Ее пальцы покрылись морщинами, как в тот день, когда море вынесло ее к берегу, и два пальца были стерты до мозолей, но одежду она все-таки выстирала. Отжать ее оказалось Эйврил не под силу, поэтому, выплеснув горячую воду возле дома и, заполнив ведра мокрой одеждой, она поплелась вверх по склону к костру.

Ведра были тяжелыми, и она едва дышала, опуская их на землю.

– Может ли кто-нибудь, у кого чистые руки, помочь мне?

Люка нигде не было видно, и она оказалась у костра лицом к лицу с восемью мужчинами с Докинсом во главе.

– Да, дорогуша, я тебе помогу, – протянул он, поднимаясь на ноги.

– Полегче, Гарри. – Поттс поднял глаза от наполовину разделанного кролика. – Это женщина капитана, и нам придется дальше обходиться без тебя, если он взбесится. Он тяжел на руку, когда не в духе, и просто пристрелит тебя, а у нас прибавится работы.

Кок подмигнул Эйврил, которая уже измерила глазами расстояние до его кухонного ножа, стараясь не впадать панику.

– Кроме того, дама любит мою стряпню.

Сказав это, он поднял вверх нож со смертельно острым лезвием и принялся внимательно его рассматривать.

– Да я же шучу, Поттс. – Докинс уселся обратно, его карие глаза неотрывно смотрели на нож. Кок воткнул его в землю рядом с собой и вернулся к своему занятию, снимая шкуру с кролика. Общее напряжение спало, и Эйврил облегченно вздохнула.

– Я все отожму, мэм. – Высокий человек с повязкой на глазу поднялся на ноги. – Я – Заплатка Том, мэм, и руки у меня чистые. – Он с детской откровенностью показал ей свои огромные лапы. – Куда ведра тащить, скажете?

– Я развешу все на вон тех кустах. – Эйврил успокоила замершее было дыхание и указала на середину склона холма.

– Не там, – заметил Поттс, – а то они вас увидят.

– Кто увидит?

– С любого корабля будет видно. Или с Треско. Развесьте их вон там. – И он махнул в сторону тонких кустов, неподалеку от костра.

Она начала понимать, что Поттс не лишен ума или же очень ответственный, в отличие от остальных. Возможно, прежде он был флотским старшиной.

– Почему вы не хотите, чтобы кто-то знал, что вы здесь? – спросила Эйврил у Тома, когда тот выжимал рубашки, стараясь так, что вода с них текла ручьями.

– А капитан разве не сказал? – Он бросил выжатую рубашку в ведро и взялся за другую.

– У нас не было времени для разговора… – ответила она и покраснела, когда вся команда расхохоталась.

– Почему бы вам не поделиться этой шуткой со мной?

Люк вышел из-за полуразрушенной стены древних жилищ. Он зацепил свой плащ одним пальцем, и тот висел за его спиной, воротник рубашки был открыт, шейный платок ослаблен, весь его вид говорил о том, что он просто вернулся со спокойной прогулки по острову. Эйврил подозревала, что он стоял за стеной с тех самых пор, как она подошла к костру, желая посмотреть, что случится, и узнать настрой своей команды.

– Я сказала, что у нас не было времени для разговора, – пробормотала она и направилась к кустам с ведрами, полными выжатого белья. Любой джентльмен тотчас взял бы из ее рук тяжелые ведра, но Люк позволил ей пройти мимо.

– И до сих пор нет, – бросил он ей в спину, когда она развешивала одежду на колючем можжевельнике, встряхивая каждую вещь с сильным хлопком. – Мы поговорим за ужином.

– Расскажешь ей все, Французик? – поинтересовался Докинс, и тотчас воцарилась полная тишина.

Французик? Эйврил обернулась. Он француз? И эти люди совершили… Что? Они не только дезертиры – они перебежчики и предатели.

– Называй меня капитаном, Докинс, – посоветовал Люк, и она увидела пистолет в его руке. – Или в следующий раз я отстрелю тебе твое дрянное ухо. Это не помешает тебе грести, но послужит уроком на всю жизнь. Comprends-tu?[1]

Матрос не воспринял угрозу всерьез, однако Эйврил поняла ее глубину. И ее французский достаточно хорош, чтобы распознать в этих двух словах не чистое, тщательное изученное произношение, которым владела она сама, а диалект. Этот человек, без сомнения, истинный француз.

