— Безнадежности? Поступай как все. Просто не беспокойся.
— Это тоже не выход.
— Тогда поцелуй меня.
Я целую.
— Как ты думаешь, я нормально впишусь в Нью-Йорке?
— Впишешься на все сто.
— Это ж не уход от ответственности? Ну то, что я уезжаю.
— Нет. — Я пристально смотрю на Сэди. — Не знаю.
Разглядываю ее идеальное лицо. Безупречный нос. Нижние зубы чуть-чуть искривлены, только чтоб напомнить мне, что это реальная девушка.
— Ты по-прежнему собираешься разыскать Дульсинею, верно?
— Да.
— Когда?
— Завтра.
* * *
БАХ! Машину качнуло взрывной волной. Мы с Сэди оборачиваемся как ошпаренные. Господи! Что-то…
Завод Первой генеральной объят пламенем. Огонь повсюду. Сначала один, потом второй, и вот уже много фейерверков, настоящих фейерверков взмывают в небо. Зеленый. Синий. Желтый. Взрываются. Свистят. Шипят. И вдруг вспыхивают одновременно. А потом очередью. Громадный оранжевый цветок увядает под дождем. Звезда, испещренная вспышками переливчатого перламутра, с голубой гроздью посредине, освещает близстоящий билборд с Витой Новой. Багровая спираль стремительно закручивается в сторону вывески «ТОЛЬКО В ИИСУСЕ СПАСЕНИЕ», и неоновые буквы осыпаются градом стекла. Одиночные залпы с визгом взмывают по вертикали один за другим и разрываются облаками искр, похожих на тлеющие белым угли. В небо взлетают все новые и новые ракеты. Одно из заводских зданий оборачивается огненным шаром — секунда на возгорание, другая на поглощение огнем, вот уже и нет ничего. Раскаленная конструкция скелетом обрушивается в воду. Щупальца пламени разбегаются по реке, как горящий бензин, оранжевые, желтые пучки медленно распускаются в загаженной воде. Река в огне. Вода горит, пахнет палеными волосами, серой, жженым сахаром. Низкий кучевой потолок будто тлеет от занявшегося под ним химического солнца. Даже далекий горизонт подернулся красным фальшивым восходом.
* * *
— Я не наркоманка! Что вы делаете? — кричала Дульсе, вырывая руки. — Прошу вас, не надо!
Она бросила на мать и отчима умоляющий взгляд. Мама плакала, папа качал головой. Доктор и санитар силой продели ее руки в смирительную рубашку и крепко затянули рукава. Она не могла пошевелиться.
— Но это все правда! — Дульсе кивнула на дневник в руках матери.
— Дульсе, дорогая, признайся, ты же выдумала все эти истории.
Папа встал перед Дульсе на колени и положил ей руки на плечи:
— Девочка моя, ты больна. Эти люди отведут тебя в больницу, там тебя вылечат.
— Ты ведь даже не отец мне, — произнесла Дульсе, зная, что для него это самые обидные слова.
Но как он мог допустить все это! Дульсе не хватало злости.
Папа и глазом не повел:
— Ты моя девочка, и я хочу, чтобы ты поправилась.
Мама помахала дневником и взмолилась:
— Дульсе, прошу тебя, скажи только, что все это выдумки. Скажи, что сама ты в это не веришь.
Дульсе не знала, что сказать. Если то, что ей хотелось, — ей ни за что не поверят. А если то, что хочется им, она больше не сможет верить в себя. Но может, ей удастся им доказать! Она крепко зажмурилась и попыталась сделаться легче воздуха. Только верь, думала она, только верь. На какой-то миг она почувствовала, как поднимается, — ноги оторвались от земли. Получилось! Получилось! Но это были доктор и санитар — они подхватили ее и понесли укладывать на кушетку в карете «скорой помощи».
Криспин Сальвадор. «Ай-Наку!» (заключительная книга трилогии «Капутоль»)
* * *
Сэди перескакивает на переднее сиденье и включает радио. Женский голос пропевает: «Закурил свою „Надежду“, и зажглась в глазах надежда».
— А это не опасно, — заволновалась она, — аккумулятор задействовать?
Я не отвечаю. Разворачивающаяся за нами сцена ошеломила меня. По реке растекается пламя. Так, наверное, выглядит ад.
