Он сказал Марыне, что посоветовал Буту после отъезда из Вирджиния-Сити остановиться у особого минерального источника, в миле к западу от Карсон-Сити, который часто посещают люди, страдающие ревматизмом и меланхолией. Это «куриный источник» — если добавить в его воду соли и перца, она приобретает вкус жидкого куриного супа и действительно очень питательна.

— Я вам тоже советую, дорогая мадам.

— Спасибо, мистер Тайлер, но я не ревматик и не меланхолик. Во всяком случае, пока.

«Ками-ил, Ками-ил!» — звали ее люди на улице. Ей попался высокий мужчина с широкой аккуратной повязкой под подбородком: ему, по предположению Рышарда, пытались перерезать горло. В каждой из трех пьес, которые Марына давала в течение этой недели, ей приходилось притворно умирать — в роли Адриенны она умирала в мучительном бреду; в роли Джульетты — в чувственном обмороке, упав на тело своего Ромео; а в роли Маргариты Готье — в судорожном протесте против несправедливости смерти, — но все признавали, что наиболее удачной была сцена смерти в «Камилле», при которой, как сообщала ведущая городская газета «Территориальное предприятие», два зрителя из разных концов зала на тысячу мест испытали такой ужас, когда Маргарита спрыгнула со своего ложа и со страшным грохотом замертво упала на пол, что их обоих сковал паралич, и они целый час после спектакля не могли подняться с мест.

Но как иначе могло «Предприятие» передать своим читателям волшебство Марыниной игры? Небылицы, мистификации и розыгрыши были излюбленным, «фирменным» способом этой газеты рассказывать о стране удивительных возможностей. Сам Вирджиния-Сити был такой небылицей. Около двадцати лет назад несколько невежественных старателей случайно открыли жилу богатого серебром кварца под самой почвой недалеко от вершины горы, называвшейся тогда Солнечным пиком. И магнаты из Сан-Франциско, сумевшие разработать месторождение, превратили его в самое прибыльное горнодобывающее предприятие в истории человечества. Совсем недавно несколько горняков наткнулись на глыбу чистого серебра шириной пятьдесят четыре и высотой тридцать футов. У сдержанных репортажей мало шансов, что их услышат на фоне подобных правдивых историй.

В конце недели Марына объявила, что желает осмотреть недра легендарной горы, и немедленно получила приглашение, подписанное Джедедайей Форстером, управляющим самой крупной шахтой бонанцы — «Объединенная Вирджиния». Прибыв с Рышардом в канцелярию шахты, она получила шапку, бриджи и плащ, облачилась в этот костюм на соседнем складе и вернулась в канцелярию, где ее встретил очень высокий, статный мужчина в одежде из оленьей кожи с серебряными пряжками — сам Форстер. Ему очень лестно — он поклонился — выступить в качестве гида мадам Заленской, но она должна понимать, что шахта плохо оборудована для приема гостей, в особенности таких знатных дам. Дав одному из мужчин с масляной лампой знак следовать за ним, он вывел Марыну и Рышарда на улицу и подвел их к кирпичному сараю, в котором располагалась железная конструкция с квадратным дощатым полом, куда он вошел первым. Когда клеть с лязгом начала медленно спускаться, воздух уплотнился и сырость приобрела резкий отвратительный запах, от которого щипало в носу и саднило в горле. Опускаясь все ниже и ниже, они слышали, как вода стекает по стволу шахты, и когда клеть начала раскачиваться из стороны в сторону, Рышард вытянул руку, чтобы оградить Марыну от соприкосновения с шершавой мокрой стеной. («Для чего может пригодиться это приключение? — спрашивала себя Марына, стараясь не поддаваться панике. — Одна из тех безрассудных авантюр, в которых выживаешь, лишь зажмурив глаза и заткнув уши?») Наконец клеть остановилась, высадив пассажиров у темного входа в узкий тоннель. Они стали в него углубляться все дальше и дальше. Голые по пояс шахтеры, орудовавшие кирками и совками, терпеливо сносили невозможную жару. Адская работа!

