Откуда обычному матросу знать такие приемы? Гаунт терялся в догадках. Отточенные бесшумные движения, идеальный баланс, целеустремленность — все признаки указывают на профессионального убийцу, способного легко и беззвучно устранить любую цель. Но, приглядевшись, Гаунт увидел перед собой простого флотского инженера, затянувшего ремень старой формы на полнеющем животе. Неужели маскировка? Все знаки различия, нашивки и печать с личными данными выглядели настоящими.

Листообразный клинок его ножа был короче прорезиненной рукояти. В нем было несколько отверстий по всей длине: так нож весил гораздо меньше, оставаясь прочным. Более того, оружие было не металлическим. Матово-синий керамит оставался невидимым для сканирующих полей корабля.

Гаунт поймал немигающий взгляд противника, ища хоть какой-то намек на контакт. И увидел в нем ужас и отчаяние, как будто кто-то был заперт в теле убийцы.

Медленно они кружили друг против друга. Гаунт пригнулся на гирканский манер. Нож он держал свободно в правой руке, клинком к себе. В свое время его заинтересовал странный стиль ножевого боя танитцев, и во время долгих перелетов на «Наварре» Корбек обучил его этой технике. С ее помощью можно было использовать все преимущества веса и длины танитского клинка. Левую руку комиссар вытянул вперед для блока, но, в отличие от гирканцев и своего противника, сжал ладонь в кулак. «Чтобы остановить нож, лучше пожертвовать рукой, а не горлом», — учил его когда-то Танхаузе. «И лучше, если клинок сдерет кожу с костяшек, чем порвет тебе запястье», — позже заметил Корбек.

— Хочешь прикончить меня? — бросил Гаунт.

— Это второстепенная задача. Где кристалл?

Гаунт заметил, что движения губ матроса не совпадают с произнесенными словами. Он говорил не своим голосом. Комиссар уже видел такие вещи много лет назад. Будто одержимость. Гаунта окатило ледяной волной страха. Не перед смертью — перед колдовством и псайкерами.

— Я — комиссар-полковник, меня очень быстро хватятся, — с трудом выдавил он.

— Здесь нет никого настолько важного, что без него нельзя будет обойтись. — Убийца пожал плечами и мрачно кивнул в сторону бушующего за стеклом варпа. — Даже военмейстеру можно найти замену в случае чего.

Они описали уже три круга.

— Где кристалл? — начал снова матрос.

— Какой еще кристалл?

— Тот, который ты получил в Крации, — прохрипел чужим голосом убийца. — Отдай его мне сейчас, и мы забудем все, что здесь произошло.

— На кого ты работаешь?

— Ничто во Вселенной не заставит меня выдать это.

— Нет у меня никакого кристалла. Я вообще не понимаю, что ты несешь.

— Ложь.

— Даже если так, неужели я был бы так глуп, чтобы таскать его с собой?

— Я дважды обыскал твою каюту. Там ничего нет. Значит, держишь его при себе. Ты проглотил его? В таком случае мне придется выпотрошить тебя.

Гаунт уже собирался ответить, когда матрос подался вперед в молниеносном выпаде, едва не ранив комиссара в плечо. Стремительно отдернув руку, убийца одним прикосновением к рукояти заставил керамитовое лезвие исчезнуть в ней и появиться с другой стороны. Клинок жадно впился в левую руку комиссара. Палуба окрасилась первой кровью.

Выругавшись, Гаунт отскочил в сторону, но убийца продолжал наступать. Он выбросил вперед руку с ножом, пневматическое лезвие которого вновь скользнуло вперед. На этот раз комиссар кое-как отклонил его собственным кинжалом. Левое колено противника оказалось открыто, и комиссар нанес по нему резкий удар тяжелым сапогом.

Матрос отшатнулся, но отступать не собирался. Это не тренировка с ее бесконечным кружением и редкими атаками. За каждым финтом и блоком следовал новый выпад. Лезвие ныряло в рукоять, сбивая Гаунта с толку. Восходящий вертикальный взмах мгновенно обращался в смертельное падение.

Сколько раз Гаунт смог уклониться от смертельного удара? Восемь, девять раз? Или уже десять? Пока он держался только за счет скорости и непривычной убийце танитской техники боя.

