— Как ты сделал со мной.

— С другими женщинами, и на две-три недели, — засмеялся Рышард.

— Но не со мной.

— Дорогая моя, бесподобнейшая Марына!

— А почему со мной — нет? Может, я просто зимняя ветка? На сцене сверкаю и ослепляю, а…

— Марына!

— Не понимаю, зачем ты рассказал мне эту историю.

И Рышард подумал: «Я тоже не понимаю. Как можно быть таким бестолковым? Что я делаю?» И его ответ, конечно, был глуп и малодушен:

— Любимая, прошу тебя, давай не будем сейчас ссориться.

Сейчас?

— Никогда!

Около полуночи, выйдя через служебную дверь «Пайпера» после заключительного спектакля, Марына, Рышард и мисс Коллингридж присоединились к двухтысячной толпе, которая при ярком лунном свете и в отблесках костров глазела на женщину в коротком платье и трико, которая ступила на воздух с кованой железной балюстрады над входом в театр. Они последовали за толпой по Юнион-стрит, а женщина тем временем шла над головами вдоль этой угловатой улицы; и аплодировали вместе с толпой, когда мисс Элла Ларю внезапно сошла с каната, гордо топнув ножкой по крыше кирпичного здания на углу Ди и Юнион.

— Забавное зрелище, — сказал Рышард Марыне. — У нее слишком широкие бедра, ты не находишь? — добавил он, пытаясь досадить мисс Коллингридж.

Затем, в поисках новых развлечений, они вернулись на Си-стрит и через двойные стеклянные двери зашли в салун «Полька».

Поскольку шахты работали постоянно, салуны тоже были открыты круглосуточно. Горняки приходили сюда сразу после смены сыграть на заработанные деньги в фараон, монте или покер (они не любили спортивные игры и всякого рода игровые автоматы), и Марына попросила своих спутников заняться чем-нибудь, пока сама она будет сидеть и наблюдать за ними.

Рышард подошел к стойке, и вскоре репортер «Предприятия» развлек его рассказом о том, как в одной герметично закрытой горной пещере был обнаружен «серебряный человек» — какой-то бедный индеец попал в ловушку много-много лет назад, и тело его спустя столетия, благодаря характеру грунта, водяным испарениям и перемещению металлов, превратилось в глыбу серебра; точнее, как показал анализ тела в Карсон-Сити, — в сульфированное серебро с незначительной примесью меди и железа. Тем временем мисс Коллингридж восторгалась «талисманом» салуна — Черным Билли, который, в отличие от множества козлов, живших в старых штольнях и питавшихся скудной растительностью на склонах горы Дэвидсон, принадлежал к более привилегированной и дерзкой стае, которой разрешалось жить в городе: Билли обитал и жевал табак на Си-стрит.

Марыне удалось спокойно посидеть с бокалом шампанского примерно пятнадцать минут, после чего бородатый великан в красной клетчатой рубашке встал из-за соседнего столика и, пошатываясь, направился к ней с бутылкой в одной руке и красной геранью — в другой. Он горланил:

— О Жу-улиетта, Жу-улиетта, ты ли это, Жу-улиетта?

Она поискала взглядом Рышарда, но за спиной нахала уже появилась женщина, которая закричала на него:

— Проваливай, Нейт! Не приставай к даме. Она тоже много работала и имеет право спокойно посидеть у меня в салуне, отдохнуть от поклонников.

Ее спасительница задержалась у столика. Толстая, затянутая в корсет, с лентами в волосах. Лет сорока пяти или пятидесяти, определила Марына.

— Я только хотела сказать, какая честь принимать вас у себя в салуне. — Женщина улыбнулась, и Марына заметила, что когда-то она была очень красивой. — Просто не верится, что вы здесь сидите. Словно королева ко мне пришла. Королева! У меня в «Польке»!

— Которую мы танцуем у себя в Польше, — весело сказала Марына.

— Правда? — удивилась женщина. — А я-то думала, что это стопроцентный американский танец! — Она помолчала. — Вы, наверно, хотите побыть одна. Я вас понимаю. Наверно, вас все время окружают люди.

— Посидите со мной, — сказала Марына. — Мои друзья скоро вернутся.

