Отель «Гросвенор» расположен у вокзала Виктора, и гости попадают в него со стороны оживленной Виктория-стрит с ее нескончаемым потоком кэбов и подвод, а также зеленых и желтых омнибусов, с утра до полуночи подъезжающих к вокзалу и отъезжающих от него.

Из всех отелей, управляемых совместно с железнодорожными компаниями, «Гросвенор» был, наверное, самым большим, а потому всячески старался соответствовать высоким стандартам обслуживания.

Вечером 8 марта 1897 года за отелем наблюдали со всех сторон. Прилично одетые мужчины и женщины поочередно патрулировали Бэкингем-Пэлас-роуд, с которой просматривалась большая часть отеля. Группа поменьше, члены которой маскировались под нищих, носильщиков и путешественников, стерегла главный вход и другие подходы к отелю со стороны железнодорожного вокзала. Мориарти полагал, что Гризомбр захочет передать картину как можно скорее после прибытия в Лондон и, сойдя с поезда, направится прямиком в отель, чтобы обменять привезенное сокровище на предложенное Джарвисом Морнингдейлом огромное состояние.

Кроме того, Профессор считал, что должен находиться в отеле и по вечерам начиная с восьми, поскольку незадолго до этого времени на вокзал прибывает поезд, удачно сочетающийся с расписанием пакетбота из Европы.

И, наконец, Мориарти думал, что в отель подгоняемый жадностью Гризомбр пожалует в первый же по прибытии вечер. В этом, как и во всем остальном, его предположения оказались верны. Едва поезд из Дувра остановился и француз ступил на платформу в сопровождении двух телохранителей, как к нему подошел переодетый носильщиком агент Профессора. Поставив на тележку четыре чемодана, он подал условленный сигнал, означавший, что гость распорядился доставить их в отель «Гросвенор». Никто из французов не обратил внимания на трех стоявших в стороне мальчишек и, соответственно, не заметил, что один из них промчался по платформе и махнул следующей группе наблюдателей, состоявшей из трех мужчин и парнишки — на этот раз в форме почтовых служащих. Еще через несколько секунд парнишка в форме уже передал желтый телеграфный конверт дежурному портье в отеле «Гросвенор». В свою очередь получивший конверт посыльный моментально доставил его в номер на третьем этаже, где находились апартаменты мистера Морнингдейла.

Французы еще не добрались до отеля, а Мориарти уже знал об их прибытии.

— Итак, они здесь. — Он показал конверт всем присутствующим — Гарри Алену, Спиру и братьям Джейкобс. Они собрались в гостиной, одна дверь которой вела непосредственно в коридор, а две другие — в спальни, которые занимали Аллен и Мориарти. — Время у нас есть, но лучше приготовиться заранее. Гарри, принеси даму.

Гарри Аллен повернулся и направился в комнату Профессора, где на кровати, прикрытая черной накидкой, покоилась «Мона Лиза». На той же кровати, словно приготовленные для некоего спектакля, лежали вещи, в которые Мориарти облачался, когда хотел предстать в обличье своего брата-ученого, — брюки в полоску, белая рубашка и шейный платок, длинный черный сюртук и плечевые ремни. На полу стояли ботинки со специальными подкладками. Все остальное, что требовалось для преображения, находилось на туалетном столике.

Было там и кое-что еще: любимое оружие Профессора — автоматический пистолет «борхардт», подаренный Шлайфштайном три года назад, когда они встречались в Лондоне и обсуждали план создания континентального альянса; бутылка скипидара, мастихин и сухая тряпица.

Гарри взял картину, подержал несколько мгновений в руках, стараясь даже не дышать на нее, и вынес в гостиную, где сам Мориарти помог установить ее на мольберт, ближайший к двери в спальню. Затем Аллен накрыл «Джоконду» черной накидкой и проверил, не соскользнет ли она от случайного прикосновения.

— Наши друзья сейчас умываются и приводят себя в порядок, — обратился к квартету приближенных Мориарти. — Но я вовсе не хочу, чтобы нас застали врасплох. Все по местам. Будем ожидать в полной готовности.

Все четверо кивнули. Бертрам Джейкобс и Альберт Спир направились в комнату Гарри Алена, тогда как Уильям Джейкобс вышел — с хитроватой ухмылкой — через главную дверь.

