– Чем все это может закончиться? Выпускным.

Томочка загадочно сверкнула глазками:

– Догони его! Я же вижу, он тебе нравится.

– Кто? Падалкин?

– При чем тут Падалкин? Тиша. Милый мальчик.

Соня невольно отодвинулась.

– Ура!!!! – Макс победно потряс поднятыми вверх руками. У него был страйк. Вечный страйк. Везунчик. Победитель. Вот и Тома теперь при нем.

– Как-то все странно.

– Ну, попробуй спасти Димочку, порадуй Тырина. Только его не спасешь. Он сам себе выбрал такую жизнь. Неудачник. Вечный страдатель.

Соня встала и пошла на выход. Длинный коридор, из которого до этого выходили все больше незнакомые люди. Когда вышел Гладкий, она и не заметила…

– Девушка! Ботинки!

Соня вздрогнула. Посмотрела на свои ноги. Она ушла в ботинках для боулинга. Парень за стойкой глядел на нее с пониманием.

Пока переобувалась, пока брала в гардеробе куртку – конечно же, на улице никого не было. Мокрый асфальт отражал свет фонарей. Вечерело.

Напомнил о себе колокольчик.

Тырин стоял, крутя кольцо на пальце, вертел в руках ключи, звякало железо.

– Димка-то сбежал… – произнес он раз, другой. Нервничает, что ли? С чего бы?

Соня молчала. Смотрела себе под ноги. Ей казалось, что среди десятка следов она найдет тот самый, что ей нужен.

– Неплохо посидели, да?

Он сжал кулак, пряча железное бряцанье в ладони.

– Чудесно, – пробормотала Соня. – Чудесно…

Она уходила не попрощавшись, не обернувшись. Кто те люди, что остались в клубе, кто тот человек, что стоял на крыльце и с таким наслаждением играл связкой железок?

В понедельник должна была выйти газета. Только она не вышла. В воскресенье вечером позвонил Фил и предупредил, что Падалкин все знает.

– Что знает? – не поняла Соня. Но уже договаривая вопрос, догадалась, о чем говорит Кудря. Конечно, о фотографиях! Лучший друг, он не мог не сказать.

– Димка в ярости.

Падалкин в ярости – это как?

Следующий день дал ответ на этот вопрос. Димочка тихо вошел в класс, тихо дошел до своей парты, но тут швырнул сумку на стул и метнулся к Соне.

– Знаешь, как это называется? – зашипел он.

– Ты всех подвел, – уклонялась от его взгляда Соня.

– Я делал то, что хотел.

– Газета – это наше общее дело, а твое желание – частное.

– Ну и что?

– Ну и все! – Соня вынырнула из-под нависшего над ней Падалкина. – Тырин! Ты скажи!

– А чего я должен говорить? – Славка даже не встал со своего места. Не повернул головы. Сидел, что-то заполняя в тетради. – Все уже сказано.

На мгновение Соня испугалась, что Славка сейчас все свалит только на нее. Откажется и от своих просьб, и от пожеланий. Но Тырин больше ничего не добавил. Это можно было принять и за поддержку, и за осуждение.

Димочку трясло. Он стоял, чуть покачиваясь. Казалось, сейчас сожмет кулаки и кинется в драку.

Кинулся. Но не в драку, а вон из класса.

– Ты бы пошла за ним, – посоветовал Тырин.

А вот теперь он повернулся. Сел удобней. Смотрел снисходительно.

– Почему я? – опешила Соня.

– Потому что ты, Мармеладова, должна поддерживать униженных и оскорбленных. – Славка многозначительно дернул бровью. На что намекал? Что он хотел сказать?

В растерянности Соня переводила взгляд с одного лица на другое. Но всем и самим было интересно узнать, что скажет Соня, как выкрутится.

– А что это вы принимаете решение, не проголосовав? – неожиданно спросил Тихон.

Когда вошел? Как ухитрился бесшумно сесть? Зачем вообще заговорил?

– Тебя забыли спросить, – процедил Тырин.

– А давайте проголосуем! – вдруг подал голос Гера. – Как обычно.

– Ой, ну о чем вы собрались голосовать? – протянула Катрин. – Все и так понятно.

– Чем меньше шума, тем быстрее все забудется, – посоветовал Марк.

– Фил? – перекинул реплику Славка. В этом он был большой спец.

