Надя некоторое время молчала, нервно кусала губы.
— Отвали-и! Я могу петь под фанеру. Чем я хуже других? Уж как-нибудь сама в свой собственный голос попаду.
— Хочешь сказать, в ЕЕ голос! — с ударением сказал Дергун.
— Без разницы. Публика знает и любит меня. Я — звезда.
— Нет, девочка, нет! — покачивая головой, сказал Игорь — Ты не звезда. Ты и понятия не имеешь, кто такая настоящая звезда. Ты мистификаторша, оболочка, не более того. Я затратил гору бабок, чтоб раскрутить такую пустышку, как ты.
Надя вспыхнула, резко поднялась со стула. Дергун изо всей силы трахнул кулаком по столу. Надя испуганно вздрогнула.
— Запомни, мартышка! — в ярости прохрипел Дергун, приподнявшись и опираясь руками о стол, — Пока я не оправдаю всех денег, которые вложил в твою раскрутку, а пока я не оправдал и половины, до тех пор ты будешь вкалывать, вкалывать и вкалывать! И держать рот на замке!!! Еще одна истерика перед концертом, и я поставлю тебя перед проходной в угол! Кверху задницей!!!
— Ха-ам! Скотина-а! — выкрикнула Надя. — Меня не запугаешь!
— Запомни, девочка… — вдруг почти миролюбивым тоном продолжил Дергун. — Я очень терпеливый человек. Но всякому терпению приходит конец. Если ты позволишь себе переступить черту…
Надя резко опустилась на стул, закинула ногу на ногу, демонстративно достала из сумочки сигареты, закурила.
— Я выхожу из игры, — жадно затягиваясь, сказала она. — Больше не меня не рассчитывай. Сегодня последний концерт! Отвали-и!
Игорь медленно поднялся с кресла, медленно подошел к окну. Долго смотрел на окутанный дымной мглой город. Потом начал говорить, ровным спокойным тоном, будто прикидывал, размышлял вслух:
— Мы тебе устроим пышные похороны, девочка. На всю страну. Твои фанатки будут рвать на себе волосы. Парочка-троечка даже покончат жизнь самоубийством. В знак солидарности. Не волнуйся, девочка, ты будешь лежать в гробу очень хорошенькая…. Молоденькая, просветленная. Такая… профессиональная невеста.
Игорь медленно повернулся и поднял глаза на Надю. Взгляд его красивых глаз был прям и прост. Как у волка.
— Будет очень много цветов, — тем же тоном продолжил Игорь Дергун. — Море цветов. И музыка. Все время будет звучать музыка. Твой любимый «Вивальди оркестр». Это я тебе обещаю. Мы похороним тебя очень красиво. И торжественно…
— Игорек!? — прошептала Надя. — А ведь ты… не шутишь!?
— И все твои диски, наконец-то, пойдут нарасхват! — закончил Дергун. Помолчал, потом добавил. — Ты даже не подозреваешь, девочка, в окружении, какого зверья мы с тобой живем. Даже не подозреваешь, несмотря на весь твой, так называемый, жизненный опыт. Жизнь человека для них не стоит и пачки твоих сигарет. Если я не верну кредиты, которых уже набрал выше крыши, со мной церемониться не станут, понимаешь? Они не шутят. Если ты встанешь у них на пути…. Пойми ты это, наконец, девочка!
Дергун долго смотрел на нее каким-то странным взглядом. Так смотрят звери в зоопарке на посетителей. Звери есть звери, зеваки есть зеваки. Между ними железные прутья. И им никогда не сойтись вместе, не понять друг друга.
— Шерше ля киндер! — вдруг весело засмеялся Дергун. — Не думал, что из-за этого смазливого мальчика такая каша заварится. Вы обе совсем с ума посходили. Встряхнитесь, девочки!
Игорь встал из-за стола и, усмехаясь и покачивая головой, опять подошел к окну. Присел на подоконник, опять начал смотреть вдаль.
— Кстати, он написал заявление об уходе, — не оборачиваясь, через плечо бросил он. — Хочешь почитать? С диким трудом уговорил, доработать сегодняшний день.
Сергей стоял на том же месте, между лестницей на третий этаж и дверью в гримерную. Надя спустилась по лестнице и, проходя мимо, окинула его абсолютно незнакомым чужим равнодушным взглядом. Так смотрят на всех охранников, лифтеров, вахтеров, официантов. Сергей теребил нос, но кровь из него идти уже перестала.
— Ты все еще мой охранник? — глядя в сторону, спросила она.