— Можно? — Она плюхнулась на стул. — Правда можно? Не буду много болтать, честное слово. — Она с благоговением смотрела на Марыну. — Я только хотела сказать, что вы были так… — и вздохнула, — …так прекрасны вчера вечером. Знаете, у нас в Вирджинии показывают кучу пьес, и я всегда хожу, если могу, почти все пересмотрела, и все актеры приходят сюда, даже Бут, я видела аж трех его «Гамлетов». Он иногда заходит в «Польку». Один раз сидел за этим самым столиком.

— Мне очень приятно сидеть за столиком мистера Бута, — сказала Марына с улыбкой.

— Как раз на вашем месте. Очень вежливый, никакого зазнайства, но такой горемычный! И напился, как сапожник, но на следующий день это было ничуть не заметно. Он, конечно, великий, спору нет, но мне больше нравятся актрисы, а вы — лучше всех. Когда женщина страдает, тебя пробирает до самого нутра, по крайней мере, мне так кажется. Взять хотя бы ту французскую дамочку, что вы намедни изображали, — ей пришлось прогнать того славного паренька, которого она по-настоящему любила, и притвориться, что больше его не любит, никак не могу запомнить ее имени, оно не такое, как в названии пьесы.

— Маргарита Готье.

— Вот именно. Нам показывали кучу Камилл, но вы — лучшая. Я никогда в жизни так не ревела над «Камиллой».

— Это прекрасная роль для актрисы, — сказала Марына.

— И как вы отлично играете Джульетту, и ту, другую, — я пересмотрела все ваши спектакли на этой неделе, — про французскую актрису, как ее, опять забыла…

— Адриенна.

— Точно! Вы изображали ее намного лучше, чем та итальянка, которая приезжала два года назад, забыла, как ее зовут, и играла по-итальянски. Но это меня не волнует, если человек хорошо играет, то ты понимаешь его чувства.

— Аделаида Ристори.

— Она самая. Мне нравится эта пьеса. Но «Камилла» — лучше.

— Это очень интересно, — сказала Марына. — Не могли бы вы рассказать, почему предпочитаете «Камиллу»?

— Потому что Джульетта — просто милая девчонка, и она была рождена для счастья, но это от нее не зависело — их семьи не ладили между собой. А французская актриса, опять забыла ее имя…

— Адриенна.

— Правильно. Она тоже хорошая. И не виновата в том, что мужчине, которого она любит, приходится любезничать с этой ужасной принцессой, которая взяла да и отравила ее. Ей просто не повезло, если вы понимаете, о чем я. Но «Камилла» больше похожа на реальную жизнь. В смысле, она не была такой уж хорошей и невинной, — да и откуда ей быть? — жила с кучей мужчин и как бы смирилась с судьбой, не верит в любовь, — почему она должна верить? — после того, как перевидала столько мужчин, а потом вдруг встречает совсем другого человека и хочет изменить свою жизнь. Но не может. Ей не дают. Она должна быть наказана. Должна вернуться к своей старой жизни, — женщина расплакалась.

— Успокойтесь, миссис… миссис… Извините, вы не представились, — сказала Марына, протянув носовой платок.

— Минни, — ответила женщина. — Откуда вы узнали, что я замужем?

— Просто предположила.

— Вы правы, я замужем. — Она приложила платок к глазам. — Но вы же знаете, как оно в жизни бывает. — Она качнулась на стуле назад. — Выходишь замуж не за того, кого любишь.

— Печально, — сказала Марына.

Женщина махнула официанту, и тот принес ей «сазерак».

— На старости лет я пристрастилась к этим затейливым сан-францисским напиткам. А в молодости и чистое виски пила, и бурбон, и рай-виски, и кукурузную — сойдет что угодно. Вам чего-нибудь еще? Мой бармен готовит очень вкусный «бренди-смэш».

— Нет, спасибо. Скоро вернутся мои друзья, и нужно будет идти.

— Надеюсь, меня не прогонят. Но вам-то я, кажется, могу доверять. Вы актриса, все понимаете…

— Я бы так не сказала.

— Я скажу вам, почему этак отзываюсь о браке и обо всем остальном. Моя история хорошо начиналась, хотя вряд ли вы сможете сделать из нее пьесу, потому что она плохо кончилась.

— Я не ищу новой роли, — спокойно сказала Марына, — но с удовольствием послушаю вашу историю. Я люблю истории.