— Если бы я знал ответ, ты бы получила его, — ответил Гай. — Но сейчас у меня нет ответов. Я не знаю Может быть, тот шестипалый ребенок родился из-за порченой эльфийской крови, что течет в жилах правящей династии, а может — из-за невежества крестьян и родственных браков. Я действительно этого не знаю. Но мне не хотелось бы видеть тебя мертвой, Уида.

Она молча наклонилась за своим платьем, набросила его на плечи. Медленно принялась шнуровать лиф. Она вся была поглощена этим занятием и не заметила, как Гай вышел и пленники остались в комнате одни.

Хозяин маленькой таверны, что стояла на перепутье большой дороги на Мизену и проселка, что вел в Медный лес и к границе, увидел своих недавних постояльцев и немало подивился произошедшей в них перемене. Во-первых, они вернулись к нему пешком, а прежде ехали на лошадях. Во-вторых, мужчина был в ярости, а женщина — сильно опечалена. И в-третьих, у них не было с собой денег, чтобы заплатить за ночлег и еду: опытный харчевник заметил это по их походке, уж на такое-то глаз у него наметанный.

Уида почти все время молчала, предоставив Эмери договариваться с харчевником. Казалось, девушке безразлично, где она будет ночевать и удастся ли ей сегодня поесть или придется терпеть голод до самой столицы. Впрочем, так оно и было: как и многие Эльсион Лакар, Уида легко переносила физические лишения. Она была полностью поглощена своим мрачным настроением. Такого с ней давно уже не случалось. Уида постоянно ощущала себя переполненной жизнью и впечатлениями. Все, что она видела и встречала, лишь питало ее внутренний жар. Ей было весело жить. Что бы с ней ни происходило, ей всегда было весело.

Эмери вышел из харчевни и позвал ее к ужину. Она почти не притронулась к трапезе, хотя харчевник и постарался: изготовил наилучший из возможных омлетов, присыпанных зеленью и пряностями. Равнодушно проглотила стакан горячего молока.

Эмери сказал хозяину, извиняясь за поведение своей спутницы:

— Она потрясена увиденным.

— О, можете не объяснять! — Он махнул рукой и скорчил физиономию, которая яснее всяких слов говорила: «Объясните-ка мне лучше все хорошенько, и тогда, быть может, я забуду о том, сколько вы мне задолжали».

Уида поднялась из-за стола, и Эмери поспешно вышел вслед за нею, чтобы проводить ее в постель. Он боялся, что эльфийка выкинет какой-нибудь фокус. Сбежит, например. Само по себе бегство Уиды таило в себе множество неприятностей для ее спутника. Ее умение становиться невидимой могло серьезно осложнить дальнейшие поиски.

У Эмери была хорошая возможность познакомиться с нравом девушки во всех подробностях. Он не сомневался: догадаться, куда направится беглянка, будет невозможно. С одинаковым успехом она может погнаться за Талиессином или, наоборот, скрыться в туманах между мирами, чтобы избыть в одиночестве свое разочарование.

Нет уж. Эмери глаз с нее не спустит.

Она, кажется, догадалась, о чем он думал. Остановилась на пороге спальни такая грустная и юная, что у ее спутника захватило дух.

«Это эльфийские чары, — строго сказал себе Эмери. Что бы там ни говорили о том, что никаких чар не существует, она — женщина и эльфийка, она умеет проделывать с людьми разные штуки… Не поддамся ни за что».

Приняв такое благое решение, он уверенно вошел в комнату и закрыл дверь.

— Боишься, что я убегу? — спросила она негромко.

— Боюсь. — Он не стал отпираться.

— Я не убегу.

Она села на кровать, снова принялась за свою шнуровку. Вспомнила о Талиессине, остановилась. Прикусила губу.

Эмери осторожно подсел рядом. Она повернула к нему голову.

— Ты уверен в том, что это был он? — спросила Уида. — Талиессин?

— Да, — сказал Эмери. — Я ведь встречался с ним во дворце. Точнее, видел его там, а он меня не видел.

— Подсматривал за ним?

— Было дело. — Эмери вздохнул. — Дядя Адобекк считал, что так будет лучше.

— Понятно.

Она с силой дернула шнуровку, шелковый шнур запутался и затянулся вокруг ее пальца.

— Чума! — сказала Уида, на мгновение становясь прежней.

