Литмир - Электронная Библиотека
A
A

− За это точно заругают.

Это было давно. В лучшей половине жизни. В той её половине, где всегда светило и грело солнце.

“И пироги с капустой” - припомнилось Костасу.

…Перед сеансом в кино они заглядывали в столовую, неподалеку от Ирининого дома. Ходили до тех пор, пока однажды их там не застали её подружки. Девушки тихонько хихикали, рассматривая поглощающую пирожки и чай парочку. Ирина пытку выдержала, а вот в столовку больше заходить не соглашалась…

Память вернула Костаса к событиям в кафешке. Получилось как в присказке. Где тонко там и рвется. Он не смог бы с уверенностью сказать, какие из предшествующих событий истончили нить его терпения: приговор медиков, уход Ирины, осознания несостоятельности помочь сыну или город, оказавшийся пустым, не смотря на свою суету и многолюдность. Или прошлое обожгло-растревожило память темнотой умерших звезд.

Он не стал ждать, пока девушка попросит о помощи. Боксер занят десертом и выслушиванием нотаций деда и бабки. Мужик от вискаря раскраснелся, словно собрался крякнуть от апоплексического удара, и абстрагировался от реальности. Костас поднялся из-за столика.

Водиле досталось первому. Крепко и просто. Так что хрустнули челюсть и шейные кости. Со вторым обошелся не мягче. Дружок водилы получил гулкий удар в грудь, собирая стулья, отлетел прочь и упал спиной на пол. Попытался крикнуть. Изо рта хлынула кровь. Переломанные ребра порвали легкие.

− Место остается за вами, − сказал он перепуганной девушке.

Костас забрал со стола сигареты, вышел на улицу, постоял и свернул за угол. Что это? Начало новой жизни? Оно самое. Почему-то стало легче. С души слетел тяжкий груз. А разум? Разум понимал. Сейчас Костас Борзовский переступил ту грань, за которую переступать не дозволено. Никому не позволено. Закон, он бдит. Он, знаете ли, Закон!

Брел, сворачивая в проходные дворы. Миновал перекресток. Один. Второй. Пересек скверик, где пьянчужки приветливо пригласили его разделить бутылку мутного портвейна. Он отказался. И только пройдя шагов десять, пожалел. Зря.

Улочку запрудили машины под стать той, что катала пацанов. Из расположенного в подвале бара лилась песня. Лепс допел о рюмке водки на столе. Потом пауза. Добрый знак. Музыки, да еще на всю ивановскую, Костас не любил. Он спустился по ступеням к входу.

Его встретил едкий запах курицы с чесноком и пригоревшей картошки. В подвальчике гуляли день рождение.

− У нас закрыто, − негостеприимно предупредила его девушка-бармен. Красные щечки и легкий запашок спиртного выдавали её участие в празднике.

− Водки налей, − потребовал Костас. Ему нет дела до тех, кто тут отдыхает. Ему нужно выпить. Влить в организм сотку и все, можно идти дальше, поджидая пока товарищи из уголовки удосужатся его найти. Сам не пойдет, не приучен сдаваться.

− Э, слушай! Вали отсюда! - голос тягуч от выпитого.

Костас повернулся. К нему подходили двое. Лысый под бритву парень, с золотой цепью на шее, из-под золота проглядывает вторая, наколотая, и смуглый в кожаной жилетке.

− Давай комиссар, проваливай, − нагло пер на него бритоголовый. - Тут только свои. Мусарня пятью кварталами дальше.

Шутка парню понравилась и он расплылся в улыбке. Золотые фиксы прямо как орденские планки, все высшей пробы.

Смуглый не шел, крался. Носатый, черные вьющиеся волосы, глубоко посаженные глаза. Кавказец.

Костас глянул на красочный плакат над столом. Хеппи бездей! Глухо пальнуло шампанское. Сидящие оживились, разливая в бокалы и накладывая еду по тарелкам. Действительно, свои. Парни как под копирку в золоте и бритоголовые, девки расфуфыренные, черненькие и блондинки. Свои, одним словом.

К установленному пилону выпрыгнула стриптизерша. Кружева и тряпочки взметнулись, открывая ягодицы. Ловко зацепившись за шест, она вытянула ногу вверх, демонстрируя гибкость. Но гибкость что? Гибкость так! Отсутствие нижнего белья это да!

Стриптизерша, повиснув на пилоне, высокохудожественно развела ноги. Очень эротично! Эпилировано и умащено.

− Хе-хе-хе! Пожрать дай! - крикнули ей.

