— Вокзал в наших руках. Мы отбили рабочих, но они захватили телеграф. Надо еще роту.
— Сейчас. — Генерал побежал к телефону.
— Начало конца, — произнес один из офицеров.
— Какая разница, где ни пить… Будем пить крымское.
— Или кавказское…
К вокзалу, не зная о захвате его белыми, мчался Энгер, полуобняв Катю, мешая ей вырваться. Она тяжело дышала и с ненавистью смотрела в холодное, замкнутое лицо.
— Товарищ, — пробовал заговорить Энгер.
Но Катя с таким презрением посмотрела на Энгера, что он понял, что ему нечего сказать. Ему не поверят. И он еще плотнее уселся и еще крепче сжал Катю.
За ними Горбов, нажав на Дройда, мчался в полный ход. Мелькали здания, люди… Где-то чмокали шальные пули. И автомобиль неумолимо приближался, догоняя первый автомобиль.
За вторым автомобилем, развивая бешеную скорость, мчался третий с офицерами, спешившими арестовать Энгера.
Все три машины шли предельной скоростью.
Горбов, приподнявшись, ударил маузером по голове офицера и, схватив его, выбросил из автомобиля.
Офицер глухо стукнулся на мостовую и остался лежать, раскинув руки.
Третий автомобиль, пронесясь мимо выкинутого офицера, остановился, так как его узнали товарищи.
Задержка на минутку. Взяли в автомобиль. И опять в погоню.
У вокзала все еще шел бой.
Рабочих здорово теснили, но они не оставляли площади, ведя яростный обстрел вокзала. В группу рабочих влетел автомобиль Энгера.
Один из рабочих, узнав ненавистного Энгера, швырнул лимонку под автомобиль.
Взрыв.
Обломки автомобиля.
Дым еще не успел рассеяться, как с разгону на обломки автомобиля налетел автомобиль Дройда, увеличив и без того сумятицу.
Энгера и Катю выбросило из автомобиля. В полусознательном состоянии Энгер все-таки, приподняв Катю, прислонился к развороченному автомобилю.
Он ничего не сознавал. В глазах стоял туман.
Дройд, Джон и Горбов бросились к Энгеру и Кате.
Рабочие с винтовками наперевес, прекратив обстрел вокзала, грубо схватили Энгера и приставили к фонарю. Отошли, заряжая винтовки.
— Попался, сволочь!
Катя, поддерживаемая Горбовым и Дройдом, смотрела ничего не понимающими глазами. Сообразила. Рванулась. Но, вспомнив, сколько ужаса и тревог принес этот Энгер, закрыла глаза. Ждала залпа.
Воспользовавшись замешательством, белые сделали удачную вылазку и почти очистили площадь.
Вместо расстрела, рабочим пришлось отступать, отстреливаясь.
Взрывались лимонки.
Всюду дым.
В этот момент влетел на площадь третий автомобиль. Офицеры бросились к Энгеру.
— Вы арестованы, ротмистр, сказал один офицер, — снимая револьвер.
— Уже! — холодно улыбнулся Энгер.
— Взять всех присутствующих в тюрьму.
Джон не стал ждать своего ареста. Отличным ударом бокса повалил первого офицера и, перепрыгнув через обломки, скрылся в дыму взрывов.
Всех посадили в автомобиль. На Горбова, Катю и Энгера навели револьверы.
— В тюрьму.
И третий автомобиль умчался, увозя с собой лиц, связанных друг с другом работой и приключениями.
Энгер поглядывал на Катю и улыбался. Катя, закусив губы, презрительным взглядом отвечала на улыбку.
Дройд, вспомнив свои злоключения, уселся удобней, запахнувшись в пальто.
О, он и отсюда выйдет сухим. Горбов с тоской думал о маузере.
— Отобрали, сволочи.
Тюрьма приближалась, подавляя всякую мысль о бегстве.
Громадные ворота, высокие стены.
Ворота раскрылись, пропустив арестованных.
Глава XL
Ротмистр Энгер
С рассветом началось наступление на Одессу. Галайда мчался через поля, направляясь к шоссе, которое в настоящий момент было совершенно не защищено, так как генерал Биллинг перебросил несколько рот в город для подавления восстания.
Мчались тачанки… Скакали партизаны…
На вокзале шел упорный бой…
Рабочие железнодорожного депо ударили в тыл белым, и бой развивался между рельсами.
К станции равномерно, уверенно шел «Ильич».
