…Чеченский стрелок был опытным бойцом. Зная опасность вертушки в передней полусфере, он хладнокровно пропустил ведущего, подождал, пока над ним пролетит ведомый, и, лишь когда увидел его хвост, заставил зенитку ожить.

Лесистый склон горы вновь коротко вспух огнем. И совсем рядом с кабиной Салимова прошел сноп золотистых смертельно опасных колосьев. Но второй раз выстрелить «зэушке» Салимов не дал. Заложив крутой вираж, он буквально на долю секунды поймал в прицел оседающую над чечиковской позицией пыль, а уже через мгновение полтора десятка начиненных взрывчаткой реактивных дротиков неслись к чеченской засаде. Отворачивая в сторону в противозенитном маневре, он успел заметить, как вздыбилась под разрывами «нурсов» земля, как взметнулись в небо камни, какие-то искореженные железки и куски досок. Больше зенитка не стреляла…

Но Салимова занимало совсем другое. Заложив крутой вираж, он пытался обнаружить место падения вертолета. Есть! Вот он. На склоне лесистого холма глаза выхватили знакомый силуэт лежащей на боку «восьмерки». Вокруг нее за камнями жались десантники. Отстреливались, переползали. Увидел он и боевиков, которые перебегали, перекатывались, подползали к десантникам, стремясь как можно быстрее подойти на расстояние, делавшее вертолеты бессильными.

— Сто сорок седьмой, отсекай «духов»! — бросил он командиру звена прикрытия, но тот уже и сам увидел боевиков. Пара «крокодилов» легла на боевой курс, и с пилонов к земле потянулись дымные росчерки «нурсов».

— Наблюдаю выдвижение большого отряда в вашу сторону, — услышал он в наушниках доклад ведущего второй пары прикрытия. — Предположительно до ста человек. Начинаю работу!

Да, боевики явно подготовились к встрече поисково-спасательной группы…

Необходимо было срочно принимать решение. Внизу, на склоне горы, дрались в окружении десантники и экипаж сбитого вертолета. С каждой минутой их положение становилось все более тяжелым. К боевикам подходило подкрепление. Еще полчаса, и все будет закончено. В таком неравном бою чудес не бывает…

И здесь на вираже он заметил небольшую проплешину — низину выше по склону. Если зайти от реки, то можно сесть!

— Сто сорок седьмой, прикрой меня, сажусь на площадку выше сто по склону от Валеры.

— Понял тебя, Володя. Работаю!

…От реки он снизился до бреющего полета. Проскочил над самыми верхушками деревьев, разгоняя их в стороны ураганом винта. Он видел, как разбегаются под ним в стороны боевики, как залегают, открывают огонь. Но это его уже не интересовало. Наконец вертушка выскочила над прогалом в лесу, небольшой полянкой, в которую машина если и поместится, то только чудом. И он его сделал! Вертолет точно впечатался пневматиками в центр поляны. Взметнулись ввысь срезанные лопастями ветви кустарника, «не вписавшегося» в радиус винта. И тотчас в распахнутую дверь посыпались на землю десантники. Пригибаясь к земле, разбегались в стороны, занимали оборону. Вот они достигли края поляны, вот исчезли в лесу…

Время, кажется, остановилось. Только рев движка, мечущаяся под лопастями трава и бесконечное ожидание. Неожиданно глаза уловили странное движение в верхушках деревьев. Их ветви, словно срезанные невидимой косой, падали и тут же, подхваченные ветром, уносились прочь. «Пули! — сообразил он. — «Чечи» пытаются достать, но снизу вертушка прикрыта склоном, и пули только секут вершины…».

Сверху, на бреющем, упруго простригла воздух «восьмерка». Слух уловил знакомый треск пулемета. Ведомый дрался, сдерживал натиск боевиков.

Наконец из леса на поляну выскочили десантники. На руках тащили раненых. Подбежали к борту, грубо, торопливо забросили их внутрь и вновь бросились к лесу. А навстречу им из леса к вертушке уже бежали, пригибаясь от ветра, знакомые фигурки в летных кожанках. Экипаж Крестофорова. Живые!

— …Сто сорок третий сбит! Наблюдаю падение и взрыв! — обжег слух доклад ведущего второй пары прикрытия. Сергиенко сбили! Это чертово предгорье забрало еще один вертолет!

