— Скажи мне, Корисиос, это правда, будто на севере есть огромные горы, а зимы там настолько холодные, что многие люди умирают от холода? Неужели морозы там могут быть достаточно сильными, чтобы озера покрылись толстым слоем льда, по которому можно ходить, как по суше? Мне также приходилось слышать, будто ветра на севере дуют с огромной силой и способны поднять в воздух не только человека, но и лошадь. Так ли это на самом деле? А еще купцы рассказывают, что снегопады в тех краях иногда длятся несколько дней подряд, и тогда целые деревни оказываются погребенными под толстым слоем снега.
Должен заметить, что у римлян на самом деле довольно странные представления о землях, в которых живут кельты, поскольку большую часть того, что им известно, они узнают от купцов и торговцев. А те совсем не прочь приукрасить свои рассказы разного рода небылицами.
Я ответил на все вопросы Авла Гирта настолько подробно, насколько это было возможно. Однако на один из его вопросов я так и не смог дать однозначный ответ. Где заканчивается мир? Земли, заселенные кельтами и германцами, с одной стороны омываются океаном, а с другой стороны граничат с лесами, из которых ни один человек еще не возвращался живым. Поговаривают, будто в тех непроходимых чащах обитают невиданные животные, но я не верю этим россказням. Мне кажется, что эти леса принадлежат богам, а за ними нет совсем ничего. Они — граница, которая не дает людям продвигаться дальше. Насколько можно судить по рассказам купцов, на западе — большая вода, на юге — выжженная солнцем пустыня, на востоке горы, которые подпирают своими вершинами небо. Именно там и заканчивается мир.
Авл Гирт в свою очередь поведал мне об одном удивительном ученом из Массилии. Тот утверждает, будто заселенные людьми земли со всех сторон окружены морями, которым нет конца и края. А на поверхности этих морей, словно корабли, стоящие на якоре, таинственным образом плавают огромные куски суши. Римлянин также рассказал мне о греках, которые считают, что земля круглая, как шар. У них якобы даже есть довольно веское доказательство такой теории. Если корабль уходит в море, то, наблюдая за ним достаточно долго, можно заметить, как из виду исчезает сначала корпус судна, а уж затем — мачты и паруса. Таково их доказательство. Именно поэтому некоторые греки уверены, что все океаны постепенно закругляются вниз. Довольно странная, но очень интересная мысль! Но с другой стороны, если земля на самом деле круглая, то почему корабли, которые не разрушили шторма и бури, благополучно причаливают в порты, а не падают вниз?
Возвращаясь поздно вечером с Вандой в нашу палатку, я всегда с нетерпением ждал того момента, когда, сидя на берегу, вновь смогу побеседовать с Авлом Гиртом. Когда я разговаривал с ним, мне удавалось убедить самого себя, что я не одинок, что я не затерялся в этих совершенно чужих мне землях, где правили римляне. Мы обсуждали разнообразные темы, могли целый день провести, споря друг с другом, и даже не подозревали, что кельтские всадники уже отправились в путь, чтобы попросить князя эдуев Думнорига выступить в роли посредника. Он должен был убедить секванов разрешить гельветам и другим племенам пройти по принадлежащим им землям. Думнориг ни от кого не скрывал, что он считает Рим заклятым врагом кельтов. В отличие от его брата, друида Дивитиака, который был дружелюбно настроен по отношению к римлянам, Думнорига любил не только его народ. К нему прекрасно относились также племена секванов и гельветов.
После того как Думнориг женился на дочери убитого вождя гельветов Оргеторига, с этим народом его связали еще более прочные узы. Он взял в жены родную дочь того самого Оргеторига, который предложил гельветам переселиться на побережье Атлантикуса и начал подготовку к этому трудному, длительному переходу. Однако возглавить великое переселение кельтов Оргеторигу было не суждено: из-за его стремления стать царем его заставили совершить самоубийство. Ахиллесовой пятой кельтского народа всегда была непрекращающаяся вражда между отдельными племенами и семейными кланами. К сожалению, Галлия представляла собой не единую страну с централизованным управлением и организованным войском, а состояла из земель, принадлежащих разным племенам. Эти земли можно сравнить с огромным куском мяса, разрезанным на мелкие кусочки, которые при желании можно с легкостью съесть все до единого. Тем не менее на тот момент все кельтские племена, принявшие решение отправиться к Атлантикусу, беспрекословно подчинялись Дивикону.
