась с помощью юной горничной Фаины расчесать свои светлые волосы. Она обернулась к сестре, и Долли заметила красноту вокруг прекрасных янтарных глаз.

— Дашенька, ты тоже это почувствовала? — спросила Лиза и развела руками, как будто обнимая комнату. — Будто ты никуда не уезжала, а просто вышла на несколько минут.

— Да, именно это я и почувствовала, — согласилась с ней сестра, — правда, эти несколько минут превратились в восемь лет. Но мы об этом потом поговорим, а сейчас я пришла сказать тебе, что Фаина может теперь заниматься только тобой, я уже нашла себе другую горничную — Зою, она ухаживала за Еленой, когда та болела здесь год назад.

— Я сейчас причешусь и приду к тебе, — засуетилась Лиза.

— Не спеши, я еще даже не умывалась, — посоветовала ей сестра и вернулась к себе.

Зоя принесла ей воду, помогла расчесать волосы и заплести косу. Долли вынула из саквояжа голубое шерстяное платье с длинными узкими рукавами и переоделась. Пока новая горничная застегивала мелкие обтянутые шелком пуговки на спине княжны, та смотрела на себя в зеркало. Сейчас ей казалось, что из-за спины высокой девушки с темной толстой косой вот-вот выглянет маленькая веселая девчушка с растрепанными рыжеватыми кудрями и весело помашет рукой. Стук в дверь отвлек ее, в зеркале мелькнуло отражение Лизы, и она повернулась к сестре.

— Здесь всё пронизано воспоминаниями, если я вижу прошлое, то ты должна вообще через строй призраков ходить, — грустно пошутила Долли.

— Так и есть, — тихо ответила Лиза, — мама зовет меня через стены.

— Что ты говоришь? — испугалась Долли.

— Пойдем к ней в спальню вместе со мной, — попросила младшая сестра.

— Конечно, пойдем, — успокоила ее Долли, — а Елену ты не слышишь?

— Нет, но давай зайдем к ней в комнату, может быть, там услышу, — предложила Лиза.

Девушки вышли в коридор и открыли соседнюю дверь в комнату Елены. Света в ней не было, и Долли вернулась к себе за подсвечником, а Лиза прошла вперед и села на кровать сестры.

— А вот и свет, — объявила Долли, высоко подняла подсвечник и, осветив комнату, увидела бледное лицо сестры.

— Что с тобой? — воскликнула она, подбежала к Лизе и встала перед ней на колени.

Сестра сидела, поглаживая ладонями шелковое покрывало кровати. Она помолчала, потом, подняв голову, заговорила:

— Елена чуть не умерла на этой кровати, но ее вернула обратно очень сильная любовь мужчины. Он так просил за нее, я до сих пор слышу эхо его молитв, но не понимаю их, они — на латыни. Потом наша сестра поправилась, и когда в последний раз встала с этой постели, она была спокойна. Здесь не было насилия и зла. И еще, наша сестра была беременна.

Долли рухнула на стул, у нее не было слов. Помолчав, она собралась с мыслями и спросила:

— Отец ребенка — этот француз?

— Я не знаю, но чувствую здесь только его любовь, она — очень сильная и преданная, здесь все ею пропитано, — объяснила Лиза, посмотрела на сестру и робко улыбнулась, — здесь — просто море любви.

— Но ты не слышишь Елену? — продолжала настаивать Долли.

— Слава богу, нет, — перекрестилась Лиза.

— Но почему? — удивилась Долли, которая не могла понять радости младшей сестры.

— Значит, она — жива. Разве ты еще не поняла — я слышу только голоса мертвых, — Лиза серьезно посмотрела на сестру. Это началось сразу после этого ужасного случая, в Ратманово я разговаривала с бабушкой.

— Почему ты мне не сказала? — изумилась Долли, но потом сама же и ответила: — боялась, что я опять тебе не поверю?

Лиза молча кивнула и поднялась с постели.

— Пойдем к маменьке, она опять зовет меня, — попросила девушка, взяла подсвечник с камина, подхватила старшую сестру под руку и направилась к выходу.