Макаров наступал во главе железнодорожников.
Его энергичная фигура была то там, то здесь, а голос часто покрывал ружейную трескотню.
— Даешь вокзал! Наступали и с площади.
Откуда-то выкопанные или отобранные пушки громили вокзал.
Циферблат был разбит, и скоро трехцветный флаг был снесен снарядом.
Белые защищались стойко. Им отступать было некуда, и они сражались, как звери. Сосредоточенно косили рабочих из пулеметов. И очень часто несколько офицеров, засев за камни, отбивали целые отряды рабочих.
Бронепоезд подошел, и отряд из него с криком «даешь!» ударил снова.
Деморализация полная.
Отовсюду наступали рабочие я партизаны.
Паника…
Офицеры стали метаться, ища спасения. Один пулеметчик-офицер, выпустив последнюю ленту, застрелился.
Вокзал был взят.
На крыше вокзала взвился красный флаг.
Красные победили, но не имели сил удержаться на захваченных позициях.
Но белые этого не знали. Превышая в десятки раз рабочих, они предались панике.
Скоро паника передалась в город.
Улицы наполнились людьми, женщинами, извозчиками, тачками, сундуками, картонками, хлынувшими сразу в порт. Бежали тысячные толпы. Бежал буржуа.
Бежала интеллигенция и офицерство. Паника заражала всех, и весь город бежал. Снаряды рвались над городом. Это вел обстрел штаба «Ильич».
В тюрьме все было тихо, спокойно, и только в камерах, слышавших выстрелы, бессильно метались от окна к двери арестованные.
В камеру 27 втолкнули Энгера, Горбова, Дройда, Катю и двух рабочих, захваченных вместе с ними.
Горбов, Катя и двое рабочих отделились от Энгера и Дройда.
Энгер, горько усмехнувшись, посмотрел на часы. Катя смотрела на ротмистра и не могла понять, почему его арестовали.
— Это штучки белых, — шепнула она Горбову.
— Наверное…
Энгер, улыбнувшись, гордо отчеканивая слова, сказал:
— Через двадцать минут здесь все будет кончено. Город будет взят.
— Мы это знаем и без вас, господин ротмистр, — усмехнулась Катя.
— Ну, конечно, если за это время нас не расстреляют, то…
Взгляды ненависти и презрения.
— Нас, но не вас, господин ротмистр, — бросил Горбов.
— Меня раньше всех, — горько улыбнулся Энгер и, обращаясь к Дройду, пристально смотрел на него, почти гипнотизируя.
— Помните, Дройд, однажды… Дройд изумленно посмотрел на Энгера.
— Помните деревушку, сельскую колокольню. Помните, как вы, я и летчик бежали через огороды, прыгали через заборы, а за нами чмокали пули… Вбежали на колокольню… Веревка, ворвались солдаты… И…
— Откуда вы это знаете? — закричал Дройд и, схватив за руку Энгера, стал пристально вглядываться.
Рабочие, Катя и Горбов, невольно подвинувшись, стали прислушиваться.
— Там был я с вами.
— Не может быть!
— Не находите ли вы, Дройд, что я похож на того партизана, с которым вы бежали от белых.
— Нет, не может быть! Вы, и партизан! Нет, нет… Я помню этот случай, и мне кажется, я вам его рассказывал.
Энгер улыбнулся, увидя насмешливые взгляды рабочих.
— А это помните?
И Энгер, засучив рукав левой руки, показал шрам от пули Дройду.
Туман в глазах. Дройд отступил, прикрыл рукой глаза, и перед ним вместо Энгера встал взлохмаченный, энергичный, полный жизни партизан, массирующий шрам на руке.
Дройд схватил за левую руку Энгера.
Оба — глаза в упор. Тяжело дышат…
В камере стало тихо.
Все внимательно всматривались в Энгера.
— Осторожно. Не давите так, Дройд.
— Значит… Значит… Это вы, тот человек, который… Энгер медленно и раздельно:
— Да. Я тот самый человек, — и, сорвав погоны и аксельбанты, Энгер повернулся к Кате, протягивая их ей.
— Возьмите на память от… И через паузу:
— Семь плюс два! Тихо…
Вдали выстрелы, бои, а здесь, в камере, слышен каждый удар сердца.
Катя готова была броситься к нему и крикнуть: «Прости, прости, я хотела тебя убить», но в последний раз, пересилив себя, крикнула:
