— На помощь! Грабят!

Я тут же зажала ей рот, но было поздно. Один из официантов открыл дверь в туалет и растерянно замер на пороге. Возможно, он принял нас за влюбленную парочку. Я велела ему войти в туалет и закрыть дверь за собой.

— Эта дама заснула на унитазе, и я попыталась разбудить ее, — объяснила я.

Я убрала руку, и незнакомка, бросив на меня сердитый взгляд, кивнула. Она попыталась сдвинуть ноги и одернуть юбку. Официант недоверчиво смотрел на меня. Мне не нравится, когда люди подвергают мои слова сомнению.

— Что вы уставились на меня? Лучше позовите какую-нибудь служащую ресторана, чтобы помочь даме. Вы же видите, ей плохо.

Дамочка была пьяна в стельку, и мне хотелось выбросить ее из туалета. Официант повиновался, и через несколько секунд в туалет прибежала девушка и помогла мне подвести блондинку к раковине умывальника. Я сделала то, зачем пришла сюда, и снова подошла к умывальнику, чтобы помыть руки. Блондинка немного пришла в себя и, стоя у зеркала, поправляла волосы. Наши взгляды встретились, и я прочитала в ее глазах ненависть. Дама была немолода. Может быть, поэтому она много пила. Случись подобное в вокзальном туалете, ее наверняка обокрали бы.

Хаген не стал спрашивать, почему я задержалась в дамской комнате. Он встал и подождал, пока я сяду, поскольку был вежливым, благовоспитанным мужчиной. По-видимому, он считал, что риск — дело благородное и кто не играет по-крупному, тот не выигрывает. Он попросил меня дать ему номер банкового счета в Лихтенштейне, и я написала его на листе бумаги.

— Когда сделаете перевод, уничтожьте эту записку, — понизив голос, сказала я.

После получения перевода мы с Кларой хотели сразу же закрыть счет и положить деньги на другой, чтобы замести следы. Грету Майер после возвращения в Бонн ждет неприятная встреча с Хагеном Клейном. Мне было жаль бедную женщину. В это время мы с Кларой будем уже далеко от места событий. Может быть, в Лондоне или в каком-нибудь другом городе. Я еще не решила.

Блондинка укоризненно посматривала на меня, пока ее спутник оплачивал счет. Стыд — тяжелое чувство. Я всегда старалась отогнать его. Хаген повеселел и воспрянул духом после того, как решение было принято. Я похвалила его за то, что он смирился с неизбежным.

Мы направились к его машине. Клейн хотел сесть за руль, хотя за обедом слишком много выпил. Существуют правила, которые я никогда не нарушаю. Я предложила ему сесть со мной в такси, но он отказался. Клейн считает, что с таким, как он, не может случиться ничего плохого.

«Женщины обязательно должны держать кошку или собаку. Животные будут любить их даже тогда, когда они станут старыми и некрасивыми».

Каса-де-Кампо, Доминиканская Республика. Эти слова принадлежат Антонио Моралесу. Он находит удовольствие в том, что после полового акта словесно унижает женщину. Причем делает это преимущественно на плохом английском языке. Но Антонио был молод и красив и полон неистощимой энергии, свойственной тем мужчинам, которые не растрачивают свои силы ни в напряженной интеллектуальной работе, ни в тяжелом физическом труде. К этому типу мужчин относился и мой тренер по гольфу. Клара называла его гоминид. Под этим словом она подразумевает сексуально озабоченную обезьяну.

Клара лежала в тени пальмы в шляпе с огромными полями и сквозь очки с темными стеклами смотрела на море, казавшееся ей темно-синим. Она отдыхала на наши совместно заработанные полмиллиона марок, проводя время на пляже и потягивая кайпиринья. А я тем временем играла в гольф.

Мы давно мечтали о рае на земле и обрели его в Каса-де-Кампо. Две площадки для игры в гольф, четырнадцать открытых бассейнов, пляжи с пальмами, теннисные корты, тренажерные залы, кафе и рестораны, туристические отели и виллы миллионеров. Мы приехали сюда после того, как сняли переведенные Клейном на банковский счет в Лихтенштейне деньги и поделили их. Клара получила пятнадцать процентов, я — восемьдесят пять. Революцию на такие деньги не устроишь, а вот съездить отдохнуть в Доминиканскую Республику можно. Здесь бледные дамы из семейства Вондрашеков сняли бунгало с деревянной верандой, откуда открывался чудесный вид на зеленую лужайку и море.