— Сегодня последний день, — кашлянув, ответил Сергей. — Я написал заявление. Я подумал, так будет лучше…
— Значит, пока ты мой шофер. Пошли! — распорядилась Надя.
Они спустились по лестнице. Надя впереди, Сергей чуть сзади, как и положено охраннику. Вышли на улицу, подошли к «Форду». Надя кинула ему ключи и уселась на переднее сидение. Устало прикрыла глаза.
— Куда едем? — спросил Сергей.
— 47 километр по Ярославке. — встряхнувшись, приказала Надя. И жадно закурила.
— Опять в деревню Лысая? — хмуро поинтересовался он.
Надя не ответила. Всю дорогу она очень много курила. Когда до 47-го оставалось километров пять, неожиданно приказала:
— Останови!
— Зачем? — удивился Сергей.
— Останови! Я сяду на руль!
Сергей пожал плечами, включил мигалку, остановился у обочины.
«Хозяин, барин!» — равнодушно подумал он, выходя из машины.
Надя рванула с места, будто участвовала в международных ралли «Париж — Дакар». Но уже через сотню метров затормозила.
— Заднее колесо спустило. Выйди, посмотри! — глядя прямо перед собой на шоссе, сказала она.
— Колеса в норме.
— Выйди, проверь правое заднее! — с ударением сказала эстрадная «звезда» Мальвина.
Не успел Сергей захлопнуть свою дверцу, как Надя газанула и «Форд», рванувшись с места, понесся вперед по шоссе, оставляя позади себя синеватый шлейф дыма. И охранника Сергея. Но далеко не уехал. Метров через двести замедлил бег и остановился у обочины, как раз правым задним колесом посреди небольшой лужи, невесть каким образом сохранившейся на таком пекле. Не иначе, у кого-то из грузовиков как раз на этом месте час назад закипел и потек радиатор. Сергей, чертыхаясь, медленно пошел к «Форду».
Не успел он дойти до багажника, как «Форд» снова взревел и, обдав Сергея фонтаном грязи из лужи, отъехал еще метров на сто. И опять остановился. Это было уже слишком! Несколько мгновений Сергей стоял неподвижно. Потом повернулся и медленно пошел по обочине шоссе в сторону Москвы.
Надя доехала до 47-го километра, на секунду притормозила и, еще раз сверившись с бумажкой, повернула направо. Минут двадцать «Форд» трясло по разбитой ухабистой сельской дороге. Та была по-прежнему не приспособлена для иномарок.
Остановился «Форд», как и в предыдущий раз, перед ржавой трубой, обозначающей шлагбаум. Впереди был тот же мостик через речку с шаткими бревнами. За мутной грязной речкой на пригорке чернели те же несколько покосившихся домов. Все как в прошлый раз. Время в деревне Лысая явно остановилось.
«Надо платить долги!» — думала Надя. Очень не хотелось вылезать из машины, но она вылезла, достала из багажника два внушительных полиэтиленовых пакета, набитых сладостями и всевозможными безделушками, перешла через мостик на ту сторону и поднялась на пригорок. Над трубой последнего дома вился едва заметный дымок. Подойдя к калитке, Надя увидела сидящую на крыльце дома крохотную девочку. Та, привязав к бечевке яркий бантик, играла с рыжим котенком и тонким голоском пела: «Мальчик мой! Я жду тебя!..».
Сердце у Нади готово было вырваться из груди. Она толкнула ногой калитку, сделал шаг во двор, но дальше почему-то идти не смогла. Так и стояла с полиэтиленовыми пакетами в руках.
Девочка подняла голову, увидела Надю, быстро подбежала к ней, глаза ее бегали вверх-вниз. С лица Нади, на пакеты в руках. Надя смотрела на лицо девочки и не могла выдавить из себя ни звука.
— Тетя! — облизнув губы, наконец-то сказала девочка. — Ты из собеса? Гуманитарную помощь принесла?
Надя отрицательно помотала головой. Перевела дыхание и спросила хриплым голосом:
— А ты, Даша?
Девочка утвердительно, не отрывая глаз от пакетов, кивнула.
— Дашка-а! Зараза-а! — раздался с крыльца визгливый женский голос. — С кем опять лясы точишь?
Надя подняла голову. На крыльце, прикрывая ладонью глаза от солнца, стояла квадратная баба неопределенного возраста. Несмотря на жару, на ней была черная водолазка и, когда-то бывший оранжевым, жакет, униформа путевых рабочих.
