Бирюков притаился в арке напротив посольства и замер. Достал из кармана неразлучный блокнот и верный карандаш. Этими письменными принадлежностями он пользовался всегда, когда хотел запечатлеть какое-нибудь наблюдение, и принялся тщательно заносить сигналы на бумагу. Для простоты воспользовался системой азбуки Морзе: точка для короткого мерцания «зайчика» по оконному стеклу и тире для длинного.

Он еще раз похвалил себя за предусмотрительность, когда заметил силуэт человека в соседнем окне. Тот, приблизившись к окну настолько, что упирался в стекло носом, внимательно и беззастенчиво наблюдал за пустынным переулком. К счастью для Саши, он смотрел в другую сторону. Наблюдавшего за окнами юношу он не заметил. Когда сигналы закончились, и следившая за улицей рожа скрылась в глубине помещения, Александр снова нырнул в темный дворик, показавшийся ему теперь таким уютным, и со всех ног рванул подальше. Бегом, как можно дальше от этого посольства, ставшего таким враждебным, несмотря на красивые венецианские окна.

Он не пожалел, что побежал «куда следует» сразу же, а не с утра, как собирался вначале. Сначала хмурый часовой, искоса глядя на Сашу и на его значок ГТО на груди, откровенно зевнул и послал парня куда подальше, однако под настойчивыми требованиями Бирюкова спасовал и вызвал дежурного. Тот, тоже позевывая и потирая глаза спросонья, выслушал рассказ юноши и уже открыл рот, чтобы также послать его куда подальше, но что-то в голове офицера внезапно «щелкнуло». Он резко проснулся и потребовал повторить рассказ. Услышал сбивчивую историю и, схватив одной рукой протянутый блокнот, а другой запястье правой руки Саши, потащил его к себе в кабинет. Там он резко, но доброжелательно усадил парня на деревянный, обитый бордовой кожей стул и, включив лампу под зеленым абажуром, схватился за телефонную трубку.

– А это что? – весело подмигнув, спросил клюющего носом на стуле Александра плотного сложения седой офицер со значком госбезопасности на кителе и погонами генерала. – Стихами балуешься? Ладно, ладно, – улыбнулся генерал узкими губами, бросив взгляд на покрасневшего Бирюкова. – Это мы читать не будем, не переживай. А ты молодец, парень! Крупного шпиона сегодня помог поймать!

Александр вопросительно взглянул на генерала и тот, не выдержав, засмеялся:

– Да, да! Молодец! – седой генерал хлопнул ладонями и громко потер их. Почтительно стоящие вокруг офицеры стояли прямо, выпятив грудь, словно готовились к приему государственных наград. – Опергруппа вычислила окно, откуда подавался сигнал, и взяла агента! Так что ты, парень, теперь наш!

Бирюков осторожно встал со стула, выпрямился:

– Вы меня, это… не накажете?!

– Вот чудак-человек! – расхохотался генерал. – Да на тебе лица нет! Ну-ка, дуй домой спать, там, небось, мать от волнения на стены лезет! Нет, стой, пусть тебя дежурный отвезет, – он небрежно махнул рукой в сторону дежурного офицера, который вытянулся в струнку и любящими глазами поедал высокое начальство.

Домой Александр попал уже под утро, когда раннее летнее солнце уже любопытно выглядывало своими лучиками из-за московского дремотного горизонта. Мать не спала, дверь на робкий «нашкодивший» стук распахнула моментально, хотела было начать костерить парня, но, побледнев, застыла. Ее дыхание перехватило, когда она увидела стоящего за спиной сына высокого офицера НКВД. Тот успокаивающе улыбнулся ей:

– Не волнуйтесь, Мария Николаевна, ваш сын – настоящий герой!

*Бирюков продрал глаза еще затемно, от увиденного мгновенного сна его трясло. Привиделось молодому, рано поседевшему полковнику нечто кошмарное и отвратительное, настолько, что он вышел из своего кабинета, где провел ночь на диване, мрачным, не ответив на приветствие дежурного, поплелся умываться в уборную. Самым неприятным во всей ситуации было то, что с годами полковник НКВД Бирюков не только не избавился от зачатков суеверия, но, наоборот, развил его в себе до чрезвычайности сильно. Возможно, виной тому были священнослужители, дело которых он вел еще в самом начале своей карьеры в органах. Тогда он, еще молодой лейтенант, узнал, что некие граждане тайно проводили религиозные обряды. И накрыл всю шайку. Дело довели до конца, врагов народа разоблачили и отправили на далекие стройки.

