– Больше ты ничего не хочешь нам рассказать, Фил? – спросил Калеб.

– Я и так сказал слишком много. Могу добавить, что в этом деле не без урода, если вы понимаете, о чем я. Та еще веселуха будет. Кто другой, возможно, даже пошел бы дальше и назвал бы это «парком аттракционов с большим чертовым колесом».

– Хватит! – рявкнул Калеб. – Я уже сыт по горло этой чушью. Пойдем, Лиза.

– Подождите! Есть еще кое-что, – сказал Фил, снова закуривая. Элизабет закатила глаза: «Этот парень неисправим!»

– Чего еще? – поинтересовался Калеб. – Что это дело будет типа шпагоглотания во время прыжка с вышки в стакан воды? Уж пожалуйста, просветите нас.

– Не хочется мне вас огорчать, но… за вами ведется слежка.

– Кем? – спросила Лиза.

– Кем-то или даже чем-то не желающим, чтобы вы раскрыли это дело.

– Имя! – потребовал Калеб.

– Нет, – пыхнул папироской Фил. – А вам не приходило в голову, что, возможно, Крушитель предупреждает вас, чтобы вы держались подальше от него по какой-то иной причине, а вовсе не из страха быть пойманным?

– Какая может быть еще причина? – удивилась Лиза.

– Возможно, он понимает, что его используют. Возможно, он беспокоится, что вас устранят и некому будет оценить его замечательную работу. Все, что я могу вам сказать, это следующее: кто-то очень хочет разделаться с вами троими, и вовсе не обязательно, что этот кто-то – Крушитель.

Откуда-то донеслись звуки клавесина, исполняющего «Зеленые рукава». Все трое переглянулись. Фил сказал:

– О, извините. Это меня.

Он вытащил из-под стола свой мобильный «Эдисон». Как и подобало представителю его класса, у него была одна из самых старых и громоздких, окованных железом моделей, которая приводилась в действие крысой, бегающей в колесе.

Тедди сделал жест, будто извлекает меч из ножен, и заорал: «Вперед!»

– Да? – сказал он. – Ох-хо. Да? Гм. Я боялся, что нечто подобное может произойти.

Он убрал телефон.

– Это мой человек. Вам пора объявить в розыск вашего друга с большими усами. Он пропал.

Калеб и Лиза встревоженно переглянулись и бросились на поиски Тедди.

– Будьте осторожны, вы двое наверняка следующие! – крикнул им вслед Фосфорный Фил с порога своей лачуги, но они уже исчезли из виду.

Затем он услышал скрип.

– Э-эй? Здесь кто-то есть?

Тысяча восемьсот восемьдесят второй год в Нью-Йорке оказался воистину рекордным на исторические события. Отставим пока убийства, совершенные Джеком Крушителем, много чего было и помимо них. Так, Роберт Одлэм стал первым человеком, успешно сиганувшим с Бруклинского моста (впрочем, успешным был сам прыжок, но не приземление). Жители Нью-Йорка стали свидетелями последней публичной казни (повесили Рейни Бети – за то, что плевал на Таймс-сквер). Вдобавок город перенес вспышку эпидемического зоба, атаку флебита, несколько волн чумы и эпидемию конъюнктивита 1882–1883 годов.

А еще в 1882 году в Нью-Йорке впервые прошел городской марафон. Его официальным победителем стал олимпийский чемпион Льюис Таннер, который впоследствии был дисквалифицирован за то, что в его трусах были обнаружены кубики льда (очевидно, для охлаждения). Кроме того, он пользовался кедами на паровой тяге. Крах на рынке акций 1884 года уже был не за горами, но гораздо более примечательным было открытие Рентгеновского Балагана и Салона Расовой Трансформации на Мэдисон-авеню. За несколько лет до этого Вильгельм Конрад Рентген получил Нобелевскую премию за открытие своих знаменитых лучей. А теперь, с появлением Балагана, любой житель Нью-Йорка мог испытать проникновенное волшебство радиации. В Салон Расовой Трансформации цветные заходили через черный ход. Внутри их облучали большими дозами рассеянной радиации, пока их кожа не приобретала мертвенно-бледный цвет. Затем им вручали новенький, с иголочки, костюм от братьев Брукс и выводили к парадному выходу в новый, привилегированный мир, где к человеку – особенно если это состоятельный мужчина, который знаком кое с кем, кто знает еще кое-кого, – сограждане будут относиться уважительно и как к равному, по крайней мере те б – 9 месяцев, что ему остается прожить.

