И теперь он тоже видел огоньки, обозначавшие челноки, но не видел истинной формы кораблей. Только огни. Огни и звезды, звезды и огни. Отблески истин и смыслов, которые он еще не научился видеть.

Местами зимний дворец еще горел. И время от времени звезды и огни кораблей скрывались за клубами дыма, тянущегося от израненного здания.

Застегнув теплый плащ, Гаунт зашагал по каменным плитам площади. Талый снег хлюпал под подошвами сапог. Он миновал кучу сепаратистских шлемов, сваленных в центре площади монументом победе. От них кисло пахло потом и поражением. Кто-то грубо намалевал на них грифона — символ гирканского полка.

Кадет вошел в круг света от печки, и солдаты немедленно заметили его.

— Глядите, Мальчик! — воскликнул один из них.

Гаунт улыбнулся и поморщился одновременно.

— Победитель Дарендары! — крикнул другой полным хмеля голосом, без тени иронии.

— Давайте, сэр, отпразднуйте со всеми! — продолжал первый, вытирая залитые соком руки о китель. — Ребята жаждут выпить за вас пару бокалов.

— Или тройку!

— Или пяток, или десяток! А то и сотню!

Гаунт качнул головой в знак благодарности.

— Я скоро буду. Пока откройте для меня бочонок.

Гвардейцы только рассмеялись в ответ и вернулись к своим делам. Проходя мимо, Гаунт обнаружил перед собой протянутый ему полумесяц сочной дольки.

— Хотя бы угоститесь, сэр! Самая освежающая штука, какую пробовал за этот месяц.

Гаунт принял ломтик и смахнул пальцем полную мелких косточек сердцевину. Твердая, вымокшая в масле шкурка огибала слой сочной ярко-розовой мякоти, полной сладкой влаги. Поблагодарив солдат взмахом руки, Гаунт вернулся на прежний курс, впиваясь зубами в дольку фрукта.

Мякоть мгновенно растаяла во рту, хлынув внутрь прохладной сладкой волной. Капельки сока побежали по подбородку. Гаунт рассмеялся, как прежде. Как мальчишка. И правда, ничего слаще он на Дарендаре не пробовал.

Нет, была все же одна вещь.

Его победа — вот что было слаще всего. Первая победоносная атака под его командованием. Его первый шанс на деле послужить Императору и Империуму Человека. С детства в нем воспитывали любовь к этой службе и гордость за нее.

Яркую полоску дверного проема впереди заслонил темный силуэт. Гаунт немедленно узнал мощную фигуру. Замешкавшись, он попытался козырнуть ломтиком фрукта.

— Вольно, Ибрам, — улыбнулся Октар. — Жуй, не отвлекайся. Выглядит аппетитно. Надо бы и мне стащить кусочек. Пойдем пройдемся.

Продолжая глодать сочную корку, Гаунт зашагал рядом с Октаром. Они миновали группу солдат у печки. Комиссару кинули целый плод, и он легко разломил его сильными пальцами. Вдвоем они шли в чернильных сумерках по благоухающим аллеям зимнего сада, направляясь к дворцовому храму. Оба не стеснялись чавкать и плевать по сторонам семечками. Октар поделился крупным плодом с Гаунтом, и они с удовольствием прикончили истекающий соком фрукт.

— Приятный вкус, — заключил Октар.

— И он всегда будет таким приятным? — немедленно спросил кадет.

— Всегда, это я могу сказать тебе точно. Победа — это самый сладкий, самый желанный финал для таких, как мы с тобой. И когда добьешься ее — выпей всю до дна, не оставляй ни капли. — Октар вытер лицо, скрытое глубокой тенью. — Но запомни, Ибрам, не все так очевидно, как может показаться. Победа превыше всего. Вся загвоздка в том, чтобы понять, где тебе искать свою победу. Черт возьми, перебить всех врагов — это дело простых солдат. Для комиссара все гораздо сложнее.

— То есть — найти способ победить?

— Или понять, за что бороться. Или какая победа будет важнее в итоге. Пользуйся всем, что может помочь, не упуская ни одной идеи, ни одной альтернативы. Никогда, слышишь, никогда не ограничивай себя простыми тактическими решениями. Временами офицеры думают головой не больше, чем орк — задницей. Мы с тобой — политические животные, Ибрам. Нашими усилиями смягчаются жесткие грани между черным и белым на войне. Если мы все делаем верно, конечно. Мы объясняем смысл битвы, мы переводим ее слова на человеческий язык. Только мы умеем чувствовать и передавать ее тонкости, порой — само ее назначение. Убийца — самая страшная, варварская профессия, известная человечеству. Мы превращаем бездумную машину разрушения, созданную человеком, в разумное существо. Во имя нашего Господа-Императора. Во имя спасения наших душ.