Много раз, уже повзрослевший, он проклинал себя, молодого, за излишнюю ретивость, но дело было уже сделано. Теперь злые предзнаменования следовали одно за другим. С возрастом их становилось все больше и больше. Полковник оперся ладонями на края раковины и взглянул своими покрасневшими глазами на себя самого в зазеркалье. Тот он выглядел ничуть не лучше и улыбался ему сейчас своей лисьей, но грустной улыбкой.

Самым обидным было то, что сон этот был с четверга на пятницу, так что был он вещим и должен был сбыться непременно. Полковник госбезопасности знал способ аннулировать зловещее предзнаменование, до безобразия простой способ. О кошмаре надо было рассказать как можно большему числу людей. Беда была в том, что ЭТОТ сон он не мог рассказать никому. Иначе он сбылся бы раньше назначенного срока.

Ночь, проведенная полковником Бирюковым, захваченным напряженной работой по разоблачению врагов народа, на диване, была долгой и неприятной. Все началось с нудного допроса, когда Бирюков не выдержал и, вскочив со своего кресла, сам принялся «обрабатывать» упиравшегося подростка. Несмотря на возгласы помощников: «Александр Борисович, зачем же вы руки пачкаете?», полковник собственноручно бил скованного наручниками юношу по лицу кулаками. Затем свалил со стула и принялся пинать, стараясь попадать сапогами в беззащитное лицо и пах. Самым странным оказалось то, что парень не сломался. Такого с Бирюковым еще не бывало.

Парня уволокли, полковник пошел мыть окровавленные руки и выронил кусок мыла в умывальник. Он заметил, что руки его сильно трясутся. Послал дежурного в столовую, потребовав себе тарелку борща со сметаной и стакан водки. Выпил, закусил. Надо было поработать с бумагами, но затеянная им авантюрная операция не давала покоя. Бирюков принялся ходить по кабинету из стороны в сторону, пока не подействовала водка. Полковник снял сапоги, расстегнул китель и прилег на диван «на пять минут», но вскоре поджал ноги и нырнул в сон.

Он был на балу – мероприятии сродни тем, что устраивал еще Ежов в свои лучшие годы. Все ходили в масках, тихо смеялись. Когда Александр вошел в сумрачный огромный зал, все на мгновение повернулись к нему, а затем вновь занялись общением. Любопытствуя, полковник пошел по залу, нырнул в какую-то арку, пошел по темному коридору. Тут кто-то ухватил его за штанину. Опустив глаза, он увидел закутанную в черное женщину. Она сидела на полу, поджав под себя ноги. Она напоминала ему ведьму.

– Ты сдохнешь, сдохнешь, сдохнешь! – женщина застонала и отпустила штанину, а затем принялась вытирать о подол платья свои пальцы.

Испуганный полковник побежал вперед, но вскоре успокоился и пошел дальше. Впрочем, ситуация уже не была приятной. Он выбрался из темного коридора и снова попал в бальный зал. Пошел по широкому пространству, стараясь не оглядываться по сторонам. Он решил как можно быстрее выбраться из неприятного места, для верности сжал руки в кулаки.

Внезапно отовсюду хлынул свет, осветив пространство перед ним. В это пространство шагнул кто-то до боли знакомый. Усатый человек, тысячи раз глядевший на каждого советского гражданина с обложек, плакатов, почтовых марок, отовсюду… Сталин улыбался. Он сделал еще один шаг, подойдя вплотную к полковнику Бирюкову, и крепко взял ладонями его сжатую в кулак правую руку. Затем взглянул ему в глаза:

– ЖИТЬ ТЕБЕ ОСТАЛОСЬ ДВА МЕСЯЦА! – сказал Иосиф Виссарионович Сталин и исчез…

Этот сон полковник государственной безопасности Бирюков никому рассказать не мог. Он вытер лицо личным, вышитым супругой полотенцем, кряхтя сел за стол и, подперев голову руками, задумался.

Несмотря на военное время, в НКВД с пищевым снабжением все было на высоте. Полковник Бирюков плотно позавтракал яичницей из четырех яиц, съел два бутерброда с красной икрой, запил завтрак стаканом молока. Взялся за кофе, закурил. Послевкусие кошмарного сна потихоньку проходило.