— Но мой шеф часто захаживает в этот ресторан — солидные люди не любят питаться в буфетах. Им не нравится входить в слишком близкий контакт с народом.

Мы улыбнулись.

— А какой характер у вашего шефа, федерального секретаря?

— Он очень милый. Его настроение обычно зависит от того, что написано в утренних газетах. А если говорить серьезно, то он в восторге от вашей рекламной продукции и с нетерпением ждет предложений по проведению предвыборной кампании. Идея привлечь вас к участию в конкурсе принадлежит ему, господин Клейн. Я всего лишь посредник.

— Лучшего посредника он не смог бы найти.

Мы пили кофе, и он осыпал меня комплиментами. Клара советовала мне не открывать все карты во время первой встречи, и я старалась следовать ее совету. Бросая на меня многозначительные взгляды и время от времени отпуская плоские шуточки, Клейн пытался расспросить меня о том, как руководство партии представляет себе предвыборную кампанию и сколько средств отпущено на рекламу. Мои ответы на эти вопросы явно заинтриговали его.

В два часа мне позвонила Клара и, выдавая себя за секретаршу федерального секретаря, сообщила, что меня срочно вызывает шеф. Она говорила так громко, что Хаген Клейн мог хорошо слышать ее. Пока я разговаривала, он попросил подать нам счет и расплатился. Очень любезно с его стороны, и я, улыбнувшись, поблагодарила его.

Прощаясь, я дала Клейну номер своего мобильного телефона, по которому он мог связаться со мной в любое время. Я сказала, что редко бываю в офисе. Мы договорились встретиться на следующей неделе в его агентстве. Он хотел представить мне своих сотрудников и обсудить содержание пробного рекламного ролика партии.

— Au revoir, — сказал Хаген Клейн, пожимая мне руку так вяло, словно уже исчерпал все свои креативные силы.

Я поспешно направилась к выходу. На крыльце офисного здания обернулась и увидела, как Клейн садится в свою машину. Я вошла в здание, и вахтер приветствовал меня как старую знакомую. Все шло слишком гладко, и это вызывало у меня беспокойство. Я не верила в гениальный план Клары, хотя первый акт прошел как по маслу.

— А что, если он все же позвонит в главный офис партии? — спросила я Клару, вернувшись в гостиницу, но напарница заверила меня, что Клейн не сделает этого. А даже если подобное произойдет, ему там не скажут ничего конкретного.

— Или ты думаешь, что ему сообщат о положении Греты Майер и о том, что она лежит на сохранении беременности в клинике?

Синяк уже сошел с лица Клары, но она продолжала носить очки с темными стеклами, по крайней мере надевала их, выходя на улицу. Мы гуляли по набережной Рейна, и я во всех подробностях рассказывала ей о своей встрече с Хагеном Клейном. Я надеялась, что Клара похвалит меня, но вместо этого она отчитала меня за мои легкомысленные насмешливые замечания.

— Ты недооцениваешь его, и здесь твоя главная ошибка. Этот человек ворочает миллионами. Если бы он был идиотом, то не достиг бы таких успехов в бизнесе. Среди капиталистов нет остряков, и ты не должна шутить с ними. Следует играть на честолюбии Клейна, на его тщеславии. Он хочет во что бы то ни стало получить этот заказ, хочет любой ценой одержать верх над своими конкурентами. Зная об этом, ты можешь поймать его на свою удочку.

Порой Клара действует мне на нервы.

— Шестнадцать лет ты не вмешивалась в мою жизнь, а теперь слишком назойливо пытаешься учить меня, Клара.

Сняв очки, она прищурилась от бившего в глаза яркого солнца.

— Я была не Кларой, а Клер, это совсем другая роль. Теперь мы партнеры по бизнесу, и наш проект не должен завершиться неудачей. Кроме того, мне нужны деньги.

Клара говорила, подняв лицо к небу.

— Чтобы финансировать революцию?

Клара показала на стоявшего у кромки воды рыбака:

— Как думаешь, почему он стоит здесь часами, глядя на поплавок? Потому что он во что-то верит, Фея. Я полагаю, не стоит отрицать то, что кажется тебе утопией.

— Не утопией, а идеей, потерпевшей полное поражение, Клара.

— Идеи не терпят поражений. К тому же прямо сейчас, у нас на глазах, он вынимает из воды рыбу, ты видишь?

