— Их будет семь, — вдруг заговорила она на безупречном высоком готике, без тени местного акцента. Этот гортанный голос не принадлежал ей. Слова не согласовывались с артикуляцией. — Семь камней силы. Отсеки их — и освободишься. Не убивай их. Но сперва отыщи своих призраков.

— Хватит этого бреда! — рявкнул Танхаузе и приказал солдатам увести ее.

К тому времени из глаз девушки исчезли последние искры разума, на губах выступила пена. Пленница явно начинала впадать в транс. Гвардейцы опасливо подталкивали ее, но не решались действовать грубо. Ее чародейство пугало их. В коридоре резко похолодало. Каждый выдох порождал облачко пара. Воздух, наполненный тяжелым запахом гари и металла, сгустился, словно перед грозой. Гаунт почувствовал, как шевелятся волосы на затылке. Он уже не мог оторвать взгляда от бормочущей девушки, которую смятенные гвардейцы пытались заставить идти.

— С ней разберется Инквизиция, — поежился Танхаузе. — Еще одна необученная ведьма на службе врага.

— Постой! — окликнул ее Гаунт. Страх перед сверхъестественным заставил его напрячься. — О чем ты говоришь? Семь камней? Призраки?

Она уставилась на него глазами, лишенными зрачков.

— Варп знает тебя, Ибрам. — Теперь ее кривящиеся губы говорили уже старческим голосом.

Кадет отпрянул, как ужаленный.

— Откуда ты знаешь, как меня зовут?

Она не ответила. Членораздельно, во всяком случае. Она начала тараторить что-то невнятное, плеваться и биться в конвульсиях. Из горла вырывалось лишь звериное рычание.

— Да уберите же ее отсюда! — рявкнул Танхаузе.

Один из гвардейцев двинулся было к псайкеру, но тут же упал на колени. Его словно скрутило, а из носа потекла кровь. Девушка всего лишь посмотрела в его сторону. Тогда солдаты, ругаясь и бормоча защитные литании, принялись бить ее прикладами лазганов.

Ведьму наконец уволокли, а Гаунт простоял еще несколько минут, глядя в пустой коридор. Воздух не стал теплее. Кадет обернулся к Танхаузе и увидел тревогу на лице ветерана.

— Не обращайте внимания, — как можно увереннее произнес гирканец.

Кадет здорово испугался, это было ясно как день. «Все от неопытности», — уверил себя майор. Пройдет несколько лет, Мальчик переживет пару кампаний и научится отсекать бессвязный бред врага, его нечистые проповеди. Иначе он никогда не заснет спокойно.

Гаунт явно нервничал дольше положенного.

— Что все это значило? — Он словно надеялся, что Танхаузе растолкует ему слова девушки.

— Ахинея это, вот что. Выбросьте из головы, сэр.

— Да, выбросить из головы, точно.

Но он так никогда и не забыл.

Небо было матово-черным, как их униформа. Рассвет пришел тихо и внезапно, подобно удару ножа, и черный покров небес вскипел блекло-красным у самого края.

Наконец взошло солнце, заливая траншеи жестким янтарным светом. Звезда была алой, большой, тяжелой, будто гнилой фрукт, брошенный в огонь. Вдали сверкнула рассветная молния.

Колм Корбек проснулся и скатился со своей койки в блиндаже, мимолетно почувствовав добрую тысячу синяков и ссадин на теле. Из щелей в деревянном настиле плеснула серая окопная жижа и окатила его огромные ботинки.

Корбеку перевалило за сорок. Он был силен и крепко сложен, но с возрастом начал полнеть. Спирали синих татуировок покрывали его широкие, поросшие волосами руки. Лицо его украшала густая, косматая борода. Одет он был в черную форму танитских подразделений, а поверх нее носил знаменитую маскировочную накидку, ставшую символом его полка. Внешне он не выделялся среди танитцев — светлая кожа, черные волосы и голубые глаза — и пребывал в звании полковника Танитского Первого и Единственного полка. Более известного под прозвищем Призраки Гаунта.

Корбек зевнул. По всей длине окопа под противоосколочными экранами, укрепленными насыпями и мотками ржавой колючки просыпались остальные Призраки. Кашель, вздохи, тихие стоны. С наступлением рассвета кошмарные сны не уходили, а обретали плоть. Под нависающим бруствером назначались пары часовых. Гвардейцы чистили убранное на ночь оружие. Щелкали при проверке спусковые механизмы лазганов. С полок над койками начали доставать коробки с пайком — там до них не могли добраться местные грызуны.

