Он говорил, что Святой Дух исходит только от Отца. В русском университете, расположенном в городе Киеве, он поднял вопрос, который был представлен на суд Екатерины. Один преподаватель богословия, прочитав у св. Василия, что Святой Дух исходит от Отца чрез Сына (так считают католики), стал утверждать, что таково учение православной кафолической греко-российской Церкви (русская Церковь употребляет по отношению к себе все четыре наименования одновременно). Против него поднялась буря негодования, но императрица, будучи главой Церкви, в постановлении, касающемся исповедания веры, решила, что такое выражение допустимо. Получив изысканное образование, Платон был назначен архимандритом или настоятелем монастыря Святой Троицы, расположенного в тридцати милях (пятидесяти верстах) от Москвы, а затем московским митрополитом или архиепископом[37].

Будучи изысканным литератором, изящно писавшим на русском, Платон был вхож в высший свет Москвы. Если представителей белого духовенства, которые все без исключения были женаты, там не принимали, кроме протопопов, то монахов и, особенно, епископов встречали там почтительно. Платон часто встречался там с молодой княгиней Голицыной, красивой, живой и умной. Однажды епископ совершал торжественное богослужение, и когда он в сопровождении всего сослужащего ему духовенства вышел из алтаря, он увидел княгиню. В тот же вечер он послал ей довольно витиеватые стихи, смысл которых сводился к следующему: «Погруженный в созерцание Божества, которое я нес в своих руках, я чувствовал, что мой ум и сердце пребывают на небесах. Но тут я опустил взор к земле и что же я увидел? Предо мной предстало иное божество…

В этот миг мой ум и сердце снизошли с небес, и с тех пор они были погружены только в одну мысль». Княгиня показала эти стихи другим, галантность седобородого архиерея показалась слишком смелой, и Екатерина отправила его на покаяние на три месяца в его Троицкий монастырь. По существу, Платон был ни кем иным, как лютеранином, быть может, даже неверующим, но к католикам он относился с явной неприязнью.

Обер-прокурор Синода князь Александр Голицын[38] решил заставить русское духовенство учиться, и тем самым придать ему больший лоск, однако для этого дела ему недоставало преподавателей. Так как молодые семинаристы кое-что смыслили в латыни, преподавателями богословия им назначили протестантов-мирян. Однако эти лютеране признавали исхождение Святого Духа от Отца и от Сына, признавали причащение только под двумя видами, а также исповедовали прочие заблуждения, которые ненавязчиво внушали своим слушателям несмотря на данное ими обещание не касаться спорных вопросов. Высказывалось мнение, что иезуиты лучше держали бы свое слово, если бы они его дали. В это время они пользовались большой благосклонностью властей. Обер-прокурор Голицын оказывал большую поддержку идее преобразования коллегии, расположенной в Полоцке, в университет (или в академию; русские употребляют эти два слова, не делая особого различия между ними)[39], и вскоре разрешение было получено.

Обратились к генералу ордена Фаддею Брзозовскому[40], который решил посоветоваться с Римом. Ожидая решения, русские почли это дело улаженным, и Филарет[41] решил узнать, кто именно из отцов иезуитов будет преподавать, и книгой какого автора он собирается пользоваться. Генерал ответил, что если все это действительно свершится, то преподавателем богословия назначат о. Ж.-Л. Розавена, который возьмет за основу теологию Сарданья и не станет касаться ни проблемы исхождения Святого Духа, ни чистилища, ни первенства римского епископа. В ту пору о. Розавен преподавал логику (что во Франции называют философией) в петербургском дворянском пансионе, и его учениками были почти одни только русские. Когда он перешел к преподаванию этики и рассуждениям о том, какое поклонение надо воздавать Богу, он доказал, что католическая религия является единственно истинной, а в качестве человека, выступающего против этого утверждения, он представил одного мусульманина, который от своего имени приводил аргументы деистов, схизматиков и еретиков, направленные против католической религии. В назидание этому бедному мусульманину он разбил все их доводы. То же самое о. Розавен сделал бы и по отношению к протестантам, но ни в коем случае не затрагивая три спорных положения. О. Филарет, который не заглядывал так далеко, очень хвалил деликатность о. Розавена в преподавании логики и ожидал, что так же дела будут обстоять и в преподавании богословия. Тем не менее он пожелал посмотреть книгу Сарданья и в этой связи генерал ордена предоставил ему экземпляр книги.

Впрочем, замысел, связанный с преподаванием о. Розавена, не осуществился, и лютеранин-мирянин снова стал возглавлять кафедру богословия в семинарии Александро-Невской лавры.

Тем не менее вскоре стало ясно, что такое положение никуда не годится, и на о. Филарета оказали такое воздействие, что он, в конце концов, согласился взять на себя это преподавание. Как он справлялся без соответствующих курсов логики и теологии? Очень плохо[42], но русские не сознавались в этом. Тем не менее они очень хорошо видели, что надо что-то менять в обучении духовенства. Из тех, кто собирался стать попами или представителями белого духовенства, они отказались делать что-либо хоть в какой-то мере подходящее и ограничились образованием молодых монахов.

Граф де Местр предрекал, что если однажды русское духовенство начнет учиться, оно превратится в философов, что, собственно, и стало сбываться в среде монахов стараниями князя Александра Голицына. Он хотел, чтобы они играли определенную роль в литературном мире, и заставлял их учить не греческий или еврейский, которые почти никто из русских священников не знает, а современные языки, математику и все разделы физики, и вот из таких людей и станут поставлять высшее духовенство и епископов, которые будут знать немного обо всем, кроме Священного Писания, логики и теологии. В таком состоянии монахи находились уже в 1826 г., о чем мне говорил граф Александр Толстой[43], человек вполне здравомыслящий, учившийся в нашей коллегии в Санкт-Петербурге. Он смеялся над неразумием добрых и благочестивых русских, которые вообразили, что их монахи, пусть даже и приобретшие некоторый лоск, смогут соперничать в науке с каким бы то ни было иным христианским духовенством, будь то католическое или протестантское.

Итак, нет ничего удивительного в том, что императрица Екатерина потерпела неудачу, когда пожелала сделать своих священников людьми образованными.

He стоит слишком удивляться, узнав, что русские не сильно уважают своих священников.

В 1806 г. в Полоцке господин де Кристин рассказывал мне о том, как граф Марков[44] обходится со своими батюшками и как он причащается.

Хотя русское дворянство не соблюдает многочисленных постов, установленных в их Церкви, тем не менее в течение трех дней, предшествующих исповеди и причащению, дворяне постятся, и в дом два раза в день приходит священник, чтобы совместно читать принятые в таком случае молитвы. Однако некоторые благочестивые русские совершают эти молитвы в церкви.

Священник приходил в понедельник на Страстной неделе, а также в последующие дни, но так как священников никогда не принимают в салонах (кроме протопопов и монахов), он оставался в прихожей с прислугой, потому что граф еще не пришел из часовни. Хозяева не вышли на совершение молитв, и на протяжении двух часов батюшка попеременно молился, пил водку и болтал с прислугой, а потом ушел.