Буквально через несколько дней кельтские эдуи, которые хотели выслужиться перед римлянами, сообщили командованию легиона, что секваны и гельветы договорились обменяться заложниками, которые будут служить гарантией того, что, проходя по чужой территории, гельветы не станут нападать на селения и опустошать поля.
Однажды утром Ванда сообщила мне, что Кретос вернулся в лагерь. Мне не терпелось как можно быстрее объясниться с ним, и я тут же отправился на поиски купца, поскольку не видел смысла тянуть время. Ванда выразила желание сопровождать меня, и я не смог заставить ее остаться в палатке. Кретос встретил нас так же приветливо, как и раньше. Я уже начал надеяться, что купец согласится списать мне все долги, поскольку он всегда считал меня своим другом и даже уверял как-то, будто относится ко мне как к родному сыну. Кретос взял со стола свиток папируса и глядя на меня, поднял вверх руку с зажатым в ней договором.
— Корисиос! Я очень рад, что ты не сбежал от меня в царство мертвых! — пошутил купец. — Там я тебя наверняка не смог бы разыскать. Тебе, безусловно, сказали, что я неоднократно приходил навестить тебя. Ты знаешь…
— Да, я знаю… — прервал я Кретоса. — Мне очень жаль, что так получилось с твоими рабами.
— Что же нам теперь делать? — спросил купец, напустив на себя задумчивый вид и постукивая зажатым в правой руке договором по открытой левой ладони. Я достаточно хорошо знал Кретоса, чтобы понять — он уже принял решение и знает, чего требовать от меня. Я сел, Люсия тут же запрыгнула на ложе и легла рядом со мной. Я начал гладить свою любимицу по спине. Словно греческая статуя, Ванда неподвижно стояла в углу и со страхом в глазах ждала, когда Кретос сообщит о своих требованиях. Она прекрасно понимала: в это мгновение решается ее дальнейшая судьба.
— Начнем по порядку. За вино ты мне заплатил сполна, Корисиос, — ухмыльнулся Кретос, — но своих рабов, которые должны были помочь тебе перетащить бочку на противоположный берег, я больше не видел.
Похоже, тот факт, что рабы пропали, его нисколько не огорчил. Скорее даже наоборот — обрадовал. Наверняка Кретос уже знал, как он собирается компенсировать свои убытки. Я начал понимать, что он ни за что не простит мне долг, и высыпал на стол все содержимое своего кошелька — небольшие золотые самородки и кельтские золотые монеты в виде небольших ключей, которые я еще не успел обменять на сестерции.
— Вот все деньги, которые у меня остались, Кретос, — начал я. — Ты прекрасно знаешь: я сожалею о том, что из-за меня ты лишился двух рабов. Но так распорядилась судьба, в этом не было моего злого умысла. Я попросил их у тебя не для того, чтобы заработать. Мной руководило единственное желание — предупредить свой народ об угрожающей ему опасности. Если бы боги не сотворили меня таким, какой я есть — с больной левой ногой, — то мне не понадобилась бы помощь твоих рабов.
— Я соглашаюсь с тобой и признаю, что ты абсолютно прав, — сказал Кретос. — Я тебя прекрасно понимаю. Твои благородные побуждения достойны уважения. Я сочувствую тебе, но в то же время прошу не забывать: мы с тобой подписали договор. Скажи мне, зачем подписывать договор, условия которого отказывается выполнять одна из сторон?
Поведение Кретоса озадачило меня, я никак не мог понять, к чему он клонит. Ведь он обнимал меня, как лучшего друга, когда мы виделись в последний раз. Ктому же Кретос всегда утверждал, будто он многим обязан моему покойному дядюшке Кельтиллу и также считает его своим другом. Совсем недавно купец уверял меня, что относится ко мне как к собственному сыну. В мою душу закралось дурное предчувствие. Я постепенно начал понимать, что разбираюсь в людях не так хорошо, как думал раньше.
