Казалось, хозяин усадьбы ходит по невидимым маленьким дорожкам, которые сам проложил для себя в своих владениях. Он не притрагивался к большей части предметов, не заходил в большую часть помещений. Точно здесь раз и навсегда было установлено множество мелких запретов, которые неукоснительно соблюдались много лет.

Едва появившись в этой «зачарованной» усадьбе, Уида мгновенно нарушила все эти запреты. Одно только присутствие эльфийки смело невидимые преграды. Она сразу же заполонила собой почти весь дом. Повсюду слышался ее голос. Она разговаривала сама с собой, то напевала, то возмущалась, трогала вещи, передвигала и перекладывала их, кое-что даже ломала, а маленькое золотое колечко, которое можно надеть только на женский мизинчик, попросту украла.

Джехан остался наедине с Эмери. Внимательно прислушиваясь к шумам, производимым Уидой по всей усадьбе, он только разводил руками:

— Я совершенно к такому не привык. Меня это, честно говоря, сильно раздражает, но я понимаю, что остановить вашу даму невозможно… Эльсион Лакар не станет слушаться. Простите меня за то, что говорю вам все это. Жена арендатора — та, что у меня прибирается и готовит, — такая же молчаливая, как и я. Даже более угрюмая. Собственно, я и предпочел ее услуги по этой причине.

— Я хорошо вас понимаю, — кивнул Эмери, непринужденно располагаясь в старом кресле возле окна.

Ему почему-то сразу стало хорошо в этом доме, невзирая на идеальный порядок и мелкие разгромы, которыми сейчас развлекалась Уида. И внешность хозяина перестала его отталкивать. Вероятно, за недолгое время знакомства Эмери успел к нему привыкнуть. А может быть, дело в музыке. Негромкая, невеселая мелодия. Такую хорошо исполнять квартетом: один струнный инструмент, два духовых и непременно клавикорды.

Еще одна странность. Джехан небогат, явно малообразован — скорее всего, едва-едва умеет читать, — а музыка, которая звучит возле него, изысканна и подходит для вечера наедине с любимой женщиной.

— Это, должно быть, хозяйское кресло? — вдруг спохватился Эмери, очнувшись от задумчивости.

Джехан остался стоять посреди комнаты.

— Не беспокойтесь об этом. — Джехан чуть улыбнулся. — Вы знатный господин и можете сидеть, где вам заблагорассудится. Я знаю свое место.

— Не понимаю. — Эмери чуть напрягся. — Если вы знаете свое место, то вам, должно быть, известно, что вы хозяин в этом доме, а я — всего лишь ваш гость.

— Помните, госпожа Уида интересовалась тем, был ли у меня выбор — кем стать, — заговорил Джехан. — Большинство мелких землевладельцев вроде меня такого выбора не имеют. Пускают на свои поля арендаторов, женятся на небогатых наследницах, обзаводятся детьми… Или не женятся и не обзаводятся, это уж кто как захочет. А я действительно мог сделаться кем угодно. Открыть лавку, завести харчевню, поселиться где-нибудь в городе и устроить там мастерскую… Понимаете?

— Не вполне.

Уида сбежала по лестнице и ворвалась в комнату, где находились мужчины. На одной ее щеке красовалось пыльное пятно, в руке она держала музыкальную шкатулку с секретом. Секрет был распотрошен, механическая мелодия робко пыталась наигрывать, когда крышка шкатулки приоткрывалась.

— Здесь довольно занятно, — сообщила эльфийская дама, водружая шкатулку на полочку возле камина. — Дом прекрасный. И вы, господин Джехан, — она приблизилась к хозяину и коснулась его волос кончиками пальцев, — превосходный человек. Это очевидно. Только грустный.

Она устроилась с ногами на подоконнике, возле хозяйского кресла, — еще одно излюбленное место, где Джехан сиживал вечерами. Эмери протянул к ней руку и обтер ее щеку своей манжетой.

— Продолжайте, — молвила Уида, обратив на Джехана сияющий взгляд. — Я хочу знать всю историю. С самого начала. Откуда у вас деньги?

Эмери покраснел, а Уида засмеялась.

— Ага, я угадала! Все уходит корнями в тот день, когда вам предложили деньги. Деньги и означали тот выбор, о котором вы говорите. Я права?

