Татуированный обреченно взглянул в глаза своему противнику и что-то сказал – тихо и с расстановкой. Роберт внимательно слушал, не пытаясь перебить, и лишь иногда кивал, будто соглашаясь. Наконец громила затих и опустил голову.
Неожиданно Роберт отошел от противника, пошарил взглядом в траве – и поднял с земли рукоять меча, которым некоторое время назад его пытались убить. Не успела я удивиться отсутствию клинка, как над рукоятью опять вспыхнуло синее пламя. Длинноволосый проследил взглядом за своим мечом, а затем устремил взор ввысь, что-то шепча.
Стронг не спешил к врагу. Он продолжал двигаться по полю, внимательно глядя под ноги. Наконец он подошел к тому месту, где еще несколько минут назад стоял джип Вадима Олеговича, наклонился и поднял с земли еще один предмет. В его руке блеснула рукоять, инкрустированная гладкими цветными камнями. «Еще до появления Роберта босс хотел убить меня этим кинжалом. Зачем же он его оставил здесь? – недоумевала я. – Вадим не потерял контроля над собой, он специально оставил кинжал на этом самом месте – но зачем?»
А дальше и вовсе стало происходить невообразимое: Роберт начал вытаскивать своего соперника из глубокой ямы, в которой тот находился последние несколько минут. Длинноволосый никак не помогал ему, вдруг обмякнув и лишившись сил. Его глаза заплыли от обширных гематом, а руки от пальцев до плеч были в крови, в жутких ссадинах и порезах.
Наконец Стронг с видимым усилием вытащил громилу и распластал его на земле, а сам сел рядом, тяжело дыша. Видимо, он в первый раз смог перевести дух после страшной схватки. Я смотрела на него во все глаза. Роберт отвечал мне прямым взглядом, суровым, полным мрачной решимости. Так мог смотреть лишь человек с чистой совестью, не стыдящийся своих поступков.
Тем временем поверженный враг начал шевелиться, пытаясь подняться. Я видела, с каким усилием он оторвал голову от земли, как повернулся на бок, чтобы из этого положения хотя бы присесть.
Похоже, мужику было очень плохо. Трудно было поверить, что идеальное тело Роберта Стронга, с гладкими, красивыми мускулами, может быть настолько сильным, чтобы одолеть огромного головореза, который сейчас корчился от боли. И потом, эти странные исчезновения и появление совсем в другой точке… Что это еще за фокусы?
Тем временем татуированный сделал над собой усилие и встал на колени. Затем переместил вес своего тела назад и теперь сидел смирно, словно примерный ученик, внимающий своему учителю в школе боевых искусств. Его спина была прямой, а голова – высоко поднятой. Я понимала, каких усилий ему это стоило.
Громила сидел, словно застыв; его лицо было исполнено величавого спокойствия. Сейчас, даже несмотря на уродливые шрамы и запекшиеся кровавые сгустки, его профиль казался мне почти прекрасным. Он повернулся к Роберту и что-то сказал ему; тот кивнул, поднял с земли кинжал и подал своему противнику.
Я не верила своим глазам: «Зачем он это сделал? Ведь длинноволосый мог лишь притворяться слабым, а сейчас, заполучив в руки оружие, вновь захочет напасть!»
Но этого не произошло. Видимо, Стронг знал, чего ожидать от врага.
Его поверженный соперник взял кинжал, бережно отер его ладонью и благодарно посмотрел на Роберта. Англичанин поднял меч – и клинок снова зажегся синим.
Стронг обошел громилу и встал сбоку него, занеся меч над его головой.
Вдруг татуированный в мгновение ока сорвал с себя остатки одежды, опустил голову и, крепко зажав в руке кинжал, поднес его к животу. Затем воткнул в себя, очень глубоко. Я закричала, но крик замер у меня на губах. Самоубийца прорезал свой живот поперек, от левого бока до правого. Затем, с видимым усилием, – вертикально, от диафрагмы до пупка.
При этом громила не издал ни звука.
