Парень закрывает лицо ладонями, а я встаю и начинаю ходить по кухне. Курю. Стараюсь остановить себя — нечего заводиться.
— Она в больнице, — хрипло проговаривает Женька сквозь ладони. — У Тани психический шок. Вдруг она не выживет… — Женька отнимает руки от лица и вдруг произносит быстро и возбужденно: — Они забрали мой пистолет. Если ты свои не продал еще… Отдай мне! Я верну деньги!
На кухонном столе банка с окурками. Тушу сигарету и сажусь напротив парня. Стараюсь говорить почти ласково:
— Какие деньги, Жень? Это и меня касается. Согласен — моей вины тут тоже хватает…
— Так ты мне отдашь пистолет?
— Подожди. Давай все по порядку. Рассказывай — кто такие? Кто где живет? Кого и где можно найти? Давай-ка все обсудим в другом месте.
Парень стягивает тельняшку и надевает джинсовую рубаху. Машинально проводит руками по светлым волосам и идет за мной. Мы выходим на темную улицу, находим Лехину машину на перекрестке. Леха говорит Женьке:
— Привет, — а тот лишь нервно кивает в ответ.
Выезжаем за город на пустырь. Когда-то здесь находилась свалка, но бульдозеры уже расчистили землю от хлама. В черном небе поперек звезд продвигаются проблесковые огоньки. Это самолет. Летит куда-то.
Женька снова молчит, только дергает головой, словно оранжеволобый попугайчик-какарики. Видел я однажды такого. Пересказываю Лехе вкратце то, что случилось с моим оружейным мастером.
— Ну, бляди! — рычит бодигард и бьет кулаком по рулю.
— Машину не ломай, — прошу я.
— Мы этих сук уделаем! Оттрахаем мразей, как захотим! — Леха рывком открывает дверь и выпрыгивает из машины.
Женька и я — мы выходим следом, смотрим, как бодигард роется в багажнике. В багажнике несколько тайников, и скоро оттуда появляется мой револьвер. Затем Леха достает ТТ и четыре обоймы к нему. Вот и «Макаров» с четырьмя обоймами. К ним добавляется АКМ с тремя рожками, а на десерт — три гранаты Ф-1. Я стараюсь не удивляться арсеналу. Чего уж тут удивляться. На войне как на войне. Война вокруг — эволюционный отбор.
— Соображаешь в правильном направлении, — только и говорю я одобрительно. — Жаль, что не присобачил к тачке вместо прицепа дивизионный миномет.
— В следующий раз можно и миномет. — В Лехином ответе нет и намека на шутку.
Начинаем делить оружие.
— Возьми автомат, Леша, а Евгений пусть попробует ТТ. Чтобы с «макаровым» работать, надо навык иметь. Я и сам из него не стрелял, но у меня есть еще один револьвер.
Одну гранату забирает Леха, а две другие я оставляю себе. Женька обойдется и без гранат. У парня психологическая травма. Он нас всех запросто подорвать может… Интересно, что бы подумали братва в Джанкое и сам Анвер, если б узнали — я всего два месяца практикуюсь в стрельбе. Юность и тайга не в счет. Но если есть извилины какие, то это просто. Думай и не бойся делать. И, как говорится, побольше практических знаний. Да уверенность в себе на двести процентов…
Садимся в машину. Леха включает зажигание и смотрит на меня — ждет указаний.
— Значит, так, — говорю, — если в городе менты останавливать станут — отрываемся. Ночью не возьмут. Но если что — бить на поражение!
— Хорошо. Тогда две минуты подождите. — Леха глушит двигатель и выпрыгивает из машины. — Номера поменяю, — объясняет он, наклонившись к окошку.
Мой бодигард возится с номерами, а на заднем сиденье дергается Женька.
— Я вот что думаю, — начинает он, но я обрываю:
— Следовало раньше думать, а теперь вредно. Теперь дело надо делать.
— Хорошо, — выдыхает он в спину мне.
— О’ кей, босс! — Леха опять за рулем, и машина через мгновение срывается с места.
Едем по ночному городу, не включив даже габаритных огней. Женька объясняет, как подъехать к дому местного «папы». Лехин автомат я пока держу у себя между коленей. Минут через пятнадцать останавливаемся на углу какой-то полутемной улочки. Частные дома один за другим. Леха остается в машине, а мы с Женькой идем в разведку. Вдоль заборов удобно протоптана дорожка, и скоро перед нами вырастает силуэт искомого дома. Куча всяких построек вокруг, а во дворе возле парадного входа две иномарки изволят почивать — «мерседес» и «вольво» из последних моделей. Мокрый, мать его, асфальт! Окна в доме освещены, и это значит — по двору незамеченным не пройдешь.
— «Паханский» вижу «мерседес», — шепчет Женька, заикаясь от волнения. — А «вольво» — это его первый человек. То есть не машина, а друг.
— Еще раз спрашиваю — это они нам нужны?
— Они. Да-да, они, они.
— И это хорошо. Правильно.
— Больно народу много. Может, стоит подождать, пока толпа разъедется?
— Я же тебе говорил! — кричу шепотом. — Думать следовало раньше! А теперь надо работать. Радуйся, что они в кучу собрались. Нам не надо будет за ними по городу гоняться.
— Хорошо, я готов. Честно.
Возвращаемся к машине. Леха ничего не спрашивает, только смотрит вопросительно. В двух словах рассказываю — он понятливый. Выкуриваем по сигарете и идем обратно к дому по дорожке. Слышу, как Леха за спиной передергивает затвор автомата. Я достаю из заднего кармана джинсов глушитель и не останавливаясь наворачиваю на ствол револьвера, затем досылаю патрон в патронник «Макарова», ставлю на предохранитель. Несколько не доходя до «паханского» дома, останавливаемся, и я показываю Женьке, как ставится ТТ на предохранитель курком. На Женьку я не рассчитываю особенно. Да мы и с Лехой справимся.
Подходим к воротам. Они хоть и стальные, но довольно низкие. Хотя бы колючей проволокой поверху обмотали!
— Делай как я, — шепчу и прыгаю на ворота.
Вот и собака слева на цепи. Успевает тявкнуть только раз, получает животное пулю в лоб и умирает. Прости, зверь, это лишь естественный отбор.
Быстро меняю стреляную гильзу на патрон и спрыгиваю с ворот во двор. Парни приземляются за мной. Хоть и светло во дворе, да пусто. Перебегаем освещенное пространство и прижимаемся к стене. Вдох-выдох, выдох-вдох. Всего две ступеньки перед дверями. Ручка в двери латунная, литая, приятная, теплая на ощупь, похожая на рукоять казацкой шашки. Но шашек не будет. Не будет стрел и копий… Дверь-то открыта! И здесь мудаки девяностодевятипроцентные!
За дверью что-то вроде большой прихожей. Пусто. Сверху доносится музыка. Лишь пара секунд у нас оказалась, чтобы осмотреться. Слева из коридорчика появляется какой-то громила — стреляю ему в лоб. Башка разваливается на две половины, и так, без башки, громила сползает по стене на пол.
— Хорошие глушители делаешь, — бормочу я, а Женька за спиной только нервно дышит, громче, чем выстрел с глушителем.
Сворачиваем по коридорчику влево и оказываемся в небольшой комнатке с диваном, телевизором и журналом «Плейбой» на журнальном столике. Тут, видно, охрана отдыхает. Мудаки девяностодевятипроцентные. На диванчике лежит рубаха из тонкой белой ткани, и я рву ее пополам.
— Повяжи на лицо, — приказываю Женьке.
Тот повязывает. Повязывает и Леха. Нахожу белую косынку и повязываю ее на лицо себе. Какое-то «белое братство». Какое еще «белое братство»? Чушь.
— Зачем это надо? — бубнит из-под повязки Леха. — Все равно всех валить.
— Затем! — бормочу. — Ты что — станешь убивать женщин? Или детей?
— Понял, босс.
Выходим из комнатки в коридор и осматриваем первый этаж. Пальцы наши лежат на курках. Нажимать легче, чем ждать. Внизу никого нет. От людей остались следы — окурки в хрустальных пепельницах, кожаная куртка, лежащая на столе, надкушенное яблоко, лежащее на куртке… Но людей нет.
Дом огромный. Главное — не заблудиться. Кажется, наверх ведет только одна лестница. Стараемся не скрипеть. Поднимаемся.
Снимаю пистолет с предохранителя. На втором этаже квадратная площадка перед открытыми стеклянными дверями. Останавливаюсь, поднимаю руку, и парни останавливаются за мной. На площадке темно, а в зале света до хрена. Там я вижу кучу людей, сидящих за роскошным столом с фужерами, шампанским, зарезанным и зажаренным поросенком поперек стола, много молодых еще мужчин, несколько девиц с ними, лет по двадцать девицам. Вот женщина средних лет с сединой в волосах, с седыми серебряными украшениями на шее и пальцах. Говорит она что-то, улыбаясь. Кому говорит? Пара мужиков в летних пиджаках. У одного шрам, кажется, над бровью. Атаманы местные, вот они… Все это я прочитываю взглядом за одну секунду.