— Конечно, конечно! Не желаете ли еще чего-нибудь? — осведомился Мильнс.
— Мне не помешал бы ремень, — ответил Суинберн, который, стоя, вынужден был придерживать штаны руками.
— Кто бы говорил! — ухмыльнулся Бендиш.
Следующим утром, пока Алджернон Суинберн навещал жену Чарльза Дойла, к Ричарду Бёртону наведались Дамьен Бёрк и Грегори Хэйр, тайные агенты лорда Пальмерстона. Несмотря на жару, одеты они были как обычно: черные сюртуки, черные жилеты и белые рубашки с высокими воротниками «гладстон», накрахмаленные концы которых угрожали проткнуть глаза при каждом повороте головы. Широкие бриджи заканчивались чуть ниже колен, приоткрывая бледно-желтое трико, на ногах башмаки с большими серебряными пряжками, в руках цилиндры. Оба изрядно веселили Бёртона, хотя своим видом напоминали могильщиков восемнадцатого века.
Первое, что они услышали, войдя в его кабинет, было радостное приветствие:
— Слюнявые недоумки! Неуклюжие тупицы!
— Прошу прощения, джентльмены, — улыбнулся Бёртон, — новому члену семьи недостает хороших манер. Это Покс, моя личная болтунья, — сказал он, указав на насест у книжного шкафа.
— Отвали, урод! — просвистела птица.
— Вы храбрый человек, капитан Бёртон, — замогильным голосом сказал Бёрк, — мало кто способен выдерживать этих дьяволят у себя дома.
Бёрк был высок, слегка горбат и совершенно лыс, хотя носил очень длинные бакенбарды «пикадилли». На его лице застыло плаксивое выражение: рот изогнут вниз, толстые щеки обвисли, глаза источали мировую скорбь.
— Вы побывали на войне, сэр? — спросил он. — Простите мою бестактность, но, похоже, вас там слегка потрепали.
— Это не война: это бунт, — поправил его королевский агент. — Но все эти раны и порезы быстро заживают.
Бёрк поставил на стол какой-то предмет, завернутый в полотно, по форме он напоминал обыкновенный револьвер.
— Сегодня я еще не был снаружи. Как там? На улицах стало спокойнее?
— Отчасти, сэр, — ответил Хэйр. — Как вы полагаете, мистер Бёрк?
Хэйр был ниже и намного шире своего товарища, с массивными плечами и длинными, как у обезьяны, руками. Его голову украшала копна абсолютно белых волос, которые спускались короткой челкой на лоб и огибали маленькие толстые уши; квадратную челюсть обрамляла клочковатая борода; бледные серые глаза глубоко сидели в хрящеватых глазницах. Еще Хэйра отличали сплюснутый, многократно сломанный нос и невероятно широкий рот, уставленный большими ровными зубами. С точки зрения Бёртона, оба выглядели устрашающе.
— Совершенно верно, мистер Хэйр, — ответил Бёрк. — Я, однако, должен отметить, что Претендент Тичборн собирается обратиться к народу с трибуны Сент-Джеймсского парка [118]ровно в четыре часа.
— Не думаете ли вы, что после этого бунт вспыхнет с новой силой? — спросил Бёртон.
— А вы, капитан?
— Полагаю, это весьма вероятно.
— Мы разделяем ваше опасение. Не так ли, мистер Хэйр?
— Разумеется, мистер Бёрк.
— Насосы со зловонной жижей! — просвистела Покс. Хэйр проигнорировал птицу и указал на пакет:
— Ваш подарок, капитан.
— Подарок?..
Хэйр распаковал сверток. Внутри оказался зеленый предмет, на вид органического происхождения, с коротким толстым стволом, имевшим множество выступов, и с рукояткой, у основания которой росли маленькие белые корни. Один из выступов по виду весьма напоминал револьверный курок.
— Это еще что? — недоуменно спросил Бёртон.
— Кактус, — ответил Бёрк.
— Кактус?
— Из Ирландии.
— Но в нем нет шипов.
— На самом деле есть, только растут они у него внутри. Знакомы ли вы с джентльменом по имени Ричард Спрюс?
— Да, конечно, член Королевского географического общества. Последнее время он всё время в центре общественного внимания, и я довольно часто вижу его.
— Похоже, он стал парией, не так ли?