— Мигель! — произносит Сэди.
Я прихожу в себя.
«…подобный Мартин начал свою речь перед собравшимися за несколько секунд до рекламы, — сообщает комментатор, — и мы снова в прямом эфире. Через мосты Джонса и Макартура на площадь стягиваются все новые и новые группы, чтобы присоединиться к митингующим. В свою очередь полицейские из отряда особого назначения возвели баррикаду на углу Ректо и Легарды, чтобы не допустить шествия к президентскому дворцу. Чуть ранее я разговаривал по телефону с сенатором Бансаморо, и он заявил, что ситуация крайне напряженная. Один брошенный камень, один выстрел — и толпа взорвется. Наш корреспондент Данжен Ажапон передает с места событий. Привет, Дэн! Ты меня слышишь?»
Пу-ти-фьють.
— Прочти, — говорит Сэди.
SMS такой: Кгда ты улбаешься, мир улбается тебе. Кгда ты облажался лди смеються у тебя за спной. Но ели ты пернул, все рзбегаются и рядом не остается нкого! Кроме ИИСУСА! Он умер за наши грехи!
Я отдаю ей телефон:
— Сэди, давай послушаем, что там говорят о…
Но она уже сосредоточенно набирает номер водителя:
— Блядь! Батарейка села!
— Черт! А я свой в гостинице оставил.
«Говори громко и разборчиво, Ролли. Громко и разборчиво. Происходящее с трудом поддается описанию. Сейчас я нахожусь на крыше ресторана „Чоу-кинг“ на Ректо. Под нами толпа численностью, наверное, тысяч двести. Может, даже пятьсот. Целое море народа. Поступают сообщения, что сюда прибывают различные противоборствующие группировки, однако, насколько я вижу, в массе своей это мирное сборище. Многие провели здесь уже несколько часов в ожидании, что же предпримут их лидеры. И с каждой минутой народу прибывает все больше. Люди делятся друг с другом зонтиками и едой, слышны песни. Атмосфера напоминает карна… хм… и… секунду. О нет! В конфронтацию вступили преподобный Мартин и Вигберто Лакандула. Они спорят о чем-то на импровизированной сцене в кузове грузовика. Святые небеса, преподобный Мартин толкнул Лакандулу так, что тот упал! Хм, Лакандула не желает драться. Сейчас его уводят его сторонники, среди которых я узнаю пожилого конгрессмена Респето Рейеса. Он держит Лакандулу за руку. Одну минутку, Ролли». Корреспондент обсуждает что-то не в микрофон, слышны торопливые голоса, но ничего не разобрать. «Да, Ролли, как я понимаю, Лакандула уводит своих сторонников. Или нет. Там что-то неспокойно. Кто-то на другом конце площади разбил витрину. Большая группа движется в сторону Макати. Видна перевернутая машина, такси. Они бросают камнями в полицейских. В освещенные окна домов. Святые небеса, они швыряются в нас…»
* * *
Слушая репортаж, наш сказочный герой гадает, не это ли революция, которой так долго ждал Криспин. Ему так хочется в гущу событий.
Он думает, что такой случай выпадает раз в жизни. Слабый старик сутулится над пишущей машинкой, а мир меняется без него. Старик молотит по клавишам, чинит расправу без отваги. Старик представляет себе такой вот момент в жизни молодого человека, как теперь. Неспокойная ночь за закрытыми окнами. Смертельная угроза где-то там, совсем далеко. Решения можно не принимать и никогда за них не расплачиваться.
* * *
Река вдруг начинает волноваться. Воды Пасига подступают к нам, утратив ровное натяжение поверхности. Запруда, где застряла наша машина, разлилась назад, против течения реки. Впереди, наверное, прорвало или перелилось. Вода поднимается, что хорошо заметно по исчезающему под водой капоту. Со стороны завода по-прежнему видны яркие вспышки, заливающие все вокруг цветом: улица то красная, то черная, то зеленая, желтая, оранжевая, черная, снова оранжевая. Подплывает стул, стукается о бампер, уходит влево. Сэди вынимает и снова вставляет телефонный аккумулятор.
— Включился! — восклицает она и набирает номер. — Черт, да подойди же к телефону. Давай, прошу тебя, блядь, сука, пожалуйста. Сука. Опять села. Что же нам делать?