Октар замолчал. Вытянув из кармана роскошную толстую сигару, он принялся наполнять морозный воздух колечками густого белого дыма.

— Да, чуть не забыл, — вдруг заговорил он. — У меня есть к тебе еще одна просьба, пока ты не пошел отдыхать. Отдыхать — что я несу! Пока ты не пошел праздновать с солдатами и не нажрался вусмерть!

Гаунт рассмеялся.

— У нас тут дознаватель. Инквизитор Дифэй прибыл для допроса пленных. Ну, ты ведь знаешь, генеральный штаб все время настаивает на этой охоте на ведьм. Как ни странно, этот инквизитор — на редкость разумный человек. Я знаю его не первый год. Я с ним только что говорил. Так вот, ему нужна твоя помощь.

— Моя?

— Именно твоя. Он назвал твое имя. Кое-кто из пленных не хочет разговаривать ни с кем, кроме тебя.

Гаунт озадаченно моргнул. Конечно, он был удивлен. Но кадет очень быстро понял, кого имеет в виду комиссар-генерал.

— Зайди, поговори с ним перед тем, как пойдешь дебоширить с ребятами, ладно? — Октар похлопал его по руке чуть ниже плеча. — Ты сегодня постарался, Ибрам. Отец был бы горд за тебя.

— Я знаю, сэр.

Возможно, Октар и улыбнулся, но черная тень храма скрыла его лицо.

Гаунт уже хотел идти, когда вспомнил, что еще хотел сказать.

— Сэр, можно ответную просьбу?

— Конечно, Гаунт.

— Вы не могли бы как-нибудь повлиять на солдат, чтобы они перестали звать меня Мальчиком?

Гаунт еще долго слышал раскатистый хохот Октара в темноте.

Кадет Гаунт старался выглядеть как можно увереннее. В свете настенных ламп он шагал по длинному коридору, ежеминутно поправляя униформу мокрыми от сока руками. Он не забыл удостовериться, что фуражка тоже сидит на нем прямо.

Арку впереди охраняли двое гирканских гвардейцев в полной боевой выкладке, закинув лазганы за плечи. Были там и другие люди. Среди теней и огоньков свечей копошились фигуры в темных балахонах. Они перешептывались о чем-то, передавали друг другу информационные планшеты и подписывали бумаги с показаниями. В воздухе плыл густой запах ладана. Откуда-то доносились тихие стоны.

Майор Танхаузе, на месте командовавший гирканскими войсками, подмигнул Гаунту и указал на левый коридор.

Там, у закрытых дверей, стоял юноша. «Да он мой ровесник», — мельком подумал Гаунт. Кадет поймал его взгляд. Неприветливый, нужно сказать. Бледный и худощавый, юноша был выше Гаунта. Его тело скрывало длинное багровое одеяние. Тонкие пряди черных волос заслоняли половину его лица.

— Сюда нельзя, — угрюмо бросил он.

— Мое имя Гаунт. Комиссар-кадет Гаунт.

Юноша поморщился, но все же повернулся к двери и постучал. Дождавшись ответа, он приоткрыл створку. Гаунт не расслышал, о чем был приглушенный разговор, но вскоре навстречу кадету вышел некто огромный, прикрыв за собой дверь.

— Спасибо, Гравьер, на сегодня все, — сказал он юноше, и тот отступил в темноту.

Незнакомец был гораздо крупнее Октара и поражал мощью телосложения. Под его пурпурными одеждами угадывались вычурные доспехи. Маска, скрывавшая его лицо, порядочно испугала Гаунта. Сквозь прорези в материи виднелись только глаза. Несколько мгновений кадет чувствовал на себе внимательный, изучающий взгляд. Наконец инквизитор снял маску.

Его лицо было на удивление красиво. Орлиный профиль, до белизны бледная кожа. Холодные и одновременно приятные светлые черты. Гаунт взглянул в его глаза и с удивлением обнаружил там боль, усталость, понимание, даже сострадание.

— Меня зовут Дифэй, — произнес инквизитор глубоким, звучным голосом. — А ты, я предполагаю, кадет Гаунт.