Хитро улыбаясь, он огляделся. Увидев что-то, он двинулся к полковнику Зорену, который разговаривал со своими солдатами. Гаунт шел следом.

— Разрешите обратиться, сэр! — Домор старательно соблюдал все формальности. — Могу я осмотреть ваши доспехи?

Зорен взглянул на гвардейца одновременно удивленно и недоверчиво. Гаунт успокоил его едва заметным кивком. Полковник снял перчатку и передал Домору. Танитец принялся внимательно рассматривать ее.

— Изящная работа! На поверхности зубцов стеклянное напыление, если не ошибаюсь?

— Да, это мика. Стекло, по-вашему. Под этими чешуйками термоизолирующий материал.

— Непроводник, — констатировал Домор и показал перчатку Гаунту. — Мне понадобится приличный кусок. Целая кольчуга. За сохранность я не отвечаю.

Гаунт едва открыл рот, чтобы объяснить, в чем дело. Он надеялся, что Зорен вызовет добровольцев. Вместо этого, полковник встал, отдал свой шлем адъютанту и снял собственные доспехи. Он остался в одной майке. Первый раз Гаунт смог разглядеть коренастого витрианина: сильные мышцы под эбеново-черной кожей, короткие темные волосы. Зорен вынул тонкую книгу в сером переплете из внутреннего кармана и отдал кольчугу Домору. Священный текст он аккуратно заложил под ремень.

— Я так понимаю, это все часть плана? — спросил витрианин, наблюдая, как Домор второпях зовет Грелла и остальных танитцев.

— Вам понравится, — пообещал Гаунт.

Качнулся нагретый воздух, возвещая о приближении очередного поезда. Прошло около семнадцати минут с того момента, как ушел предыдущий. Домор уложил зеркальную кольчугу витрийского командира на рельс маглева, закрепив ее обрывком собственного камуфляжного плаща.

Наконец показался поезд. Гвардейцы следили за ним, затаив дыхание. Первая платформа прошла над зеркальной броней как ни в чем не бывало, магнитное поле все еще держало ее в нескольких сантиметрах от полотна. Поезд шел все так же плавно. Гаунт помрачнел. На мгновение ему показалось, что ничего не выйдет. Но как только первая платформа миновала мертвую зону непроводника, контакт с электромагнитным полем исчез. Скорость резко упала. По инерции поезд проехал еще несколько метров. Домор рассчитал все так, чтобы состав не миновал мертвую зону полностью, иначе контакт мог восстановиться. Наконец платформы остановились, плавно покачиваясь в антигравитационном поле.

Туннель вдруг наполнился радостным многоголосием.

— На борт! Живее, живее! — командовал Гаунт, увлекая за собой солдат.

Танитцы и витриане забирались на груженные снарядами платформы, хватаясь за все, что попадалось под руку. Отложив лазганы, они помогали вскарабкаться товарищам. На первой платформе оказались Гаунт, Майло, Зорен, Браг, шесть витрийских гвардейцев, а также Маколл, Куралл и Домор, державшие лоскут ткани, привязанный к доспехам на рельсе.

— Отличная работа, боец, — похвалил Гаунт улыбающегося Домора.

Комиссар поднял руку, ожидая, когда весь отряд погрузится на платформы. Долго ждать не пришлось, гвардейцы уже расположились на новом транспорте и докладывали о готовности.

Гаунт дал отмашку. Домор что было сил потянул на себя импровизированный канат. Ткань натянулась, грозя утащить гвардейца под поезд. А потом доспех вылетел из магнитного поля, как рыба, резким движением вырванная из воды.

Приток энергии вернулся. Будто ожив, поезд вздрогнул и бесшумно тронулся с места, набирая скорость. Проносящиеся мимо фонари превратились в пульсирующие потоки света.

Осторожно переместившись по платформе, Домор отвязал кусок ткани и протянул витрийскую кольчугу полковнику. Часть стеклянных чешуек потускнела и оплавилась от прикосновения к магнитному рельсу, но в целом броня не пострадала. Зорен мрачно кивнул и стал надевать доспехи.

Гаунт повернулся лицом по ходу поезда. Расстегнув один из подсумков, он вынул полную обойму для болт-пистолета — коробчатый магазин на шестьдесят патронов, отмеченный синим крестом, с зажигательными патронами «Инферно» внутри. Перезарядив пистолет, комиссар включил полевой коммуникатор.

