И когда он начал отдаляться от нее, Эмеше не ходила за ним, как тень, не задавала вопросов, не плакала прилюдно, не устраивала сцен. Она занялась искусством. Она наводнила старинный замок картинами, статуэтками, вазами, книгами. Она научилась вышивать и ткать и создала великолепный гобелен — правда, маленький.

Она устраивала праздники, лично распоряжалась подготовкой и придумывала развлечения. Не ее вина, что танцовщики, которых она пригласила в последний раз, оказались шпионами. Не ее вина, что они, будучи разоблаченными, сумели сбежать.

Но, приняв жестокое решение расстаться с любовницей, герцог внутри себя уже обвинил ее.

Он вошел на половину Эмеше и остановился. Каждый раз, когда он приходил сюда, его брала оторопь, таким резким оказывался контраст между суровой простотой древнего обиталища воинов и политиков и уютным уголком любительницы искусств, в который Эмеше превратила эту часть замка.

Эмеше поднялась навстречу своему господину с такой радостью, что слова застряли у Вейенто в горле. Она взяла его за руку, усадила в мягкие кресла. Повинуясь незримому жесту, явилась служанка, подала разведенного вина в тонком бокале.

Он отпил, поставил бокал на столик. Эмеше смотрела на него грустно.

— Я догадываюсь… — сказала она.

— Да.

Он встал, обнял ее, привлек к себе.

— Ты подарила мне самое большое счастье, Эмеше, — сказал он, поцеловав ее в макушку. — Ты всегда была рядом, когда мне этого хотелось, и никогда не появлялась в неудачный момент. Ты была добра и терпелива. И за это я должен отплатить тебе разлукой…

— Вы женитесь.

— Да.

— Кто она? — спросила Эмеше, не стесняясь слез.

— Дочь Ларренса — Ибор. Старшая.

— Какая она?

Вейенто помолчал, прежде чем ответить на этот раз. Ему случалось увлекаться другими женщинами — он не обязан был хранить верность своей любовнице. И никогда прежде Эмеше не интересовалась связями своего возлюбленного. Она не была ревнива и не претендовала ни на что.

Но теперь она спросила. И он сказал:

— Я не видел ее. Тот, кто просватал ее за меня, говорит, что она похожа на своего отца, герцога Ларренса.

Эмеше уточнила — совершенно как сам герцог несколько минут назад:

— Толстая и мясистая?

— Какова бы она ни была, — сказал Вейенто, — я никогда не смогу любить ее так, как любил тебя.

— Она подарит вам наследника. — Эмеше вздохнула. — Вы полюбите ее.

— Это не имеет значения. — Он вдруг вспомнил: — Эмеше, ведь у тебя когда-то был ребенок.

— Да, — безразличным тоном отозвалась она. — Я отдала его чужим людям. Я даже не знаю, как он растет.

— Ты никогда не интересовалась этим? — Вейенто казался пораженным.

— Но ведь вам это известно, мой господин! — воскликнула Эмеше. — Меня ничто не интересовало, кроме вашей любви. И мой ребенок в том числе.

— Ты можешь забрать его, — сказал герцог. — Я дам тебе денег, чтобы ты могла вырастить его. Если хочешь, я найду тебе мужа: мне нужны союзники.

— Если вам нужны союзники, мой господин, то найдите мне мужа, — равнодушно сказала она.

Он еще раз поцеловал ее и вдруг понял, что не может просто так повернуться и уйти.

— Я останусь у тебя, — сказал он. — Прикажи постелить чистое белье. Я останусь у тебя на весь день и на всю ночь. Это будет наша последняя ночь, Эмеше. Завтра ты должна будешь уехать.

Его поразила радость, проступившая на ее лице: она как будто не расслышала второй части его распоряжения.

Посланник герцога оказался совершенно прав в своих суждениях касательно претенденток на роль герцогской жены: младшая дочь Танет, Адальберга, действительно была развратна. Добродетельная госпожа Танет об этом даже не подозревала, поскольку супружеская жизнь с Ларренсом навсегда отбила у Танет всякую охоту к любовным приключениям. Но ее дочка — другое дело. Они с сестрой в детстве подсматривали за родителями, и на девочек увиденное произвело совершенно различное впечатление.