Это была не рыба, а рыбка. Даже издали она выглядела жалкой и несъедобной.

— Неужели ты могла бы съесть это?!

Клара рассмеялась и пошла дальше, увлекая меня за собой.

— Ты неисправима, Фея. И всегда была страшно прожорливой. В младенчестве ты начинала громко кричать, когда у тебя отнимали бутылочку с питанием. Ты устроила Беатрисе настоящий ад, неудивительно, что она сбежала.

Был прекрасный теплый день, и Клара своими накрашенными красным лаком ногтями разрывала мои едва зажившие раны. Одно из тех мероприятий, которые она любит проводить. А Вондрашек сейчас лежит в дешевом гробу. Когда я шла в новую школу, Клара всегда отказывалась провожать меня. По ее словам, человек сам должен был прокладывать себе путь в жизни и пробиваться в одиночку. Только тогда у него есть шансы стать сильным.

— Это отец сказал тебе, что я виновата в бегстве мамы, или это твоя интерпретация нашей семейной драмы?

Когда речь заходит о некоторых наиболее болезненных для меня вещах, мой голос становится пронзительно-резким. Клара решила пойти на попятный:

— Твоя мать ушла к другому мужчине. Она хотела стать счастливой и сделала то, что считала необходимым.

— Эта женщина, конечно, не вышвырнула меня в выгребную яму. Но ведь она могла взять меня с собой.

— Давай прекратим разговор на эту тему, — мягко сказала Клара. — Как бы ты ни оценивала прошлое, ты все равно не сможешь изменить его. Стань наконец взрослой, Фея. Тебе никто не нужен. И ты никому не нужна. Если повезет, найдешь себе богатого мужа, которого будешь обирать на законных основаниях. Правда, это вряд ли можно назвать счастьем.

— А ты была счастлива с отцом?

Клара не сразу ответила на мой вопрос. Некоторое время она шла рядом, глядя в небо. Однако Вондрашека там не было.

— Я не обирала его, скорее, это он эксплуатировал меня, мои чувства, мой талант… И все же порой я чувствовала себя счастливой. Правда, это случалось не часто. Впрочем, «счастье» — смешное детское слово. Я всегда думала, что не смогу жить без него. Но видишь, я живу после его смерти. Люди часто сами себе морочат голову. Когда музыкант бросил Беатрису, она легла на рельсы. Однако поезд запаздывал. И тогда она встала и пошла в паб. Там она напилась, а потом провела ночь с каким-то типом. После этого Беатриса целый год жила у него.

Набережная Рейна, выглядевшая так же скромно, как и весь город, была многолюдной. Здесь прогуливались плохо одетые старики и молодые матери с колясками, катались велосипедисты и скейтбордисты. Женщины заботливо и любовно поглядывали на своих младенцев, которые и были для них счастьем в жизни. Клара слегка приоткрыла мне завесу прошлого, но мне хотелось знать больше. Я не могла довольствоваться крохами правды.

— Расскажи мне о Беатрисе. Подозреваю, ты гораздо больше знаешь о ней, чем говоришь.

— Ты ошибаешься, — промолвила Клара, но я знала, что она лжет, и догадывалась о причинах, по которым она это делала.

Открывая мне правду дозированно, маленькими порциями, она тем самым привязывала меня к себе.

— Расскажи мне о матери, Клара. Иначе я прямо сейчас уеду в Лондон. Я не щучу.

В стеклах ее очков отражался Рейн, и больше ничего. Клара криво усмехнулась:

— Вот увидишь, поезд не придет и ты никуда не уедешь. Все сведения о Беатрисе получены мной из вторых рук, из рассказов твоего отца и отчетов нанятых им сыщиков. Она была очень красива. Красота дает человеку массу преимуществ в жизни. Я не знаю, как она выпала из буржуазного гнездышка и попала в руки Вондрашека. Он был ниже ее ростом и вел аморальный цыганский образ жизни, который ужасал Беатрису. У нее были слабые нервы, и грудной ребенок изводил ее своим криком. Ведь она мечтала стать певицей, у нее был обостренный слух. Хотя Вондрашек не посвящал ее в свои дела, Беатриса жила в постоянном страхе, она боялась, что ее арестуют. Она хотела уверенности в завтрашнем дне, а он поклонялся ей и дарил меха и драгоценности. Подобное отношение может убить любовь, понимаешь?