– Я спрашиваю, откуда ты узнал, что я в этой комнате.

– Торчал тут один тип на улице, когда я пришел. Спросил у него.

– И он разрешил тебе войти и расположиться как дома?

– Нет, я ждал там какое-то время, потом думаю, может, ты спишь и не слышишь, толкнул дверь, она и открылась. Слушай, меня с работы уволили.

– Слышал.

– От Билли. Только про автобус он тебе не рассказывал.

– Фрэнк, увидимся в другой раз, ладно?

– Слушай, Камачо хочет, чтобы я вел автобус назад за те деньги, что я ему должен. Повел бы его, а свой грузовик бросил, ведь чертова дрянь все равно развалилась.

Райан постоял в нерешительности.

– Ну и хорошо, по-моему.

– Конечно, а как остальные домой доберутся? Не знаешь?

– В автобусе.

– Нет. Камачо говорит, мол, я не обязан везти их домой. А я говорю: да они ведь за это уже заплатили. А он говорит, я тогда бригадиром был, а теперь не бригадир и поэтому не обязан их отвозить. А потом говорит, вот если они согласятся заплатить моей автобусной компании пять сотен долларов и дать мне денег на самолет, тогда оставлю автобус тут.

– Да ладно. И они поверили?

– А что им делать? Скажут, что не согласны, Камачо их тут и оставит.

– А тебе какое дело? Тебя ведь уволили.

– Какое мне дело? Ведь это мои друзья.

– Да брось, Фрэнк!

– Я серьезно. Семь лет с ними работаю.

– Хорошо, а зачем ты ко мне пришел?

– Старик, мы же были друзьями, правда? Билли говорит, почему бы нам не занять денег у Джека? – Глаза Писарро глядели с его плоской открытой физиономии прямо на Райана.

– Пять сотен долларов?

– Билли сказал, у тебя есть. Говорит, если ты их потратил, легко можешь раздобыть еще денег.

– Где Билли?

– Не захотел идти. Понимаешь, просить тебя не хочет.

– А тебя это совсем не смущает?

– Слушай, я не прошу у тебя денег. Это Билли сказал. Я хочу их у тебя занять, мы все тебе отдадим.

– Думаешь, у меня есть пятьсот долларов?

– Нет, но можешь достать. Запросто.

– Если я одолжу тебе, что имею, ты мне все отдашь, да?

– Ты ж знаешь. Верняк.

– Когда?

– Когда приедем на следующий год.

– Приятно было с тобой познакомиться, Фрэнк.

– Старик, у нас же тут семьи. Как они доберутся домой?

– Отстань, видел я эти семьи в гробу.

– Тебя не волнует, что станется со всем этим народом?

– Ладно, Фрэнк, увидимся как-нибудь.

– Ладно, приятель, – произнес Писарро и медленно слез с кровати. – Тогда хрен с тобой.

Он прошел мимо Райана и открыл дверь; узкие плечи, штаны, обвисшие на заднице, клетчатые, поношенные, грязные, бесформенные, с прорезными карманами и модным эластичным ремнем.

– Постой минутку, – остановил его Райан. – Ты на грузовике?

– Я же сказал тебе, он сломался.

– Пойдешь пешком?

– Нет, черт побери, возьму напрокат машину у "Херца"[14].

Райан поколебался, глядя на Писарро, который придерживал дверь, но только один момент. Потом сказал:

– Пока, Фрэнк.

Писарро заметил перед офисом "мустанг". Проходя мимо, осмотрел машину. Было в ней что-то знакомое. Темно-зеленых "мустангов" полным-полно, но что-то еще про "мустанга" вертелось у него на уме. Он дошел до первой боковой дороги за "Бей-Виста", вывел свой грузовик из зарослей и направился к Джиниве-Бич с такой скоростью, на какую только была способна ржавая развалюха.

Но когда он добрался туда, бары и винные магазины оказались закрытыми, весь город закрылся на ночь. Чертов Райан!

Поджидая Джека и не найдя в его комнате выпивки, Фрэнк рассчитывал в Джиниве-Бич прихватить бутылку чего-нибудь – текилы или джина. Или красного. Если купить вина, останется еще несколько баксов. У него еще было четыре доллара и шестьдесят центов из сотни, которую Райан выдал ему в качестве его доли. Конечно, он ждал в грузовике. Только, черт побери, это его грузовик, и он его водит. В свое время еще рванет по дороге и прищучит этого Райана. Эй, старик, где моя доля? Не вшивая сотня долларов, а моя доля? Прищучит и растолкует. Райану повезло с Камачо, но это не означает, что всегда будет везти.

Ему никогда не нравился Райан. Он ему не понравился еще там, в Сан-Антонио, на бензозаправке. Стоял, подбочинившись, со своим рюкзаком, ожидая попутной машины. Оглядел их, когда они подъехали, автобус, фургон и два автомобиля, все с сезонными рабочими; потом немножко потолковал с Камачо и влез в автобус.

С того самого момента Райан ему и не нравится. С того самого момента, как Райан по дороге начал бегать по магазинам, где у них возникали проблемы с обслуживанием при закупке шипучки и всякой всячины для сандвичей. С того самого момента, как в каком-то городишке, штат Оклахома, они стали упрашивать служащего на бензозаправке, чтобы он разрешил им воспользоваться вонючей развалюхой умывальней и Райан возомнил себя большой шишкой, потому что именно ему удалось его уговорить. С того момента, как он начал болтать с Марлен Деси. Они еще не успели выехать из Миссури, как Райан сманил ее пересесть из грузовика в автобус. Еще кто-то, другая какая-то девушка вызвалась: "Фрэнк, я с большим удовольствием с тобой поеду". А он сказал, нечего ей делать в кабине грузовика, никто теперь с ним не поедет.

Камачо был прав, когда после приезда на огуречное поле заявил, будто Райан просто хотел прокатиться. Получил, что хотел, и ничего его не удержит, ни Марлен Деси, ничто другое. Просто использует грузовик. Потом использовал Билли Руиса. Он использовал всех, а как только получает то, чего хотелось, исчезает. Вот такой это тип, точно.

За Джиниве-Бич, на тянувшемся к югу хайвее, Фрэнк Писарро свернул на грязную дорогу, которая вела через поля к лагерю сезонных работников.

Чертовы огурцы. С огурцами покончено. Он мог собрать их в десять раз больше, чем эти чертовы парни, которых привезли из Сэйджино и из Бей-Сити. Но если им требуются вместо него пацаны, это их дело. Он немножечко перебрал с выпивкой начиная с субботы, почти сотню долларов ухнул, но и других от души угостил. Сотня ухнула, тогда как он должен Камачо четыреста пятьдесят долларов и вот уволен с работы. А отсюда до Сан-Антонио шестьсот семьдесят миль.

Но Райан не исчез. Господи, у него есть Райан. Надо только придумать, как ему сказать, чтобы он понял, и не оказаться при этом со сломанной челюстью. К примеру:

– Эй, Джек. Помнишь пивную коробку с бумажниками? Ты нам велел ее выбросить. А мы ее не выбросили, старик. Я ее кое-где спрятал.

Райан, конечно, что-нибудь ответит, а он тогда его спросит:

– Сколько ты мне отсчитаешь за эту пивную коробку, приятель? Чтобы ее никто никогда не нашел и не прочитал на ней твоей фамилии?

Будет непросто втолковать Райану так, чтобы тот уяснил: у него нет иного выбора, как только выкупить пивную коробку с бумажниками.

– Слушай, ты на меня не дави, ты никогда в глаза не видел никакой пивной коробки, понятно?

Сукин сын, ведь не угадаешь, что он может сделать. Надо быстро отреагировать:

– Так уж вышло, один мой приятель отнес эту коробку в полицию. Как тебе это нравится, парень?

А потом надо ему объявить сколько. Пятьсот долларов за коробку. Нет, шестьсот долларов. Если у него нет таких денег, пусть где-нибудь заработает.

Все это Фрэнк собирался сказать Райану нынче вечером. Начать с выдуманной истории про автобус, посмотреть, не удастся ли получить деньги таким способом – легким. А потом сообщить про пивную коробку. Но когда Райан явился и встал перед ним, не смог ничего этого сделать.

Может, достать лист бумаги и написать? Купить бумаги, где-нибудь раздобыть карандаш. Ясно все написать и подсунуть как-нибудь ночью ему под дверь. Только рано или поздно все равно придется встретиться с Райаном – как же иначе деньги получишь? Черт возьми, почему столько трудностей?