Ибор испытывала отвращение к мужчинам, Адальберга же, напротив, ужасно заинтересовалась ими и начала отдаваться солдатам и конюхам, едва ей исполнилось тринадцать.

— Это несправедливо! — говорила младшая сестра старшей, когда стало известно о сватовстве и о том, которую из двух избрал посланник герцога Вейенто. — Я мечтаю выйти замуж, а эта удача выпадает почему-то тебе.

— Возможно, он знает, — сказала Ибор.

— О чем? — окрысилась Адальберга. — О моих мужчинах?

— Да, о твоих мужчинах, — спокойно подтвердила Ибор.

— Было бы лучше, если бы он что-нибудь узнал о твоей холодности.

— Холодность — не помеха для супружеской жизни, — сказала Ибор. — Возьмем, к примеру, нашу мать.

— Я уверена, — прошипела Адальберга, — что наша мать до замужества была очень веселой. Она любила мужчин. Не могла не любить! Она и за Ларренса поэтому вышла.

— Она вышла за Ларренса, потому что он обещал ей титул и право передать майорат своему отпрыску, — отозвалась Ибор еще более флегматично.

— Откуда тебе это известно?

— Она сама мне сказала.

— Странно, — помолчав, молвила Адальберга, — с тобой она откровенничает, а со мной — молчок. Хотя должно было бы быть наоборот.

— Почему? — удивилась старшая сестра.

— Потому что я на нее похожа.

— Зато я похожа на отца. Видимо, моя внешность внушает ей больше доверия, — отозвалась Ибор.

Равнодушие, с которым сестра приняла предстоящее замужество, выводило Адальбергу из себя. Девушкам объявили о решении, совместно принятом посланцем Вейенто и их матерью, на том самом обеде, где обе ничего не подозревающие претендентки были представлены свату.

Адальберга залилась краской: темные пятна побежали по ее лицу, шее, груди, и посланник Вейенто в очередной раз поздравил себя с правильностью выбора. Ибор же только чуть удивилась, приподняв брови, и ничем больше не выказала своих чувств.

«Холодная, как лед, — подумал доверенный человек герцога. — То, что надо».

Известие о смерти Ларренса пришло почти сразу же вслед за сватовством. В замке Ларра все смешалось: слезы, радость, предвкушение новой жизни, тревога. Адальберга чувствовала себя потерянной.

Мать примеряла вдовье облачение, вытаскивала из тайников, где Ларренс хранил семейные драгоценности, диадемы, браслеты и ожерелья. При жизни Ларренса госпожа Танет не решалась надевать все это. Она только раз заикнулась о том, чтобы украсить себя одной из старинных диадем, но Ларренс отобрал у нее украшение, запер в сундуке и вдобавок жестоко высмеял супругу:

— Скажут, что ты — енот в алмазах! Тебе это не к лицу, Танет. Такая вещь — для молодой, красивой женщины, а ты уже старуха.

Танет не была старухой, но Ларренса это не волновало. Он больше не любил свою жену, только это и имело для него какое-то значение.

Теперь роскошные наряды, пусть даже только темного цвета (зато так благороднее!), дорогие украшения, весь замок Ларра — все принадлежит Танет. Просто дух захватывает. Она решила переделать несколько комнат, установить в большом зале постоянные перегородки, чтобы было уютнее, и украсить камин каменной резьбой.

А заодно — перевесить в другое место семейный щит герцогов Ларра. Пока он нависает над хозяйским креслом за праздничным столом, госпоже Танет постоянно будет казаться, что он вот-вот обрушится ей на голову.

Ибор тоже была теперь постоянно занята — ведь она невеста самого знатного человека в королевстве, если не считать принца. Тем более что мать шепнула ей: «Возможно, скоро все изменится еще больше… Кто знает — может быть, скоро ты станешь королевой…»

Ибор не испытывала особенных восторгов по этому поводу. Быть королевой, насколько она себе это представляла по легендам и сказкам, — довольно хлопотное занятие. Но сама мысль о том, чтобы покинуть небогатое северное герцогство, перебраться в Вейенто, а то и в столицу, несказанно радовала девушку.