За столом веселье через край, что шампанское из бутылки.

− Поглазел и вали! − осклабился бритоголовый.

− Да, двинь ты ему, Бурый! - крикнули из-за стола.

Двинул Костас. В солнечное сплетение. Бурый согнулся. Костас толкнул парня и тот шлепнулся на задницу. Барменша тихо пискнула.

Кавказец, сунул руку под кожаную жилетку. Без лишних раздумий. Они друг друга поняли. Кавказец потянул руку обратно. Костас успел первым. Перехватил, взял на болевой и выкрутил из пальцев пистолет. Beretta RX4 Stopm. Ткнул рукояткой в подбородок. Противник клацнул зубами.

− Живым не уйдешь, − поморщился кавказец. Костас усилил давление и тот привстал на цыпочки. Сустав вот-вот хрустнет. Оно и лучше, меньше резких движений.

За столами оживление. Кто посмелей или потрезвей, отодвигали стулья, собираясь на помощь приятелям.

− Что это за праздник без драки, − пошутил кто-то. Гогот означал, шутка понравилась.

Бурый придя в себя, поднялся с пола. Несколько раз резко выдохнул, выравнивая дыхание.

Костас поглядел скрипящему зубами от боли противнику в лицо. Он оттуда. Видно по глазам. Не успей он, кавказец бы выстрелил. Что-что, а привычки долго раздумывать у них нет. Непривычные.

− А я и не ухожу, − Костас приставил ствол ко лбу кавказца. Испугается? По виду не из пугливых. Не испугался. А удивится? То же нет! Напрасно.

За выстрелом мозги ударили в стороны. Костас направил беретту на парня.

− Ты что мужик? Ты что? Ебу дался! Да ты… - застыл Бурый на месте, плохо соображая с испугу. − Чего тебе? Денег? Десять штук зеленых? Лады?

− Уже не надо, − отказался Костас. Оказывается деньги добыть легче легкого. Приставил к чужой башке пушку и все твои. Жалко раньше не знал.

Выстрел оборвал парня на полуслове. Противно смотреть, перетрусил человек. Человек ли? Вроде да. Хотя не очень и похож. А эти? Костас повернулся к столу. Сытые, чистые. Спроси, наверное, еще и жизни научат. Дескать, жил ты жил, а теперь…

В тесном помещении выстрелы грохотали, заглушая визг, крики и бой падающей посуды. Эхо испугано билось в стены.

Костас прошелся по залу. Слышно как в подсобке рыдают перепуганные девицы. Мужиков с ними нет. Нет заступников, кормильцев, ухажеров, трахальщиков, деловых, крутых, продвинутых, подмазанных. Все лежат здесь. Костас столкнул со стула бритоголового. Правда, так уже о нем не скажешь. Не голова - расколотый арбуз.

Сел за стол, выбрал высокий хрупкий фужер. Выплеснул шампанское, протер пальцами следы помады, ополоснул водкой и налил доверху. Выпил. Настоящая. Да и станут ли такие пить другую. Зацепил вилкой кусок яблока. Закусил. Следом поднял дольку лимона.

Стриптизерша так и стояла у пилона, вцепившись в никелированный металл побелевшими от усилия пальцами. Не выпуская из вида оружие Костаса, еле слышно произнесла.

− Зачем?

Смелая или глупая?

− Начал новую жизнь, − ответил ей честно Костас и налил еще.

Прислушался. На улицы воют серены. Как скоро? Молодцы! Съел дольку с кожурой и косточками.

Визжат тормоза. Хлопают дверки машин. Топочут солдатские берцы. Минутка наверное есть? Костас отставил бокал. По лестнице осторожно спускались. Костас переложил беретту в левую руку. Один патрон остался или два? Не зря видно списала медицина, такого пустяка не запомнил.

Он выбрал пару бутылок на стойке бара в качестве мишени. Длинногорлые, пузатые, с нарядными этикетками. Самоубийство отпадает, стар больно для подобных выходок. Остается надеяться на ответную спецназовскую пулю.

Есть простое воинское правило. Непреложное! Тылы должны быть чистыми. Пренебрег правилом. Из подсобки пальнули из травматики. Пальнули и попали…

От созерцания потолка Костаса отвлекает смутная тревога. Воздух потяжелел. Он делает глубокий вдох. Как будто и не делал.

“Зачем это им?” − взрывается в сознании мысль.

Но ответа нет. И мысль, и сознание стремительно меркнут, под замедляющийся стук сердца.

6
{"b":"172522","o":1}