Потягиваясь после сна, Корбек поплелся вдоль траншеи. Под ногами хлюпала топкая грязь. Среди изломанных линий траншей он заметил, как возвращаются после ночного дежурства часовые. Бледные, вымотанные, они едва держались на ногах. Далеко позади, за десяток километров от позиций Гвардии, громоздились ржавые, побитые бомбами люки стартовых шахт, огромные заводы по производству титанов и склады литейных цехов техножречества Адептус Механикус. Мерцание выдавало разбросанные между строениями вышки дальней связи.

Темные камуфляжные плащи и форма Танитского Первого и Единственного на часовых были изодраны и покрыты коркой засохшей грязи. Гвардейцы следующей смены, еще сонные и опухшие после ночи, хлопали сослуживцев по рукам, обменивались шутками и сигаретами. Но вернувшиеся дозорные едва ли были настроены на беседу.

«Как блуждающие духи, Призраки возвращаются в свои могилы, — подумал Корбек. — Да, все мы здесь мертвы».

В яме у самой стены возился тощий снайпер первого отделения, Безумный Ларкин. Держа побитый походный котелок над горелкой, он варил нечто, отдаленно напоминающее кофеин. В нос ударила ядовитая вонь.

— Поделись, что ли, Ларкс, — сказал полковник, подойдя ближе.

Ларкин был тощим, но жилистым, с почти болезненно бледной кожей. В левом ухе он носил три серебряных кольца, а на ввалившейся правой щеке синей змейкой свернулась татуировка. Ларкин подал Корбеку гнутую металлическую кружку. Глаза, окруженные сеткой морщин, смотрели со страхом и усталостью.

— Сегодня, как ты думаешь? Сегодня, да?

Корбек поджал губы, наслаждаясь теплом, исходящим от кружки.

— Да кто его знает… — начал было он и замолчал.

Высоко в оранжевых небесах пара имперских истребителей заложила вираж над линиями окопов и ушла на север. На горизонте поднимались столбы дыма от горящих храмов-кузниц Адептус Механикус. Пылали великие храмы индустрии. Мгновение спустя сухой ветер принес отголоски взрывов.

Глядя на удаляющиеся истребители, Корбек отхлебнул кофеина. На вкус варево оказалось настолько мерзким, что его едва можно было пить.

— Хорошая вещь, — пробормотал полковник из вежливости.

В километре от них на дне неровной траншеи рядовой Фульк был занят тем, что сходил с ума. Отблески лазерных лучей плясали в жиже на дне окопа, на баррикадах из мешков. Близкие выстрелы разбудили третьего офицера полка, майора Роуна. Он немедленно сорвался со своей тесной койки. Его адъютант, Фейгор, уже бежал, спеша добраться до безумца и спотыкаясь в грязи. Отовсюду доносились крики и брань солдат.

Фульк обнаружил, что вездесущие грызуны добрались до его пайка и пытаются разгрызть пластиковые упаковки с едой. Роун продирался к месту действия, когда зверьки проскакали мимо него на длинных заячьих лапах. Слизь покрывала их кишащую паразитами шерсть. Тем временем Фульк, надрывно матерясь, поливал свою койку под бруствером лазерным огнем.

Первым до него добрался Фейгор и тут же вырвал оружие из рук вопящего гвардейца. Фульк развернулся, подняв фонтан грязных брызг, и кулаком разбил адъютанту нос.

Роун проскользнул мимо падающего Фейгора и свалил Фулька хуком в челюсть. Хрустнула кость. Гвардеец повалился в дренажную канаву и жалобно заскулил.

— Собрать расстрельную команду, — бесцеремонно бросил майор окровавленному адъютанту и направился в свой блиндаж.

Рядовой Браг брел к своей койке. Здоровяк, он был самым огромным из всех Призраков. При этом он слыл миролюбивым простаком. За ужасный глазомер его прозвали Еще Разок Браг. Всю ночь Еще Разок провел в карауле и теперь не мог сопротивляться колыбельной, которую мурлыкала его постель. На повороте он налетел на молодого гвардейца Каффрана, сбив его с ног. Браг принялся поднимать его, от усталости еле бормоча извинения.