У широкого входа во двор Дома людей толпился народ: родственники подсудимых и немногочисленные свидетели. Тут же топтались крестьяне из дальних деревень, собиравшиеся после суда подать жалобы писцам. Народ проворно расступился, и процессия вступила во двор. Здесь уже был готов полотняный навес для судьи, статуи богов и богинь на крепко воткнутых в землю шестах, а в центре двора стоял раскладной алтарь с большим серебряным блюдом.
Обвиняемые тесной группой выстроились в узкой тени крытой галереи, и один из стражников поспешил внутрь здания. Скоро он вернулся, а вслед за ним хлынули писцы, помощники и слуги, выстраиваясь двумя неровными шеренгами по сторонам двери. Высокий худой писец в белоснежной юбке и богатом парике, с дорогими золотыми браслетами на длинных руках завопил:
— Слушающий зов бога живого, Владыки реки и берегов, следящий за людьми и богатством повелителя земли и людей, молящийся за процветание дома Гебхотепа, жизнь, здоровье, сила, верховный жрец богини Мат, главный инспектор, Судья людей, носитель подставки и опахала, справедливый Раату из Абидоса!
Все, кто был во дворе, включая арестантов и охранников, рухнули на колени, уткнувшись носами в песок.
Расписанные черными и красными узорами двери распахнулись, и под сень навеса торжественно ступил сверкающий драгоценностями судья. Едва он вышел из тени, подскочили двое помощников и угодливо подхватили его под локти. Запрокинув голову к небу, Раату затянул торжественный гимн богу солнца Амош-Раа, умоляя того освятить своей благодатью его дела и мысли, наполнить мудростью и справедливостью помыслы. После чего шагнул к алтарю. Один из сопровождающих, согнувшихся в глубоком поклоне, передал судье свернутый в трубку пергамент, второй горящую лучину.
Главный инспектор прочитал молитву богине Мат, после чего зажег ритуальный папирус и, бросив его на серебряное блюдо, стал внимательно наблюдать за пляшущими язычками пламени. Дождавшись, когда все прогорит, растер пепел в пыль, бормоча заклинания.
После чего, надменно вздернув подбородок, направился под навес, где расторопные слуги уже поставили роскошное кресло с высокой резной спинкой. Усевшись поудобнее, главный инспектор хлопнул в ладоши. Люди стали торопливо подниматься с колен. Старший писец ссыпал пепел от жертвенного папируса в серебряную чашку и передал слуге. Тот добавил туда краски для письма и тщательно перемешал.
Молодой писец доложил о первом деле. Крестьянин деревни Утос Мфасаубис по прозвищу Кривое колено обвинялся в непочтительных словах о боге Себере. Стражник подвел пожилого, хромоногого мужчину с редкими клочками волос на подбородке и подбитым глазом и заставил опуститься на колени.
Писец мельком глянул на него и вновь углубился в папирус.
— Расследование показало, что сосед обвиняемого крестьянин Найбуером по прозвищу Хитрый клоп соблазнил дочь Мфасаубиса, а после того, как она родила сына, отказался взять её второй женой. Обвиняемый побил соседа, и тот, чтобы отомстить, оговорил Мфасаубиса. Что подтвердили свидетели — крестьяне деревни Утос.
Закончив чтение, обвинитель посмотрел на судью. Не глядя на распростертого на песке крестьянина, тот надменно проговорил:
— У тебя есть что сказать, Мфасаубис?
— Нет, о светоч справедливости, источник милосердия и силы, — пробормотал обвиняемый. — Господин седак сказал все правильно. Злобный Хитрый клоп обманул мою девочку, обещал взять второй женой, а сам…
— Объявляю тебя невиновным! — торжественно объявил главный инспектор, не обращая внимания на восторженные вопли крестьянина, который все порывался приложиться губами к сандалиям благородного Раату.
— Хвала тебе, о справедливый судья! — крикнул он на прощание, пока мождей не вытолкал его со двора.
— Клеветнику Найбуеру дать сорок палок, — таким же ровным и бесстрастным голосом продолжал главный инспектор. — Подготовьте письмо к старосте Утоса.
— Слушаюсь, господин, — поклонился старший писец, и тут же кто-то из помощников заскользил кисточкой по папирусу.
Потом рассматривали дело слуги писца храма Себера, которого обвинял в краже фруктов из своего сада помощник писца из Дома людей. Оба уважаемых господина едва не вцепились друг другу в парики прямо пред светлыми очами главного инспектора. Слуга получил десять палок, а оба писаря по двадцать, чтобы в следующий раз уважали суд живого бога.