– Я только позвонил и спросил, что за фотография и какую лучше ставить. Меня не предупредили, что это военная тайна. – И даже руки поднял, показывая, что впутывать его в эту историю не надо.

– Но все же согласны, что газету надо делать? – Славка резко потянул одеяло разговора на себя.

– Ой, а давайте я сверстаю, если Кудре мужская солидарность не позволяет доделать дело?

Ох уж эта Томочка! Добивать так добивать противника.

– Он не согласится отдавать фотографии, – напомнил Фил.

– Он фотографировал для нас, для газеты, – неслась вперед Томочка. – Мы на него рассчитывали. Его поступок – предательство. Нельзя ставить личные интересы выше общественных.

– Вот суд над Желтковым и начался! – с восторгом воскликнул Гера.

Ну куда он лезет со своими замечаниями?

– Каждый человек волен поступать так, как ему видится правильным, – поддакнул Тихон.

– Трупу слово не давали! – оборвал его Тырин.

– Не смей так говорить!

Кто это сказал? Соня? Зачем? Ой, мамочки, что сейчас будет?

Славка медленно повернулся к ней. Лицо – холодная маска.

– А я тебя предупреждал, – негромко произнес он.

И мир вокруг Сони рухнул. Со звоном, с разлетающимися осколками, под дудки и звон бубенчиков.

– Так что мы решаем-то? – заторопилась Катрин, пока не сказаны были ненужные слова. Пока все не покатилось к чертям собачьим в пропасть.

– О чем? – вклинилась Ленка. Вредная Ленка. Ехидная Ленка. Научилась у своего Славочки.

– О газете! – мило улыбнулась ей Катрин. – Делаем ее, нет? Хотите, я могу вместо фотографий картинки нарисовать.

– Материалы собирали. Что им зря пропадать? – протянула Томочка. – Там верстки четыре страницы.

– А рисовать – это хорошо, – поддержал свою девушку Гера. – Я помогу.

– За сколько справитесь? – спросил Славка.

– Дня два. – Катрин с сомнением посмотрела на Геру. – У меня сегодня концерт, а завтра я иду в театр.

– Две ночи, как раз то, что нужно, – подтолкнул ее к принятию решения Марк.

– Фил, ты верстаешь? – опять перекинул вопрос на Кудрю Тырин. Он словно втягивал его обратно, не давал отправиться следом за Димочкой, уйти, хлопнув дверью.

– А чего не сделать? Сделаю, – согласился Фил. – Просто я фотки все удалил.

Последнее замечание улетело в пустоту. Его действия уже никого не волновали.

– Макс! – раздавал команды Славка. – Тексты вычитаны?

– Давно.

– Возьмешь на себя роль Василия Львовича?

– Легко!

Соня сидела, глядя на свои дрожащие пальцы. Странная волна судорог зарождалась внутри, в желудке, в легких. Рукам сразу становилось холодно, ладони потели.

Вопрос с газетой был решен. Про Соню забыли. А может, ее уже нет? Чего тогда говорить-то?

Она вздрогнула, когда рядом прошли, когда грохнул стул.

– Подвинься, пожалуйста.

Тихон. Раскладывает на парте учебники, пристраивает на подставке планшет. Маркеры, карандаши.

Рук не чувствовала. Просто стала сдвигать тетради на свою половину. Упал пенал, обиженно крякнул сотовый, ударившийся об пол.

– Не торопись!

Говорит спокойно, двигается уверенно. Встал, помог собрать разлетевшиеся из открытого пенала ручки, проверил, как работает телефон.

– Ничего не произошло, – шептал Гладкий. То ли себя убеждал, то ли Соню. – Ничего. Все отлично!

И больше ни слова. Ни о том, что она украла фотографии, ни о том, что Димочка обиделся. Ни о том, что ее сейчас поставили вне класса.

Русиш с тревогой глянул на притихших одиннадцатиклассников. Посмотрел на Макса, в задумчивости обрывающего листики побега у хлорофитума на подоконнике.

– Я вижу, к суду готовы, – сделал осторожный вывод учитель.

– Еще как, – тяжело поднялся Тырин.

Вместе с Марком он выставил перед доской парту, хлопнул по ней ладонью. Гладкий кивнул – это было его место.

– Господа присяжные заседатели, – быстро забормотал Славка, – прошу занять свои места.

– На место Тиши Падалкина бы положить, – шепнула Томочка, проходя мимо Сони. – Суд получился бы гораздо интересней!