Эмери потянулся к ней:

— Позволь, я распутаю. У меня хорошо получается.

— Большой опыт? — фыркнула она.

— Большой опыт в распутывании узлов, — уточнил Эмери. — Не смешивай меня с моим братом. Это он любитель и любимец женщин. А я просто хроменький музыкантик.

— Если ты заметил, — сказала Уида, безразлично позволяя ему заняться шнуровкой и своим плененным в шелковой петле пальцем, — мы, Эльсион Лакар, никогда не смешиваем тебя, хромой бедняжка, с Ренье, который тоже хромой, но не бедняжка, а почему-то любитель и любимец женщин.

— Да, — сказал Эмери, — я это заметил.

— Талиессин, — повторила Уида задумчиво. — Почему он назвался Гаем?

— Гайфье, — сказал Эмери. — Так звали его отца.

— Это кое-что объясняет, — согласилась Уида. — Хотя и не все. По-твоему, он не вернется?

Эмери пожал плечами.

— Талиессин всегда был для меня в своем роде загадкой, — признал он. — Если говорить честно, я никогда не воспринимал его всерьез. Мне он казался мальчиком. Не слишком умным. Не слишком счастливым. Чересчур независимый нрав при изобилии обязательств, ограничений и требований. С самого детства знать, что станешь королем, что обязан жениться на той женщине, которую для тебя найдут, и ни на какой другой… Наверное, тяжелая участь. Хотя желания пожалеть Талиессина у меня никогда не возникало. Мне вообще трудно представить себе, какой он.

— Теперь ты знаешь его получше, верно? — Уида наконец освободилась от завязок и потянула платье через голову. Скрываясь в обильных юбках, проговорила: — Можешь не отворачиваться, ты видел меня голой уже дважды, так что третий раз ничего не изменит.

— Это точно, — сказал Эмери.

Она вынырнула из вороха волнующейся ткани.

— По-твоему, он решил навсегда связать свою жизнь с этими бандитами? — спросила она. И чуть рассердилась: — Проклятье, Эмери, твой дядя все-таки придворный, и братец твой — тоже изрядный дворцовый щелкопер. Вы обязаны знать о принце хотя бы малость.

— Выходит, что ничего мы о нем не знали, — проговорил Эмери. И когда она показала ему кулак, добавил: — Все это случилось слишком неожиданно. Он был ребенком. Предполагалось, что все его странности — просто от возраста. Никто ведь не знал, что, став взрослым, он окажется вот таким… — Эмери дернул углом рта.

— Дети всегда вырастают неожиданно, — назидательно изрекла Уида. — Еще вчера, пухленький и в ямочках, он сидит на ручках у мамочки, а сегодня, жилистый и с волосатыми ногами, отправляется странствовать, и на бедре у него меч, снятый с какого-нибудь мертвого тела. Такова вкратце история любого мужчины.

— Если Талиессин будет отсутствовать слишком долго, в королевстве наступит хаос, — сказал Эмери. — Скрывать исчезновение принца будет весьма трудно. Мне даже страшно представить себе, что произойдет, когда станет известно, что ее величество лишилась наследника.

— А бастард? — спросила Уида. — Нельзя ли объявить наследником его?

— Бастард не может наследовать трон, — ответил Эмери. — Он не Эльсион Лакар, не законный сын… Он вообще никто. Просто ребенок какой-то девушки Эйле. Талиессин даже не признал его официально.

— Не успел или не захотел? — уточнила Уида.

— Полагаю, не успел… Мне кажется, — добавил Эмери, — он не оставлял надежды жениться на Эйле, так или иначе.

— Теперь уже не женится. — В тоне Уиды вдруг проскользнула мстительная нотка.

Эмери удивленно посмотрел на нее. Точно, она злилась.

Перехватив его взгляд, Уида вспыхнула:

— А чего ты ожидал? Что я буду оплакивать смерть любовницы моего жениха? Будь Эйле живой, она бы только все усложнила. Разумеется, я в состоянии выйти замуж за наследника без любви. И даже родить будущего короля — без любви. Но эльфийская женщина не может жить без любви, и рано или поздно я все равно встретила бы человека себе по сердцу. С этого мгновения в королевство пришла бы беда. Любовь королевы к недозволенному мужчине способна погубить целую страну.