Еще одна атака. На этот раз Гаунт выбросил вперед левую руку, намеренно подставляя ее под нож. Острая боль обожгла костяшки пальцев, но комиссару удалось проскользнуть под клинком и перехватить правую руку противника. Гаунт навалился на него всем телом. Убийца левой рукой вцепился ему в горло бульдожьей хваткой. Комиссар начал задыхаться, взгляд подернулся поволокой. Мышцы шеи едва сопротивлялись мощному напору. Гаунт что было сил толкнул противника, вжимая его в перила платформы. Керамитовый клинок снова изменил направление и вгрызся в запястье комиссара. В ответ танитский нож пронзил левую руку матроса.

Отпрянув друг от друга, они разорвали дистанцию, на палубу стекала кровь. Гаунт задыхался от боли, в то время как противник хранил безмолвие, словно вовсе не мог испытывать страданий.

Матрос снова бросился вперед, и Гаунт попытался перехватить его удар низким блоком. Но в последний момент убийца перебросил нож в левую руку, попутно переключив лезвие. Восходящий удар справа превратился в нисходящий слева. Клинок вошел в правое плечо. Только дубленая кожа кителя остановила его движение. Раскаленное копье боли пронзило правое легкое Гаунта, срывая дыхание.

Нож легко выскользнул из раны, сопровождаемый алыми брызгами. Теплая струя змеилась по руке. Рукоять танитского ножа стала скользкой. Не важно, кто победит в схватке: если не остановить кровотечение, Гаунту уже ничто не поможет.

Тем временем убийца вновь обманул защиту комиссара, играя ножом, как заправский жонглер. Лезвие прыгало из правой руки в левую и обратно. Матрос попытался нанести режущий удар в живот и скользнул ближе. Гаунт поднял нож для защиты, и кончик лезвия угодил в одно из отверстий керамитового клинка.

Воспользовавшись этим, комиссар развернул оружие и рванул на себя. Керамитовый нож отлетел в сторону и исчез в холодном полумраке смотровой платформы. Обезоруженный убийца замешкался всего на миг. Недолго думая, Гаунт всадил посеребренный кинжал в его грудь. Хрустнули ломающиеся кости.

Матрос судорожно качнулся, бесполезно хватая ртом воздух. Из-под лезвия танитского ножа потекла тонкая струйка крови. Затем алая жидкость хлынула изо рта. Убийца рухнул на палубу — сначала на колени, потом лицом вниз. Его тело, нанизанное на длинный нож, так и не коснулось пола.

Хрипло вбирая воздух, Гаунт привалился к перилам. В крови кипел адреналин, тело дрожало от дикой боли. Окровавленной ладонью он стер липкий пот с посиневшего лица и бросил взгляд на матроса, лежащего в растекающейся багровой луже.

Комиссар осел на пол. Его трясло от слабости. Из горла вырвался странный звук, похожий на смех и всхлип одновременно. Гаунт мысленно поклялся при первой же встрече купить Корбеку самую большую…

Матрос начал подниматься.

Убийца вставал в том порядке, в каком и падал. Сначала — на колени, всколыхнув кровавую лужу. Затем выпрямил спину. Бессильные руки плетями болтались вдоль тела. Медленно он повернулся к похолодевшему Гаунту. Его лицо больше ничего не выражало, глаза опустели, да их и вовсе не было. Череп матроса наполнился зеленоватым колдовским пламенем, и оно ярилось в пустых глазницах. Мертвец разинул рот, из которого вырвался еще один язык пламени, мгновенно превращая зубы в черные угли. Резким движением убийца вырвал танитский нож из груди. Из раны вместо крови полился луч слепящего зеленого света.

Псайкер все еще играл со своей марионеткой. Гаунт обреченно вздохнул. Подчиненный колдовской волей человек был уже мертв, и теперь богомерзкая магия пробудила его труп.

Эта тварь сможет продержаться в бою сколько угодно.

Она убьет Гаунта.

Комиссар пытался совладать с чувствами. Он приказывал себе подняться, бежать. Но сознание ускользало. Матрос медленно ковылял к нему, словно зомби из древних легенд о живых мертвецах. Мертвое лицо освещали сияющие ведьминским огнем глазницы. Скрюченные пальцы сжимали убивший его кинжал.

Мертвец занес руку для удара.