Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Капитан Исаев был глубоко убежден, что на войне, пока ее не познаешь до самой ничтожной малости, нельзя с такой точностью все планировать, да еще в условиях, когда противник диктует тебе правила игры. Но приказ был получен, он требовал безупречно точного выполнения. И, выслав вперед разведку, а вправо — охранение, капитан Исаев повел своих людей по указанному ему маршруту. Повел, хотя очень хотелось дать им всем короткий отдых: ведь весь вчерашний долгий день они были в горячем бою, за весь вчерашний долгий день не имели во рту и кусочка хлеба. Но только перед рассветом, когда с моря стали отчетливо доноситься орудийные выстрелы, капитан Исаев, выслав к морю разведку, остальным разрешил отдыхать. Едва прозвучала его команда, кое-кто немедленно опустился — почти упал на чуть сыроватую землю, а остальные столпились около капитана.

— Товарищ капитан, как же так, а? Выходит, отступаем? А уверяли, что обязательно малой кровью и могучим ударом…

Об этом же — и не раз за промелькнувшие сутки — уже думал и он, капитан Исаев. И днем, когда бомбы и мины рвались почти рядом, и недавно. Думать-то думал, а вот ответа не нашел. Такого, чтобы полную ясность в сознание внес. Что фашистские армии сильнее — мысли не мог допустить, Самое же главное — очень многое и предельно точно надо было знать, чтобы сделать правильные выводы. А что известно ему, капитану Исаеву, о положении на фронтах вообще? Или хотя бы только во всей Прибалтике? Он достоверно знает лишь одно: фашисты напали внезапно, вероломно…

Все это капитан Исаев без утайки и высказал в ответ на вопросы солдат. Может быть, с этого и начался бы долгий общий разговор, но тут прибежал один из тех, кого он посылал в разведку к берегу моря, и взволнованно доложил, что в море шесть фашистских катеров атакуют нашу подводную лодку, можно сказать, вовсе к берегу ее прижимают, на прибрежные пески гонят.

Не успел и команды подать, как все побежали к морю, лязгнув затворами винтовок и нескольких автоматов, подобранных на недавнем поле боя. Так к морю заспешили, словно могли чем-то помочь той подводной лодке.

Подводную лодку и преследующие ее катера увидели сразу, как только оказались на опушке леса, подступившего вплотную к песчаным дюнам. Чтобы не обнаружить себя, попадали на влажный песок. Попадали, а дальше что делать? Открыть огонь по фашистским катерам из тех двух станковых пулеметов, что прихватили с собой с недавнего поля боя? Конечно, можно было бы и так поступить, если бы те катера оказались поближе. Кроме того, не подумают ли подводники, услышав с берега пулеметные очереди, что и тут вражеская засада?

А подводная лодка, погрузившись в море по самую палубу, погрузившись так, что ее рубка казалась спинным плавником какой-то диковинной рыбины, ходко шла к берегу, отстреливаясь из двух пушчонок малого калибра, похоже — сорокапяток.

Капитан Исаев понял, что именно эти две пушечки и заставляют фашистские катера держаться на приличном расстоянии. Тоже мне, вояки! Да если бы катерами командовал он, Дмитрий Исаев, обязательно и самым полным ходом повел бы их на сближение с подводной лодкой; пулеметными очередями срезал бы орудийные расчеты, не прикрытые от пуль и осколков даже подобием какого-то щита, и взял бы ее на абордаж.

Интересно, почему подводная лодка спешит к берегу, словно знает, что здесь есть артиллерийские батареи, которые прикроют ее своим огнем? Почему она не нырнула в глубину еще там, на морском просторе?

Капитану Исаеву казалось, что лежали они за песчаными дюнами бесконечно долго, а подводная лодка, отстреливаясь от шести фашистских катеров, все шла и шла; теперь были уже отчетливо видны пробоины в ограждении ее рубки.

Но вот сероватая вода вокруг подводной лодки запузырилась, и она привсплыла, словно вознамерилась вообще оторваться от поверхности моря, и изо всех последних сил рванулась к берегу. Не успел капитан Исаев еще понять, ради чего это сделано, как она с полного хода выбросилась на песчаную отмель. Метрах в двухстах от берега взлетела на нее. Так внезапно подводная лодка полностью потеряла ход, что попадали в море матросы, которые из пушечек вели огонь по фашистским катерам. Но, вынырнув, они почему-то не попытались вновь занять свои места у орудий, а поплыли к берегу; и еще десятка два моряков, появившихся на верхней палубе, сами попрыгали в воду.