Мождеи только успевали менять измочаленные прутья. Постепенно очередь дошла до Анукрис. Учитывая важность её дела, докладывал сам старший писец.
— Приведите обвиняемую! — напомнил он стражникам об их обязанностях. Замешкавшийся мождей схватил девушку за руку и торопливо подтащил к креслу судьи. Анукрис упала на колени, чувствуя, как жгучие лучи солнца палят согнутую спину и пекут затылок под отросшими волосами.
Старший писец громким голосом зачитал список преступлений. Её обвиняли в служении колдуну Тусету и пособничестве убийцам его слуг. Судья даже не стал спрашивать у Анукрис, есть ли что ей сказать, а сразу перешел к объявлению приговора.
— Преступления твои столь отвратительны и ужасны, что я приговариваю тебя к шести годам каторги на Уразских каменоломнях.
Девушка помертвела от страха. Как же это? Ведь Карахафр обещал, что пошлют на очистку каналов в Даманкур! Проклятый седак воспользовался её безвыходным положением! Узнал, что хотел, а теперь отправляет умирать на каторгу! Пусть черви сожрут его мумию, а душа никогда не попадет в царство Осирса и будет вечно скитаться во тьме! Об Уразских каменоломнях давно ходит дурная слава, туда ссылали убийц, грабителей, осквернителей гробниц, злостных хулителей имени живого бога и других страшных преступников.
Услышав о столь суровом наказании, люди в толпе и даже кое-кто из приближенных тихо охнули, а Раату, как ни в чем не бывало, продолжал:
— По приказу твоего бывшего хозяина-колдуна слуги-чужаки совершили кровавое убийство. Они принесли в жертву демонам пустыни добрых келлуан!
— Но я никого не убивала, господин! — не в силах молча терпеть такую несправедливость и очередной обман закричала Анукрис. — Все знают, что я в тот день не выходила из дома! В чем же моя вина, справедливый судья!
— Ты встречалась с одним из убийц, падшая женщина! — камнепадом загремел голос главного инспектора. — Вместо того чтобы выдать мерзавца правосудию, как подобает благочестивой келлуанке!
— Как я могла его выдать, если даже не разговаривала с ним? — девушка рискнула поднять глаза. — Треплоса убили до того, как он со мной встретился. За что меня убиваете, справедливый?
— Еще одно слово, несчастная, и ты получишь на прощание сорок палок! — взгляд разъяренного Раату хлестал не хуже бича.
Но Анукрис не опустила головы.
— Да лучше прикажи запороть меня до смерти или сразу отдать крокодилам! Так будет милосерднее, чем отправлять меня на медленную смерть!
Она хотела еще что-то крикнуть, но подскочивший мождей ударил её палкой по голове.
— Помощник писца рэп Джедефайх, сегодня же отведешь её в Билд! — приказал судья людей. — Там передашь инспектору, пусть выделит людей для сопровождения её в каменоломни.
— Слушаюсь, господин, — с легким вздохом отозвался молодой человек в застиранной юбке.
Стражник легко поднял Анукрис и как куклу потащил к галерее, где бросил в спасительную тень.
— Сиди, моча шакала! Теперь из-за тебя придется тащиться до Билда!
Разъяренный главный инспектор покинул кресло. Суд закончился, слуги быстро разобрали навес, унесли статуи богов и складной алтарь.
Сквозь мешанину мелькавших огненных колес девушка наблюдала, как двор постепенно заполнялся народом. Люди опасливо обходили её стороной, стараясь не встречаться с ней глазами. Водопад холодной воды прояснил чувства Анукрис, вернув ей способность соображать. Напротив её стояли хмурый помощник писца и мождей с высокой корзиной у ног.
— Вставай! — скомандовал хмурый рэп. — Если не хочешь, чтобы тебя волокли как дохлую собаку.
Стражник, помахивая пустым кожаным ведром, обнажил в злой улыбке крупные, белые зубы. Анукрис попыталась подняться, но ноги задрожали, колени подломились, и девушка рухнула в пыль. Мождей схватил её за шею и легко вздернул вверх стройное тело. Пока она беспомощно таращила глаза и пыталась что-то сказать, стражник обвязал вокруг шеи толстую, колючую веревку. Отступив на шаг, он посмотрел на довольно усмехнувшегося Джедефайха.