В коридоре он остановился. Прислушался. Никого. Ярдах в пятнадцати по коридору находилась кладовка для метел. Метнувшись к ней, Уильям открыл дверцу, втиснулся в узкое пространство и притворил дверцу, едва не прижав ею себе нос.

Ждать пришлось минут сорок. Наконец Гризомбр и двое его громил, один из которых нес плоский футляр, поднялись на третий этаж.

Ранее они осведомились в фойе насчет мистера Джарвиса Морнингдейла, и портье, услышав французский акцент, сказал, что их уже ждут. Пройдя все необходимые для регистрации формальности, Гризомбр заявил спутникам, что намерен избавиться от картины как можно скорее и не собирается задерживаться в Лондоне сверх необходимого. Хотя они и заказали номер, он предпочел бы успеть на ночной поезд до Дувра с тем, чтобы уже к утру возвратиться в Париж богатым человеком.

На стук в дверь ответил Гарри Аллен, и Морнингдейл шагнул навстречу гостям.

— Входите, господа. Признаюсь, я так и думал, что вы не заставите меня ждать.

Дверь закрылась. Рукопожатия… бренди… улыбки… Уильям Джейкобс выскользнул из кладовки и занял пост у апартаментов Морнингдейла.

— Итак, она у вас, — сказал американец, не сводя глаз с плоского футляра в лапище телохранителя.

— Она у меня. — Гризомбр мельком посмотрел на футляр. — И будет вашей, мсье Морнингдейл, если у вас есть деньги.

Американец нетерпеливо прищелкнул языком.

— Деньги… Деньги не проблема. Они, конечно, здесь. Но для начала позвольте мне посмотреть на нее. Давайте взглянем на то, что вы принесли.

Гризомбр потер щеку.

— Мсье, эта сделка основывалась на доверии, и я…

— На доверии, подкрепленном пятью тысячами фунтов. Это уже не просто доверие. Покажите картину.

Голос его почти сорвался на обычный, но этого никто не заметил. Немного поколебавшись, Гризомбр кивнул человеку с футляром. Тот достал ключ, поставил футляр на пол, открыл замок и вытащил завернутую в бархат картину. Гарри Аллен тут же шагнул к нему, чтобы взять ее и поставить на свободный мольберт.

— Минутку. — Морнингдейл вышел вперед, жестом остановив секретаря, прежде чем тот развернул бархат. — Я хочу взглянуть на нее сзади. Есть определенные опознавательные знаки.

Гризомбр потемнел, словно на его лицо набежала тень грозовой тучи.

— Намекаете, что я могу вас обмануть?

— Ш-ш-ш… — Морнингдейл успокаивающе поднял руку. — Не надо гневаться, Гризомбр. Обычная мера предосторожности. На правой стороне панели есть особые отметки и кое-что еще… трещинки, мазки, потертости вокруг рта, пятнышки на указательном пальце правой руки… Звучит как медицинский отчет, да? Ну вот, посмотрите сами, справа. — Картину наконец развернули и повернули так, чтобы все могли ее видеть. — Поставь на мольберт, Гарри.

Гарри забрал портрет у телохранителя и начал устанавливать на подставку. Словно лишь теперь заметив, Гризомбр кивком указал на второй мольберт.

— А это что такое?

— Ничего. Какая-то мазня. — Морнингдейл вскинул брови. — Один делец попытался выдать это за неизвестного Рембрандта. Я покажу ее вам… позже. Ах… — Он отступил, с восторгом любуясь «Моной Лизой». — Ну разве она не прекрасна? Вечная загадка. Изученная, но так и не познанная. Шедевр на все времена. Нить, связующая нас с истинным гением.

Перед ним, несомненно, была копия, написанная рукой Лабросса. Интересно, насколько хорошо выполнил свою работу Лефтли? Не опустил ли стандарт? Американец усмехнулся — в любом случае Лувр никогда ничего не признает, даже если поймет, что у них не оригинал. Он подошел ближе и внимательно осмотрел картину.

— Кто делал копию?

— Как вы и предложили, Реджинальд Лефтли. — Гризомбр встал рядом.

— И как? Хороша?

— Как две капли воды.

— Мистер Лефтли не проболтается? Он ведь бывает не в самых приличных заведениях.