Я заметалась на месте – что, черт возьми, происходит? Да, этот человек – преступник и его следует наказать за то, что он пытался похитить меня. Конечно, его нужно сдать куда следует. В милицию, или куда там полагается? Но заставить его кончать свою жизнь само убийством… Я по смотрела на холодное, как застывшая маска, лицо Стронга, который внимательно следил за действиями своего врага. Теперь я была почти уверена, что именно Роберт заставил противника пойти на этот чудовищный шаг. В моей душе боролись противоречивые чувства – я была искренне благодарна Роберту за свое спасение, но все его действия казались мне вопиюще жестокими. Сейчас я видела перед собой не молодого красивого парня, а беспощадную машину для убийств. Никто не уцелел, сражаясь с ним. Тело самоубийцы, который стоически терпел мучения, не издав ни звука, качнулось вперед, и в это же мгновенье удар меча в руках Роберта Стронга оборвал его жизнь навеки. Я опять закричала, и на этот раз мой крик оказался резким и пронзительным. Я не отрываясь смотрела на обезглавленный труп. Голова, отделенная от туловища, начала искриться, как будто в нее попал электрический разряд. То же самое стало происходить и с телом. Вскоре останки вспыхнули прозрачным синеватым огнем, разгораясь все сильнее и сильнее. Затем все это полыхнуло, будто туда плеснули бензина, и, коротко осветив все вокруг мерцающим светом, резко погасло.
Труп исчез, на его месте осталась лишь горстка золы. «Как он смог так быстро догореть дотла? Почему он вообще загорелся, этот мертвый громила? И что это за светящийся меч, которым ему отрубили голову? И почему он убил себя сам таким диким средневековым способом, как Самурай, не выдержавший позора поражения? И что все это значит?»
– Кто ты? – беззвучно, одними губами, спросила я.
Стронг приближался ко мне, божественно прекрасный, словно ангел возмездия. Я любовалась его лицом, литыми мускулами, легкой грациозной походкой. Роберт двигался, как хищник, стремительно и бесшумно; он был жесток, как зверь, и так же опасен – но я не боялась его.
Он подошел, сел рядом на траву – так близко, что я почувствовала биение его сердца, – и посмотрел мне в глаза, будто желая прочесть мои мысли.
– Никто и никогда не причинит тебе вреда, – вдруг тихо и отчетливо сказал он.
Я уже хотела поблагодарить его за спасение, но тут Роберт нежно погладил меня по щеке – и я онемела, трепеща от этой неожиданной ласки. Стронг легонько провел пальцем по моим губам, коснулся моих волос и наклонился еще ближе. Я почувствовала, что он хочет меня поцеловать, но не может решиться. Его руки дрожали. Он смотрел на меня внимательно и нежно, а его тело дышало таким жаром, будто готово было воспламениться, словно факел.
Я вспомнила горящего громилу и отстранилась.
– Почему ты заставил его покончить с собой? – вопрос, который невозможно было не задать.
Стронг быстро убрал руку с моего лица и отвернулся. Он несколько раз глубоко вздохнул, как будто приводя в порядок свои мысли. Затем вновь посмотрел на меня. Сейчас его взгляд уже не был столь нежным, он просто внимательно разглядывал меня, словно впервые видел. От его тела теперь исходило ровное тепло, от жара не осталось и следа.
Роберт снова был спокоен, абсолютно спокоен, и больше не делал попыток прикоснуться ко мне. Казалось, он даже не хотел этого.
– Он сам выбрал способ покинуть этот мир, – пояснил мой спаситель минутой позже. – Просто не мог иначе. Поступить по-другому для него значило бы опозорить свое имя в веках.
– А он кто такой?
– Долго объяснять.
– У меня достаточно времени, в универ я уже опоздала.
– Сюда сейчас понаедет куча народу, нам надо убираться, – спокойно сказал Стронг.
– Что делать с машиной? – спросила я. – Узнают, чья, и найдут меня. Замучают вопросами, на которые я не знаю ответов.
Роберт усмехнулся:
– Не бойся, не найдут.
Он встал и направился к моей разбитой машине. Я с трудом выпрямилась и, медленно перебирая ватными ногами, двинулась за ним.
«Мазда» стояла в стороне от других покореженных автомобилей, и я с трудом узнала ее. Теперь это была груда металлолома, а не блестящая новенькая малолитражка. «Бедная моя букашечка!» Я провела рукой по разбитому заднему крылу, дотронулась до промятой крыши, прощаясь со своим первым автомобилем, забрала сумку с пассажирского сиденья и провела пальцем по рулю. Тем временем Роберт снял с «Мазды» номера и быстро сказал:
