В центре романа у Писемского ставится не лицо, а частное, даже случайное событие, будничное происшествие, обыкновенная жизненная история. Она вбирает в свой водоворот личные судьбы многих героев и ставит их в необходимость действовать, мыслить, чувствовать. Как правило, такой «событийный» роман становится сложным многосюжетным эпическим организмом со многими главными и второстепенными лицами, поставленными в крайне изменчивые отношения. Мир деяний, поступков и ситуаций, раскрывающийся в романах Писемского, с присущим этому миру драматизмом, и становится главным предметом их изображения.
В письме к А. Н. Майкову (от 1 октября 1854 года) Писемский так охарактеризовал замысел своего романа «Тысяча душ» (1858): «Не знаю, писал ли я тебе об основной мысли романа, но во всяком случае вот она: что бы про наш век ни говорили, какие бы в нем ни были частные проявления, главное и отличительное его направление практическое: составить себе карьеру, устроить себя покомфортабельнее, обеспечить будущность свою и потомства своего — вот божки, которым поклоняются герои нашего времени, — всё это даже очень недурно…, но дело в том, что человеку идущему, не оглядываясь и не обертываясь никуда, по этому пути, приходится убивать в себе самые благородные, самые справедливые требования сердца, а потом, когда цель достигается, то всегда почти он видит, что стремится к пустякам, видит, что по всей прошедшей жизни подлец и подлец черт знает для чего!».[619]
В истории Калиновича романист и показал этот общий механизм жизни современного ему русского общества. Писемский считает, что нравственное падение Калиновича, весь его мучительный жизненный путь являются типичным проявлением отрицательных сторон общественного русского быта современного писателю русского человека. В то же время автор романа «Тысяча душ» не выступает в качестве обвинителя своего героя. Он берет Калиновича под защиту, понимая, что падения и неудачи его объясняются всем характером современной русской и европейской жизни, в которой «рыцари переродились в торгашей, арены заменились биржами».[620] Писемский выступает судьей всей русской жизни, в которой невозможны возвышенные натуры, чистые привязанности, бескорыстные поступки.
Любовный сюжет, интимные отношения героев в механизме романа Писемского отходят на задний план, уступая первое место более прозаическим по своему духу, но сильнее действующим побуждениям и отношениям. Самое название романа Писемского «Тысяча душ» указывает на связь его с гоголевской традицией. Основой структуры, сердцевиной романа для Писемского, как и для Гоголя (а в драматургии и для Островского), являлся не любовный сюжет, не интимные, психологические отношения в рамках семьи, в среде близких и знакомых, в кругу родного гнезда, а такое происшествие, которое захватывает многих, вокруг которого разгораются страсти, происходит борьба, характеризующая материальные основы жизни в целом и связанные с ними страсти, чувства, побуждения. Индивидуальная судьба героев перерастает в судьбу всего русского общества. Индивидуальная психология становится психологией сословий, классов, групп.
Грязному и злому миру, основанному на узких материальных интересах, низменных страстях, уродливой морали, цинизме и всеобщей продажности, Писемский пытается противопоставить людей, сохранивших нравственную чистоту и скромность, человечность и самобытность — всё то, что разрушает крепостническая и буржуазная действительность.
В своем изображении жизни Писемский редко обращается к углубленному психологическому анализу, к воспроизведению внутреннего мира человека. Его интересуют прежде всего действия, поступки, отношения, связи. Автор романа «Тысяча душ» не разгадывает психологический или философско — моральный смысл жизни, а рисует роль в ней практических побуждений. Писемский обнажает реальную основу нравственной жизни своих героев.
Иным путем шел Достоевский. Уже в романе «Бедные люди» (1845) он пытается осознать своеобразие своего художественного метода сравнительно с методом Гоголя. Достоевский отходит здесь от сатирической, описательной манеры Гоголя. В центре внимания молодого писателя оказалась не объективная социально — бытовая жизнь и ее разнообразные тины, а художественно — психологическое исследование самосознания бедных людей. Мир объективной действительности выступает у Достоевского как отраженный через психику его героев, преломленный через сферу их представлений.
Достоевский обратился к художественному воспроизведению повседневной нравственно — психологической жизни бедных и забитых, унижен ных и оскорбленных людей. В выполнении этой задачи он избирает свой особый путь, не известный его учителям. Достоевский дает полную возможность высказаться самым интимным, затаенным и сокровенным чувствам и мыслям обездоленного человека в форме вдохновенно — лирической, то скорбной и горькой, то счастливой, но всегда непроизвольно и искренно льющейся поэмы, передающей всю трагедию наболевшего и исстрадавше гося сердца, рвущегося к счастью, полноте жизни. В этой поэме господствуют поэтически — взволнованные, трогательно — сентиментальные и трепетно — жалостливые тона и формы повествования.
Внутренний мир бедных людей в первом романе Достоевского непосредственно связан с их социальным бытием, общественным, материальным положением. Внешний мир дан через их восприятие, но в этом мире они видят прежде всего социальные контрасты и на этой почве осознают и свое положение в обществе. Но уже в «Двойнике» и некоторых других произведениях 40–х годов Достоевский обратился к изображению внутреннего мира человека вне непосредственной его связи с общественной действительностью. В некоторых повестях он мистифицировал этот мир, наделял фантастикой, бредовыми мотивами.
Остро — социальную проблему бедности Достоевский перенес в нравственно — психологическую плоскость унижения и оскорбления, а вместо романа общественно — психологического создал роман морально — психологический. В новом романе Достоевского на первом плане стоят не социальные картины бедности и богатства, общественных контрастов, играющих существенную роль в структуре «Бедных людей», а моральные контрасты мерзости и благородства.
Достоевский, как и Писемский, создал роман с сильно развитой фабулой. Цепь занимательно и увлекательно развивающихся событий составляет основу его сюжета. Но всё это у Достоевского является лишь внешней, событийной стороной романа, которая необходима ему не только для возбуждения интереса читателей, но и для решения своей главной задачи художника — психолога. В художественной системе Достоевского события ставят героев в определенные отношения и пробуждают в них такие внутренние нравственные силы, которые и выступают решающей силой в «механизме жизни» и в «механизме романа».
Униженные и оскорбленные выступают у Достоевского носителями сознательного или инстинктивного, но всегда неизменного благородства и деликатности, непосредственности, постоянства и чистоты чувства, особой проницательности сердца, высоких моральных законов в жизни, принципов человечности и братства, непримиримости к мерзости. Достоевский указывает не только на озлобление бедности, но и на благородную гордость униженных и оскорбленных. В его романе заключена целая философия бедности, которую с болью и наслаждением, с гордостью и озлоблением высказывает Нелли. В основе этой философии — «эгоизм страдания», наслаждение в растравлении собственных душевных ран, нанесенных оскорблением. Такая философия возникла на почве отчаяния. Она‑то и управляет поступками униженных и оскорбленных, всем их внутренним миром.
В образе князя Валковского романист угадал мерзостный характер современного ему представителя буржуазно — дворянского общества. В образах же забитых людей он уловил возвышающие человека нравственные стремления и дал им психологическое объяснение. Герои Достоевского испытывают необходимость исповедовать высокие моральные обязанности и выполнять свой долг перед людьми, перед собственной совестью. Особенно сильно эти нравственные мотивы развиты у Наташи, и они у нее органически и непроизвольно вытекают из способности бедного человека к самопожертвованию до самозабвения, из понимания им необходимости выстрадать свое счастье и купить его муками, облагораживающими чело- зека. Для такого человека психологически возможна и любовь из сострадания и жалости. Сердечной, психологической его жизни не противоречат и страдания. В них он видит свое возвышение и утешение. Достоевский уловил, что исстрадавшееся сердце может насладиться собственной болью, когда человек осознает незаслуженность и несправедливость своего страдания. Моральные тенденции у героев Достоевского вырастают из их психологической природы, ею они объясняются и аргументируются. Для выражения всего этого необходимы были иные жанровые формы, чем те, которые господствовали в прозе 40–50–х годов. Достоевский создает психологическую новеллу и психологическую монографию, психологический очерк и этюд, своеобразный общественно — психологический и морально — психологический роман, главным предметом которого становится нравственно — психологический мир униженных и оскорбленных.