Фашисты, похоже, не заметили, что личный состав покинул лодку: катера по-прежнему держались от нее на почтительном расстоянии и вели лишь артиллерийский огонь и по подводной лодке, и по морякам, спешившим к берегу.

— Сволочи! — гневно крикнул кто-то почти рядом, и капитан Исаев быстро отыскал его глазами. Это был явно солдат-первогодок, на левой половине груди которого в торжественный ряд выстроились значки ГТО, «Ворошиловский стрелок», ГСО и ПВХО. Подумалось, что они поблескивают впечатляюще, что к ним бы еще победу над фашистами приплюсовать — вот тогда и вовсе ладно станет. Об этом только подумал, спросил же о другом:

— Кого сволочишь?

— Клешников! — нимало не смутился молодой солдат. — Ишь, какой корабль покинули!.. Выходит, они, как и «соколы» наши, только для парадов хороши были. А до боя дело дошло, тут матушка-пехота одна за все в ответе!

— А ты кто такой, чтобы судить их? Кто дал тебе право выносить им приговор? — немедленно вошел в разговор вовсе незнакомый сержант, почему-то зло глянув на того солдата.

Капитан Исаев оставил без ответа реплику сержанта, но самого его запомнил. Чтобы потом узнать, почему у него в этот момент в глазах была такая ярая злость.

Кажется, велико ли расстояние от подводной лодки до берега, много ли времени может понадобиться мужчине в расцвете сил, чтобы преодолеть каких-то двести или триста метров? Но сейчас эти сотни метров предстояло идти по воде, которая все время хватала за ноги. Поэтому капитану Исаеву и казалось, что моряки невероятно долго брели к берегу, то запинаясь под водой о невидимые отсюда гранитные валуны, то вроде бы беспричинно оглядываясь на подводную лодку, на палубе которой по-прежнему не было ни одного человека.

Пока моряки брели к берегу, капитан Исаев не только без спешки и скорее машинально, чем осознанно, пересчитал их, но и понял, что сейчас, в эти секунды, просто не имеет права обнаруживать свой отряд: если подводники и не посчитают фашистами или их единомышленниками, все равно на какое-то время, разглядывая незнакомых солдат да обдумывая свое решение, задержатся под огнем фашистских катеров. И он приказал, чуть сдерживая голос:

— Передать по цепи: всем отойти в лес, без моего разрешения никому носа оттуда не высовывать! — И уже только одному сержанту, с которым хотел сейчас же познакомиться поближе: — Останетесь со мной.

Его приказ беспрекословно выполнили, и скоро лишь он с сержантом оказались на берегу, к которому, еле переставляя отяжелевшие от усталости ноги, брели двадцать три моряка.

Не успели все моряки еще дойти до желанного берега — подводная лодка вдруг развалилась, выбросив в небо столб ослепительного пламени; с еле ощутимым запозданием долетел и оглушительный грохот взрыва, который, казалось, должен был пригнуть к земле все деревья.

Капитан Исаев понял: моряки, уходя с родного корабля, заминировали его; похоже, между торпедами заложили взрывчатку.

Исчезла с поверхности моря подводная лодка — фашистские катера, сделав в сторону моряков несколько нестройных артиллерийских залпов, развернулись на обратный курс и резво побежали к все еще темноватой западной кромке горизонта. И лишь теперь к морякам, сгрудившимся на линии прибоя, подошли капитан Исаев и сержант. Те, казалось, нисколько не удивились их появлению, вроде бы с полным доверием встретили, но капитан Исаев краешком глаза сразу заметил, что стоит в плотном кольце, что, пожалуй, и нагана не сможет вырвать из кобуры, если попытается это сделать: обязательно намертво сцапает за руку кто-то из этих парней, разглядывающих его спокойно и одновременно придирчиво, с пристрастием.

Наконец, когда капитан Исаев был готов первым назвать себя, три последних решающих шага сделал моряк в кителе, на рукавах которого было по две золотистые нашивки. Был этот моряк на голову ниже его, Дмитрия Исаева, однако плечи у них оказались одинаковой ширины, и поэтому создавалось впечатление, будто он даже коренаст, необыкновенно силен. Правда, лицо у него было чуть удлиненное в нижней своей половине. Может быть, кому-то оно и показалось бы некрасивым, если бы не постоянная добрая улыбка, если бы не серые глаза, одаривающие собеседника душевным теплом. Даже подумалось: а может ли он в силу своего характера командовать людьми, приказывать им?

4
{"b":"172039","o":1}