Даже сквозь гул движков он слышал, что треск очередей приближается. Неожиданно с треском лопнуло зеркало, его осколки брызнули в форточку, и прямо в центре зеркалодержателя появилась круглая дырка. Нащупали!

Следующая пуля прошила борт у левой ноги и, высверлив ровную дырку в стойке кресла, ушла куда-то за спину в салон.

На краю поляны вновь появились фигуры десантников. Они бежали к машине, но даже на бегу то и дело оборачивались к лесу, замирали, вскидывали оружие и полосовали очередями кусты. И в этом их отступлении была какая-то особая, выработанная войной слаженность, ритм. Пока одни перебегали от опушки к борту, другие прикрывали их огнем. Потом сами откатывались под прикрытием очередей товарищей.

— Володя, ты как? — услышал он голос ведомого.

— Собираю людей! Скоро буду взлетать. Что у тебя?

— Наседают! Дырявят как шумовку. Володя, побыстрее! «Чечи» совсем близко от тебя. Повторяю. «Чечи» сов… — голос ведущего вдруг оборвался. Очередная пуля разбила станцию.

А за спиной уже гремели в салоне карабкающиеся туда десантники. Он почувствовал, как осела под их весом «вертушка». За бортом мимо кабины, к дверям, на руках протащили солдатика с залитым кровью лицом, потом еще кого-то на плащ-палатке.

Неожиданно он почувствовал, как что-то зло и сильно куснуло левое запястье. Инстинктивно отдернул руку, поднес ладонь к лицу. В запястье впился развороченный, распоротый корпус от часов. Пуля попала в циферблат и, срикошетив, вмялась в приборную доску.

— Все, командир! Все на борту! Взлетаем! — услышал он сквозь рев движков крик борттехника над собой.

— Точно все? Сколько человек?

— Все! Даже «двухсотых» вытащили! Тридцать один человек!

«С нами тридцать три!» — обожгло сознание. А максимальный допуск — двадцать. Перегруз почти в два раза…

Но времени на размышление уже не оставалось. В салоне загрохотали автоматы десантников, бивших по опушке. Счет шел на секунды.

И отжав вверх, до максимала «руды» — рычаги управления двигателями, он поймал знакомый миг «подхвата», когда пришпоренная форсажной мощью вертушка буквально вздыбилась — потянул рычаг общего шага на себя, плавно отдавая ручку, гася правой педалью поворотный «инстинкт» винта.

Давай, родимая! Тяни, голубушка!

«Восьмерка» пошла крупной дрожью, пытаясь изо всех своих стальных и реактивных сил выполнить волю человека. И она смогла! На полном запределе сил и мощи колеса вырвались из жирного чернозема склона. И, рубя винтом верхушки деревьев, ломая ветки балками подвески, «вертушка» буквально проломилась сквозь чащу в небо.

— Ух ты моя хорошая! Миленька ты моя! — почти кричал он, выдавливая из души, из сердца страшное напряжение прошедших минут.

Пробив облака, к нему пристроился ведомый.

«Жив Колька!» — Радость теплом окатила сердце.

Но вид у них обоих был не лучший. Связь разбита, половина приборов не действует, тут и там из обшивки торчат заусеницы пробоин.

За Кузнецовым к тому же тянулся легкий копотный след. Но главное — живы! Теперь только бы побыстрее Терек перевалить.

…За Тереком копоть за Кузнецовым стала гуще. Салимов то и дело озабоченно оглядывался на ведомого. Дотянет ли? Неожиданно далеко внизу замелькали характерные «бруски» боевой техники и зеленые квадраты палаток.

Наши. И «вертушка» Кузнецова тут же начала снижаться. «Значит, здорово его зацепили!» — понял Вовка. «Пошел на вынужденную». Но проводить его до земли он уже не мог. Топлива хватало точно до моздокской полосы…

Уже на земле, заглушив движки, он вдруг вспомнил о времени.

— Сколько же мы там просидели? — спросил он «штурманца».

— Двадцать две минуты, Магомедыч. Двадцать две минуты…

…Вечером Вовку вызвали на доклад к «энгэша». Квашнин захотел лично увидеть летчика, вытащившего группу буквально с того света. И Салимов подчеркнуто корректно и спокойно докладывал обстоятельства вылета.

— …Вышли в район падения… Обнаружили визуально… Снизился… высадил десант… Принял решение ждать…