— Полная готовность, приказ отдан. Сигнал к атаке отдан. Мы направляемся в самое пекло и в любой момент можем оказаться в гуще сражения. Нападение будет внезапным. Да хранит вас всех Император.

Вдоль всего поезда загудели заряжаемые лазганы и плазменные батареи, лязгнули затворы ракетометов, вспыхнули запальники огнеметов.

— Пошли! — Каффран подполз к краю зловонной воронки, приютившей на этот день двоих гвардейцев. Зогат выбрался вслед за ним.

Утренний свет пробирался под веки, резал глаза. Медленно откатывалось грозовое облако обстрела. Опустошенная земля куталась в туман пороховых газов.

— Куда теперь? — прищурился витрианин.

— Домой, — откликнулся Каффран. — Прочь из этой преисподней, пока есть шанс.

Устало они поплелись по грязной мешанине сквозь бетонную крошку и рваную колючку.

— Тебе не кажется, что, кроме нас, никого не осталось? — спросил Зогат, глядя на падающие вдалеке снаряды.

— Может быть, может быть… Значит, я — последний из танитцев.

Янтийские бронетанковые части обошли огневую завесу и ножом вошли вглубь позиций Покаявшихся. Но на протяжении двух километров пути по вражеским тылам они так и не встретили сопротивления. Только мертвые, брошенные здания старых заводов.

Фленс остановил колонну и выбрался из люка командирской башенки, оглядел местность в бинокль. Разбитые здания призраками нависали над ним из тумана. Еще был беспрестанный барабанный вой, когтями царапавший его нервы.

— Курс строго на холмы, — приказал он водителю танка. — Стоит всего лишь заткнуть эти батареи, и мы покроем себя вечной славой.

Четыре километра. Пять. Пустые станции проносятся мимо. Поворот налево, потом снова налево. Потом три нескончаемо долгие минуты ожидания, пока развилку впереди пройдет другой поезд. И все заново.

Гаунт ждал. Напряжение удавкой стянуло горло. Все туннели на одно лицо. Каждый кажется знакомым. Нет ничего, что указало бы на опасность, поджидающую впереди. Все может случиться в следующую же секунду.

Поезд плавно въехал в огромный грузовой отсек, мягко остановился у перрона возле двух других только что прибывших составов. Еще один двигался по петле, направляясь на склады за новой партией снарядов.

Сотни ламп и фонарей с трудом прорывали черноту под высокими сводами. Раскаленный воздух был полон гари. На стенах виднелись богохульные знамена и символы Хаоса. От одного взгляда на них слезились глаза. Те, кто смотрел дольше, хватались за головы, — барабанной дробью стучала в висках боль. Символы нечистоты, болезни, разложения.

Среди темных арок грузового перрона находилось не меньше двух сотен Покаявшихся. Они продолжали размеренно управлять кранами и перекатывать тележки с боеприпасами, не замечая нежданных пассажиров поезда.

Не дожидаясь их реакции, отряд Гаунта покинул поезд. Гвардейцы открыли огонь на ходу. Воздух содрогнулся, разрываемый стрекотом низких разрядов танитских лазганов и сильными ударами выставленного на максимальную мощность витрийского оружия. Гаунт запретил использовать огнеметы, мелтаганы и ракетометы, пока вокруг полно боеприпасов. Снаряды вряд ли были приведены в боевую готовность, но нагревать и взрывать их точно не стоило.

В первую минуту десятки Покаявшихся упали замертво там, где их застали выстрелы. Две тележки, груженные снарядами, перевернулись, увлекаемые уже безжизненными руками сектантов. Громко лязгали катящиеся по перрону боеголовки. Целый состав самоходных платформ врезался в стену, когда водителя срезало огнем. Что-то взорвалось в механизме одного из кранов, разнеся всю конструкцию в клочья.

Гвардейцы наступали. Витрийские Драгуны шли в идеальном боевом порядке, передвигаясь от одного укрытия к другому. С каждым залпом росли потери среди впавших в панику Покаявшихся. Некоторым удалось добраться до оружия. Их попытки отстреливаться заканчивались плачевно.