«Но мы же воюем с Францией», – подумала она, оцепенев от шока.

– Так точно, капитан, – согласился Докинс угрюмо. – Шутил я.

– Вернитесь домой, мисс Хейдон, – приказал через плечо Люк. – Я присоединюсь к вам за ужином.

– Я не хочу туда возвращаться. Я хочу получить объяснения. Сейчас же.

Это было чистым безумием – бросить ему вызов перед всей командой. Она поняла это, едва заговорила. Если он так обошелся с Докинсом, то, безусловно, не потерпит неповиновения от женщины.

– Вы получаете то, что я считаю нужным, и тогда, когда я считаю нужным, – отчеканил Люк, по-прежнему не оборачиваясь. – Теперь ступайте, если не хотите, чтобы я перекинул вас через колено и преподал урок послушания на виду у всех.

Ее достоинства хватило на то, чтобы уйти с высоко поднятой головой, не позволив гневным словам сорваться с губ, когда она проходила мимо него, мимо притихших моряков, вниз по склону к лачуге.

«Отродье. Зверь. Предатель…»

«Нет, Люк не предатель», – подумала она, когда вошла в жилище и без сил опустилась на стул. Если он француз, значит, враг. Ее враг. И она здесь – послушная маленькая пленница, дрожащая от его прикосновений, желающая его поцелуев, стирающая его рубашки и ожидающая его прихода тогда, когда приказано. Но она английская женщина и, следовательно, должна бороться наравне с любым мужчиной.

Эйврил вскочила, отчего стул рухнул на пол, и бросилась к отсыревшей во влажном воздухе оконной занавеске. Где-то там стоял на якоре военный корабль – слишком далеко, чтобы на нем услышали ее крик или увидели сигнал, поданный ею тем, что было под рукой. Но она в состоянии доплыть до него. Почему эта мысль не пришла ей в голову раньше? Если бы она добежала до моря и поплыла, заметили бы ее? А вздумай Люк погнаться за ней, создал бы еще больший шум. Кто-то будет расследовать происшествие, и, даже если он выстрелит, ему придется объясняться.

Она вышла за дверь и побежала, прежде чем ее сознания достигли возражения и сомнения, чтобы не дать страху остановить себя. Крупная прибрежная галька замедляла бег, но она преодолела ее полосу и была уже по колено в воде, когда услышала крик за спиной:

– Вернитесь!

Люк! Она не обернулась и не ответила, только упорно продолжала продвигаться дальше в море, вода уже достигала бедер.

– Стойте, или я выстрелю!

Он не станет стрелять женщине в спину.

Даже французский головорез не станет…

Она не услышала выстрела, только почувствовала, как что-то ударило ее в спину напротив сердца. Ударом ее отбросило в море, и все вокруг заволокло темной пеленой. Последнее, что она почувствовала перед тем, как волны сомкнулись над ней, – гнев. «Он говорил, что не убьет меня?.. Лжец!»

– Просыпайтесь.

Казалось, голос звучал над ней уже несколько часов. Возможно, дней. Она не хотела просыпаться. Лучше бы она была мертвой. Вокруг, очевидно, не небеса, если, конечно, ангелы не говорят с таким гневом и нетерпением в голосе. Но даже если она жива, Люк стрелял в нее. Зачем ей просыпаться, когда произошло такое? Очень больно это осознавать.

– Зачем мне просыпаться? – спросила Эйврил.

– Значит, я могу задушить вас? – вопросом на вопрос ответил кто-то голосом Люка.

– Вы стреляли в меня. – Она открыла глаза и с удивлением обнаружила, что не чувствует ни страха, ни сильной боли. Может быть, это последствия шока. Лучше всего лежать неподвижно, ведь она наверняка тяжело ранена и потеряла много крови.

Я не стрелял в вас. – Он нависал над кроватью яростной тучей, крепко сжав губы. – Всего лишь бросил в вас камнем, и вы, кажется, потеряли сознание.

– О… – Эйврил села на кровати и резко вскрикнула. – Как же больно! Вы убили бы меня, попади в голову!

– Я попадаю туда, куда целюсь, – пояснил он. – И это просто синяк. Кстати, возможно, вы желаете прикрыться.