— Да, — кивнул Джехан. — Вы правы, моя госпожа. Тот день, когда мне предложили деньги… И я решил купить кусок земли где-нибудь в глуши, чтобы поменьше встречаться с людьми.

— А кто дал вам деньги?

— Моя хозяйка.

— Все интереснее и интереснее… — Уида заерзала на подоконнике. — Продолжайте же, умоляю. Вы были любовником своей хозяйки?

— Не хозяйки. Ее дочери. — Он отошел к стене и прижался к ней спиной, как будто рассчитывал таким образом обрести поддержку. — Она была замужем. Нежная, всегда грустная. Я прислуживал на кухне. Чистил там котлы и распевал во все горло. А она, бывало, войдет незаметно, стоит в дверях и слушает. Я ее замечу — не сразу, конечно, а спустя время — и замолчу. Она всегда просила, чтобы я пел дальше. «Не то догадаются, что я пришла», так она объясняла. Она всегда была очень грустная. — Джехан покачал головой. — Такая грустная! Ее муж часто уезжал. У него были какие-то земли намного южнее, и он наведывался туда, чтобы лучше управлять ими. У нее недавно родился ребенок. Сам я его, разумеется, не видел, да и желания такого не имел, а кухарка говорила, будто болезненный. Повитуха его, мол, чуть не угробила, когда вытаскивала на свет. И мать чудом жива осталась.

— Будет любовная история, — сказала Уида, блестя глазами.

Он перевел взгляд на нее и просто согласился:

— Да, любовная. Я скоро стал замечать: если не вижу ее подолгу, то места себе не нахожу. И она, похоже, тоже. Так дело тянулось и тянулось, и до чего мне сладко от этого было! Как подумаю о ней, так сразу сладость… Она была очень милая, понимаете?

Джехан помолчал немного, потер лицо ладонями.

— Я не хотел для нее ничего дурного! — сказал он наконец. — Ее муж уехал на несколько месяцев, и как-то раз ночью она сама пришла ко мне. Наверное, я должен был прогнать ее. Или убежать. Но я не смог. И больше она уже не ходила на кухню — послушать, как я пою, отчищая котлы. Она приходила только ночью. Я даже лица ее не помню. Всегда в темноте. Когда ее муж вернулся, она ждала ребенка.

— После этого вам и предложили денег, чтобы вы исчезли, — тихо заключил Эмери.

Джехан молча кивнул.

— И вы не старались разузнать, что случилось с вашей возлюбленной и с ребенком? — спросила Уида.

Джехан помолчал немного. Потом сказал:

— Последовательность событий была немного иная, нежели вы себе представляете. Началось вовсе не с того, что мне дали денег. Началось с того, что ее муж, обо всем узнав, избил мою возлюбленную. Он не убил ее только чудом: хозяйка услышала крики и прибежала. Он закрылся с женой в комнате, но хозяйка моя была женщина сильная. Она выломала дверь и огрела зятя по голове. Поднялся страшный шум. Слуги, разумеется, все слышали. Слово за слово — и хозяйке открылась вся правда. Она стала кричать на дочь, требовала назвать имя любовника. Разве можно было так с ней разговаривать! Она только плакала. Все плакала и плакала. Я подглядывал вместе с другими слугами. Потом пришел хозяйкин брат он иногда гостил у госпожи. Мы любили, когда он приезжал, потому что тогда все в доме шло вверх дном: большой был шутник! Я до сих пор помню, как он сказал: «Ублюдок? У малышки будет ублюдок? И из-за этого вы все так раскричались? Да что в этом страшного? Пусть живет себе — про запас. Законный-то мальчишка слабенький, да еще ножка у него хромая — чума на эту повитуху! — вдруг помрет? Эдак мы и вовсе без внуков останемся».

Эмери вдруг побледнел.

Джехан, увлеченный воспоминанием, не сразу обратил на это внимание. Зато Уида мгновенно заметила состояние своего спутника и хлопнула в ладоши.

— Господин Джехан! Принесите воды, да скорее!

Джехан молча вышел из комнаты. Уида уставилась на Эмери вопросительно, но он только махнул ей рукой, чтобы не задавала сейчас никаких вопросов.

Вернулся Джехан с кувшином вина и кружками, надетыми на пальцы.

— Простите, это моя вина, — улыбнулся он. — Я должен был сразу предложить вам какое-нибудь угощение. У меня совершенно необжитой дом.