Принципиально большое место в романе занимает критика религии и духовенства, которую писатель вкладывает в уста главных героев — Трильби и Билли. Это очень показательно. Именно в этом плане происходит как бы раскрепощение Билли, его духовное, идейное сближение с Трильби. Только перестав признавать догматы христианской религии и авторитет церкви, можно освободиться от пут и влияния буржуазного воспитания, — утверждает Дюморье. Билли приходит к убеждению, что религия безнравственна. Духовенство создало бога по человеческому подобию. Религия — выгодная профессия, куда более выгодная, чем всякая другая, и, главное, не требующая никакой ответственности. Религия для священника — его «хлеб и масло», поэтому «священники ссорятся с теми, кто. не верит в их россказни».
Что религия и бог никому не помогли, ничего не предотвратили, Трильби поняла по своему жизненному опыту. Она убедилась, что бог недобр, несправедлив, что религия не делает людей счастливыми, что церковники грозят карами только беднякам. Трильби знает, что те, кто осуждают ее поведение, не осуждают порочных, но знатных людей. Лицемерная религия порождает лицемерную нравственность. Настоящая нравственность — не прописная нравственность, а нравственность большого сердца: будь правдив и добр к людям. Такова народная мудрая этика, которой придерживается Трильби.
Никакого самоунижения, никакой потребности покаяться в своей греховности у Трильби нет. Сговорчивая, уступчивая, Трильби наотрез отказалась от церковного напутствия, отказалась принять священника и спокойно призналась, к ужасу набожной миссис Багот, что не знает молитв, не бывала в церкви и не видит в этом нужды. Характерна маленькая деталь: с почтительным вниманием Трильби слушает чтение миссис Багот глав из нравоучительного аллегорического романа «Странствующий Пилигрим» Джона Бэньяна, чтобы слушать затем в качестве награды «Дэвида Копперфилда». Религия побеждена подлинным гуманизмом Диккенса.
В конце XIX века, когда в Англии и США усилились гонения на свободомыслие, такая антиклерикальная направленность романа была смелой. Поэтому известные американские критики в лице Хоуэллса и Генри Джеймса додумывали и фальсифицировали образ Трильби, подводили ее под лик кающейся Магдалины. К чести автора, ничего от кающейся грешницы в Трильби нет.
Не являясь глубоким, последовательным критиком буржуазно-дворянских кругов, Дюморье далек от апологетического отношения к ним. Он осуждает их кастовость, самодовольство, духовную ограниченность и нетерпимость, он показывает их неминуемое вырождение, их деградацию. Все проявления снобизма осмеяны Дюморье, и это сделано самостоятельно, оригинально, не повторяя Теккерея.
Показной блеск знати при ее оскудении, ее духовное убожество хорошо представлены в образе Зузу. Вначале Зузу выведен как безобидное ничтожество. Стоило ему из младшего сына стать после смерти брата герцогом, как он совсем отказался от низкорожденных друзей. Вместе с тем для поддержания блеска фамилии он не счел зазорным жениться на безобразной американской девице с мешком золота в качестве приданого. Сестра Зузу стала женой сына фабриканта Оценка поведения Зузу, типичного для обедневшей знати, дана устами Билли и Таффи, которые считают его поступок более низким, чем падение из-за нужды. «Человек, который женится на такой женщине, — преступник», а его невеста — «соучастница в преступлении». Легкомысленный Додор, забыв дворянскую «честь» и предпочтя стать приказчиком, поступил, по мнению Дюморье, куда порядочнее, чем Зузу.
Не лучше французской и английская знать — она и чванлива и корыстна. Аристократы, которые на порог дома не пустили бы Билли, пока он был безвестным, заискивают перед модным живописцем. Весьма типичен и кажущийся незначительным штрих: едва обнаружилось, что Трильби не в голосе, не может петь, заполнявшая концертный зал фешенебельная лондонская публика завопила: «Верните наши деньги!»
Дюморье тонко иронизирует над чопорностью и лицемерием буржуазно-дворянской Англии. Согласно буржуазному кодексу морали, можно уважать человека только «благородной крови». Поэтому к приезду Трильби в Лондон в печати распространяют ее вымышленную биографию. Она — дочь снявшего сан священника и незаконнорожденной женщины превращается под пером репортеров, в угоду респектабельной публике, в последний отпрыск обедневшего дворянского рода. Благопристойную биографию и дворянскую родословную сочинили и для матери Трильби.
Буржуазные представления о нравственности и приличиях свойственны и матери Билли — миссис Багот. Она могла бы примириться с тем, что ее сын полюбил прачку, но его помолвка с натурщицей ужасает ее, представляется ей как гибель Билли. Ведь труд натурщицы для миссис Багот не труд, а разврат. Ведь, по пуританским воззрениям, человеческое тело греховно, безнравственно показывать его и смотреть на него. Миссис Багот, с высоты своих буржуазных семейных добродетелей осудившая Трильби, не способна увидеть трагедию в судьбе Трильби, не хочет знать о социальной стороне жизни. Позднее любовь к сыну заставила миссис Багот задуматься над своим поступком, побудила помочь больной Трильби. Шаг за шагом миссис Багот отказывается от своей предвзятости, осознает свою — ошибку, искренне привязывается к Трильби.
Достойны внимания взгляды Дюморье на искусство.
Корни настоящего искусства, как раскрывает свою мысль на материале романа писатель, в народе, в его жизни. Реалистична живопись Билли, он растет — и совершенствуется как художник до тех пор, пока проявляет интерес к жизни, изучает социальные контрасты Лондона, запечатлевает в картинах типы и бытовые сцены из жизни портовых рабочих и ремесленников. Но когда он разменивается на изготовление портретов светских красавиц, источник его творчества иссякает. Творческое опустошение Билли предшествует его физической смерти. Реалистична и живопись Таффи, специализировавшегося на изображении людей социального «дна». Реалистичны в основе своей и романтизированные картины Сэнди.
Дюморье буквально издевается над модами, над новыми вкусами в искусстве, когда его уже захлестывала волна декадентщины, когда стали возможны безыдейные, пошлые варьете, скабрезность которых заставила бы «самого Рабле смущенно перевернуться в гробу и покраснеть, как застенчивого монаха». Следует заметить, что, воспроизводя в «Трильби» быт и нравы 60-х годов, Дюморье постоянно говорит и о современной ему эпохе, о 90-х годах. Под видом оценок прошлого упрятаны весьма критические выпады против современности.
Через весь роман проходит и наглядно обосновывается мысль автора, что простые народные мелодии — основа основ, подлинной музыки. Хорошее исполнение должно сочетать техническое мастерство с подлинным чувством, с проникновением в образ.
Свенгали — тонкий музыкант, влюбленный в музыку; он возмущается грубыми уличными песенками студентов, но ценит настоящую поэтичность народных мелодий и достигает совершенства в их интерпретации.
Вызовом утонченным эстетам является репертуар, который исполняют Трильби и Свенгали. Где бы Трильби ни была — в веселой Вене, аристократическом Петербурге, Париже или чопорном Лондоне, — она исполняет не оратории, не оперные партии, а народные песни и музыку без слов вдохновенного Шопена. Ее пение отличается богатством красок и интонаций, виртуозным мастерством, оно хватает за душу. В самых простых напевах она умеет раскрыть человеческие чувства, человеческую драму. Вот она целомудренно и трогательно поет почти детскую песенку «Мой дружок Пьерро», в которой рассказывает о любви и человеческом горе, используя все нюансы, от жизнерадостных нот до глубокого отчаяния, превращая, как говорит автор, наивную мелодию в историю Маргариты и Фауста.
С такой же задушевностью она поет и песню о Мальбруке.
Эта песня, примыкающая к жанру баллады, очень древнего происхождения. Мелодия ее напевалась еще во времена крестовых походов, имя Мальбрука упоминается и раньше во французском героическом эпосе и в пасторалях басков. Шатобриан, известный французский романтик, в книге «Путешествие в Иерусалим» утверждает, что песня была занесена в Европу со времен крестовых походов, что она арабского происхождения и что герой песни — французский крестоносец по имени Мамброн.