Как вы могли заключить из моего небольшого экскурса в историю, на этой стадии расследования я зашел в тупик. Меня одолевала хандра, и я даже подумывал бросить свои изыскания. Но, к счастью, я позвонил своему другу Венделлу, и он предложил отправиться в 19-й участок, где прежде трудился Калеб, чтобы покопаться в полицейских архивах.

Я слегка удивился, когда дежурный сержант заявил, что даже не слышал о деле Джека Веселого Крушителя.

– Парни, скажите-ка мне еще раз, чего вы хотите? Мы тут все-таки не в бирюльки играем.

Мы с Венделлом озадаченно переглянулись. Свою цель мы уже объяснили ему два раза.

– Дело Крушителя, – сказал я. – Я веду исследование для своей книги.

– Джек Крушитель, – добавил Венделл.

– Грешитель?

– Нет, это не то, – сказал Венделл. Сержант крикнул через плечо:

– Тео, ты что-нибудь знаешь о Джеке Врушителе?

– Про Джека Врушителя нам ничего не надо, – сказал я. – С ним мы и так хорошо знакомы.

– Да я с ним здороваюсь не меньше трех раз в день, – сказал Венделл.

– Уж не меньше, – поддержал я.

– Вы тут, ребята, что, на грубость нарываетесь? Мы в участке такими вещами не балуемся.

– Нет, сэр, мы серьезно, – сказал я. – В девятнадцатом веке его делом занимался как раз этот участок. Кру-ши-тель.

– Девятнадцатый век? Это что, «Джетсоны»? Эй, Тео, тут ребята утверждают, что они из будущего.

– Нет, это тысяча восьмисотые годы. Совсем точно – тысяча восемьсот восемьдесят второй, – сказал я.

– Тысяча восемьсот восемьдесят второй? – переспросил сержант. – Это же сотни две лет назад. Надо же, эти чуваки спрашивают меня о том времени, когда я даже еще не родился.

– Кто им нужен? Глушитель? – крикнул Тео из дальней комнаты.

– Слушайте, парни, мы называем это истекшим сроком давности. Кто-то кого-то грабанул в средние века, сейчас-то что до этого?

– Позвольте, сэр, – сказал Венделл. – Неужели вы не храните архивы – записи – прошлых дел? Чтобы при случае можно было сравнить их с текущими делами, извлечь уроки и не повторять прошлых ошибок?

– Архивы, говоришь? Как в «Месте преступления»?[17]

– Да, – сказал Венделл, незаметно вздохнув. – Как в телевизоре.

– Эй, Тео, у нас есть эти – как вы сказали? – архивы?

– Та комнатенка в подвале, где все эти ящики?

– Ты имеешь в виду хранилище? Так бы сразу и сказали. А то все про какие-то глушители… Это в подвале. Езжайте на лифте – вон там, слева.

Мы двинулись к лифту.

– Эй, пацаны, никаких там шалостей, ладно? У нас тут этим не занимаются, мы не из таковских.

– Да, сэр, – сказал я.

«Очень мило, когда тебя называют пацаном, – подумал я, заходя вслед за Венделлом в лифт. – Особенно если учесть, что нам обоим по сорок четыре».

После аналогичных препирательств с архивистом в подвале нас препроводили к столу и вручили две объемистые коробки с надписью «Улики по делу Крушителя».

Прежде чем позволить нам копаться в уликах, архивист попросил нас сначала вымыть руки, затем натянуть хирургические перчатки, а потом надеть зеленые халаты и маски, которые он извлек из УВЧ-стерилизатора.

– Кое-что из этого старья весьма чувствительно, а? – спросил я.

– Не-е, – протянул архивист. – Просто грязное.

Мы с Венделлом принялись осматривать содержимое коробок.

– Взгляни-ка сюда, – сказал Венделл.

Это был сделанный коронером дагерротип второй и третьей жертв. Мне было интересно, имеется ли и здесь ниточка под названием «Иди!», которую мне удалось обнаружить на посмертной фотографии Салли. Но, поглядев на снимок, я испытал сильнейший приступ тошноты и чуть не растерял съеденное перед этим печенье. От того, что сделал этот душегуб с их внутренностями, можно было просто охренеть! (Нам предстоит узнать об этом более подробно, когда мой рассказ дойдет до второго и третьего убийств, но сначала я вернусь домой, чтобы съесть фаршированную цыплячью грудку.)