Прежде чем наброситься на меня, Антонио крестился. Загорелый, безупречно сложенный, он ритмично двигался под жужжание кондиционера. Антонио был во всех отношениях приятным молодым человеком до тех пор, пока молчал или говорил о гольфе, в котором, без сомнения, разбирался. Опыт общения с туристками — в основном это были состоятельные немолодые американки — сделал из него настоящего циника. Впрочем, по своей натуре он был тупым, самодовольным мачо. Он любил меня, потому что я была молода и он воспринимал меня как свою сообщницу. Гоминид зачесывал свои гладкие черные волосы в конский хвост. Я прощала ему белую спортивную обувь и глупую болтовню, потому что любила его тело.

Яркое солнце слепило глаза и создавало ленивую праздную атмосферу, в которой мысли сразу же улетучивались, словно капельки пота, которые мгновенно испарялись на жаре. Клара лежала в тени, и ее кожа оставалась белой. Неприличная белизна контрастировала с черным купальником. Коричневые от загара туристы изумленно смотрели на нее, но Клара не обращала на них внимания. Она лежала в шезлонге под пальмой и строила планы на будущее. Официанты в белом приносили ей экзотические коктейли и охлажденные фрукты. Иногда Клара вставала и заходила в море по колено. Постояв немного, словно мраморная статуя в сомбреро, в воде с широко расставленными ногами, она снова возвращалась к своему шезлонгу и со вздохом облегчения вытягивалась в нем.

Занятие любым видом спорта «в такой обезьяньей жаре» она считает абсурдным делом. Клара не приветствовала также то, что я занимаюсь гольфом на лужайке перед нашим домиком и сексом в своей спальне. Короткие, но бурные курортные романы она называет экзотическим помешательством. Тем не менее Клара была влюблена в Каса-де-Кампо — безупречную искусственно созданную деревню, вход в которую открыт только состоятельным туристам и обслуживающему персоналу.

Хаген Клейн отошел в прошлое. Историю с ним мы рассматривали как славную победу пролетариата над капиталом. Клара предложила послать Грете Майер открытку с извинениями, но я была категорически против. Не следует открывать свое местопребывание. И потом, Грета вполне могла расценить такое послание как издевательство. Легкие укоры совести стихали на фоне роскоши и комфорта. Мы ели омаров, пили белое чилийское вино, и я сказала Кларе, что в любой игре есть победители и побежденные. Я отгоняла неприятную мысль о том, что когда-нибудь и мне предъявят счет и я окажусь среди проигравших. Я не сомневалась, что такое однажды произойдет, но не желала думать об этом. Ведь это случится очень не скоро. Давай выпьем, Клара, за удачу, за наше счастливое настоящее. За солнце, под которым я не мерзну. За секс, о котором не сожалею. За москитов, которые сосут нашу кровь, потому что ничто не совершенно, Клара. Даже этот райский уголок.

Наши поездки в маленьком открытом автомобиле были сопряжены с опасностью для жизни. Клара всегда мчалась на высокой скорости прямо на туристов в полосатых бермудах, и те испуганно разбегались в разные стороны. Правда, садовников, горничных, официантов и другой обслуживающий персонал этого райского уголка она щадила. Когда заходило солнце, мы пускались в путешествие по ресторанам и барам. Оно длилось до тех пор, пока нам не надоедало есть и пить. Мы развлекались, строили планы, спорили об Антонио и упорно молчали о Беатрисе. У нас не было никакого желания покидать территорию курортного местечка, потому что за его пределами царили грязь и нищета.

Антонио Моралес жил в обоих мирах. Жалованье, которое ему платили, было целым состоянием за пределами курортной зоны, а здесь, на ее территории, на него можно было купить бутылку шампанского или поужинать в «Занзибаре». Когда он рассказал мне, что спит и с мужчинами, если они прилично платят ему за это, я выгнала его из дома, поскольку сочла, что не заслуживаю подобной откровенности. Прежде чем захлопнуть за собой дверь, он назвал меня американской шлюхой. Антонио не разбирается в тонкостях географии. Когда он выбежал из дома и сел в свою машину, во двор въехала Клара и врезалась в него.