Бёртон кивнул:
— Общество и пресса считают, что он один в ответе за трагедию в Ирландии.
— О да, капитан, безусловно. И эта трагедия, по мнению некоторых, вынудила нас вмешаться во внутриамериканский конфликт. Не кажется ли вам, что такая ноша чересчур тяжела для одного человека?
— Я склонен согласиться с вами.
— А известно ли вам, что на прошлой неделе Спрюс, вместе со своими коллегами-евгениками, встретился с немецким агентом графом фон Цеппелином [119]и попытался бежать в Пруссию?
— Он действительно пытался бежать?.. Загнанный в угол идиот!
— Обезьянья сперма! — добавила Покс.
— Вы можете называть его идиотом, сэр, я называю его предателем: ущерб, который он мог бы причинить империи, если бы продал эти, — Бёрк кивнул на кактус, — и некоторые другие государственные секреты, был бы просто неисчислим!
— Кактус — государственный секрет? — поразился Бёртон.
— Этот — безусловно.
— К счастью, мы сумели перехватить Спрюса и его соратников до того, как Цеппелин увез их в Пруссию, — подхватил Хэйр. — Сам граф, к сожалению, сбежал, зато евгеники теперь в Тауэре.
— Почему именно там?
— Мы оборудовали специальное помещение под старыми темницами. Именно там должны были закончить свои дни Дарвин и Бэббидж, если бы вы, сэр… хм-м… не позаботилисьо них. Я прав, мистер Бёрк?
— Безусловно, мистер Хэйр, безусловно! — Бёрк осторожно коснулся кактуса. — В любом случае, подобные устройства никак не должны попасть в чужие руки, и менее всего — в руки пруссаков. Династия Бисмарков пытается объединить все германские государства и основать Европейскую империю [120]— это может привести к войне, какой еще не видел мир. И мы не можем допустить, чтобы у пруссаков появилось оружие вроде этого.
— Ибо буйны будут грядущие перемены… — тихо процитировал Бёртон. — Многих мягкотелых из твоего рода вихрь сбросит с поверхности Земли…
— Что вы сказали, капитан?
— Ерунда. Однажды я слышал эти слова.
Скоро разразится шторм, ты будешь свидетелем Конца Великого Цикла и ужасающих мук при рождении Нового; прошлое и будущее вступили в ожесточенную схватку.
Он вспомнил свой сон. И графиню Сабину. Вспомнил, что Джон Хеннинг Спик уехал в Пруссию вместе с несколькими евгениками. Затем он взглянул на кактус и спросил:
— Это оружие?
— Да, — ответил Хэйр. — И вы должны быть крайне осторожны с ним. Носите его всегда с собой и не разрешайте врагам даже коснуться его.
— Позвольте продемонстрировать, — сказал Бёрк, беря со стола кактус и держа его как револьвер. — Руке очень удобно: рукоятка слегка пружинит, но остается твердой и увесистой. Видите выступ? Дерните его — и кактус сразу перейдет в защитное положение: соки внутри загустеют, и за доли секунды образуются острые ядовитые шипы. Теперь я делаю так…
Бёрк направил кактус на противоположную стену и нажал на выступ-«курок». Бах! — И в стене застряло несколько шипов.
— Бог мой! — воскликнул Бёртон. Шипы продырявили обои в опасной близости от миниатюры, украшенной дорогой рамкой и изображавшей его родителей. Бёртон подошел к стене и сосчитал шипы: их было ровно семь — в отверстиях влажно блестели иголки три дюйма длиной. [121]
— Не прикасайтесь! — вскрикнул Хэйр, когда Бёртон протянул руку, собираясь вытащить шип. — Они покрыты сильнейшим ядом: достаточно одной капле попасть на кожу, как вы мгновенно потеряете сознание и придете в себя не раньше чем через три часа.
— Неслабо!
— Яд станет безвредным примерно через пять минут.
— Он уже перезаряжается, — сказал Бёрк, махнув «револьвером». — Пока кактус в защитном положении, он непрерывно производит шипы. Вы можете стрелять из него много часов — «пуль» всегда хватит. Однако… — Бёрк отжал выступ активации, — …вот так. Сейчас он спит, и вы не простре́лите себе ногу. Я — тоже. Я вообще очень осторожен по природе. Верно, мистер Хэйр?