— Мы находимся на глубине тысяча девятьсот футов под землей, — сказал гид, который, спросив разрешения у Марыны, снял куртку из оленьей кожи и остался в ослепительно белой шелковой рубашке.

Рышард решил не снимать своей куртки, как бы ему этого ни хотелось, и даже любезно согласился посмотреть на воду, собиравшуюся в соседнем отсеке, и новый насос, который спустили сюда для ее откачки. Элегантно одетый управляющий «Объединенной Вирджинии», оставшийся с Марыной, не предполагал, что дама может заинтересоваться работой шахты. Но ему было очень приятно находиться в ее обществе.

— Это вторая шахта, которую я посещаю, — заметила Марына, не придумав ничего лучшего. — Несколько лет назад для меня провели экскурсию по знаменитой соляной шахте, расположенной к югу от Кракова — моего родного польского города.

— Соляная шахта… Местные жители вряд ли назвали бы ее «шахтой».

— Я согласна с вами, полковник Форстер, — Марыне сказали, что ко всем начальникам шахт следует обращаться «полковник». — Соль не так ценна, как серебро, но саму шахту стоит посетить. Ведь ее непрерывно эксплуатируют, начиная с тринадцатого века.

— И до сих пор не добыли всю соль? Наверное, у вас на родине очень медленно работают. Наверное, мало стимулов, учитывая ту прибыль, какую приносит соль.

— Я вижу, мой дорогой полковник, что не объяснила вам как следует, что такое большая королевская шахта. Это не просто бизнес, как в Америке. И не нужно полагать, что нашим польским горнякам не хватает усердия. За несколько столетий они вырыли огромный подземный мир на пяти уровнях, с многомильными просторными галереями, соединяющими более тысячи залов, или комнат, многие из которых огромны. Одни поддерживаются сложными деревянными решетками, другие — соляными столбами, которые по толщине не уступают большим старым деревьям в северной Калифорнии, а некоторые из этих подземных пещер, таких длинных и широких, что кажутся бесконечными, обходятся безо всякой опоры посредине. В двух самых крупных помещениях расположены величественные озера, которые можно переплыть на плоскодонке. Но не только этими пугающими «плутоническими» видами привлекала шахта столь многих выдающихся туристов, начиная с великого польского астронома Коперника; даже Гете счел нужным ее посетить. Интереснее всего, что, пробурив камеры и подняв на поверхность всю соль, горняки высекают из нее скульптуры в натуральную величину, которыми украшают заброшенные штольни.

— Статуи? — сказал Форстер. — И у них еще хватает времени высекать под землей статуи?

— Да, статуи польских королей и королев — там есть замечательная статуя одной из мучениц — основательниц моей родины — Ванды, дочери Кракуса. И, конечно же, религиозные статуи в часовнях на каждом уровне, где горняки молятся каждое утро, самая величественная и древняя посвящена Антонию Падуанскому — там есть колонны с декоративными капителями, арки, изваяния Спасителя, Девы Марии и самого этого святого, алтарь и кафедра с полным убранством, а также фигуры двух священников, молящихся перед гробницей святого, — все высечено из темной каменной соли. Раз в месяц здесь служат торжественную мессу.

— Церковь в шахте. М-да.

Ясно, что полковник ей не поверил. Он умел отличить быль от небылицы.

А Марына, когда они вернулись в отель, с удовольствием рассказала Рышарду о том, как сбила с толку своего импозантного гида.

— Я знаю историю о другой соляной шахте, — сказал Рышард, — но, к сожалению, ее придумал не я, а Стендаль. В соляной шахте Галлейна, близ Зальцбурга, у горняков существует прелестный обычай оставлять зимнюю ветку в заброшенной штольне, а затем, спустя два-три месяца, поднимать ее наверх. Насыщенная солью вода пропитывает ветку, а потом убывает, и вся ветка, вплоть до самых крошечных отростков, покрывается сверкающими кристалликами. Эти редкостные украшения преподносят туристкам, посещающим шахту. Стендаль утверждает, что любовь отчасти напоминает этот процесс кристаллизации. Погружая образ возлюбленной в свое воображение, влюбленный наделяет ее всеми совершенствами, подобными кристаллам на голой ветке.