«Минута… Так — сразу не получилось… две, три, четыре…» — потерявший терпение Дэвид присоединился к остальным…

Боль была настолько чудовищной, что в первую минуту Карлос едва не потерял сознание, но выдержал; а когда все же удалось расслабиться, то и вообще стало более или менее терпимо. Относительно, конечно, потому что люди, которые сейчас пытались взломать его ментальный барьер, являлись мастерами своего дела. Правда, они не знали главного: тот, кого они сейчас терзали, уже прошел через эту пытку и, боясь, что однажды она может вдруг повториться, все тридцать лет готовился.

Сработает ли придуманный им способ защиты, Карлос не знал: проверять его эффективность предстояло как раз сейчас. Однако задуманное требовало некоторого времени, и чтобы его выиграть, Карлос решил для начала применить метод, заимствованный у Леса. Сделав вид, что подается, он зафиксировал внимание нападавших на якобы просочившейся мысли и заставил их следовать за собой — по кругу. Еще раз и — пока никто ничего не заподозрил — еще, и еще.

Каждый следующий оборот по мере возрастания скорости постепенно должен был словно засасывать чужака. Вырваться из этой карусели становилось все труднее, а потом уже и вовсе невозможно — Карлос, помнится, просто потерял сознание…

Надеяться всерьез на то, что все четверо так легко попадутся на эту удочку, было, конечно, более чем наивно, однако ловушка сработала, и получивший неожиданную свободу Карлос, наконец, смог сосредоточиться на самом главном. Хотя если быть точным — полностью рассредоточиться и не думать вообще ни о чем…

Многие годы размышляя над всевозможными способами защиты, Карлос с сожалением констатировал для себя, что любой из них, даже самый хитроумный или надежный, — не более, как отсрочка. На силу всегда найдется сила, а на хитрость — хитрость, и специалист, видавший немало чужих сознаний и ментальных барьеров, рано или поздно тебя разгадает. Самому Карлосу, например, понадобилось несколько часов для того, чтобы перехитрить Лес. Все это вопрос времени. А если мастер не один? Если адептов Зла трое или четверо? Даже самый сложный и изощренный барьер — имитирующий пустоту (такой, как у Михаэля) — и тот когда-нибудь не устоит: раз за мнимой пустотой скрываются мысли, до них обязательно доберутся. Другое дело — настоящая пустота. Что будет, если вдруг взять и перестать думать?

И всего-то! Впрочем, скоро обнаружилось, что остановить мысли не то что нелегко — невозможно, потому что человек, оказывается, не может не думать… Вернее, иногда это все же случается, но лишь само собой, непроизвольно: в тот момент, например, когда утомленные глаза останавливаются в одной точке, или когда глядишь на огонь, на движущуюся воду, когда плывешь и смотришь в небо… Однако стоит попробовать проделать это же осознанно, как откуда ни возьмись сразу появляются десятки самых разнообразных мыслей — все попытки от них избавиться лишь увеличивают их число.

Карлос приходил в отчаяние: казалось, он их видел — суетливых, роящихся над его головой; и вслед за каждой воспоминания, опасения, предположения… И так каждый раз, пока однажды, уже совершенно обессиленный, он не осознал, что просто не надо отвечать…

Результат не заставил себя ждать: вскоре Карлос словно выключился из действительности. Вдохновленный успехом, он повторял наконец удавшийся опыт снова и снова, пока не заметил, как начал постепенно меняться. В чем именно заключалась суть происходивших в нем перемен, Карлос не понимал, но чувствовал: они были слишком масштабны, слишком грандиозны — пугающе грандиозны. И вовсе не потому что там присутствовало что-либо отрицательное — нет, — просто в итоге они грозили полным перерождением, а бывший разведчик был к этому не готов. Пока не готов… Он забросил опыты, не возвращался к ним в течение нескольких лет, но сегодня у него не оставалось выбора…

Как ни странно, получилось почти мгновенно: с первой же попытки Карлос «вынырнул» из перегруженного информацией эфира и оказался в абсолютной тишине. Адепты, беспомощно барахтавшиеся в изматывающей круговерти, Дэвид, ринувшийся им на подмогу — все они остались где-то там: и близко, и одновременно неизмеримо далеко. Карлос не заботился о том, когда возвращаться: он отдавался во власть неких сил, которым это было известно лучше, чем ему…

Он не знал, сколько времени находился «по ту сторону», но когда открыл глаза, понял, что не ошибся. Людей в голубых плащах уже не было: в комнате остались только он да Дэвид, который теперь сидел, привалившись спиной к стене, на соломенном тюфяке. Выражение лица Нечистого не оставляло никаких сомнений: первый раунд «игры» был за пленником.

— Наконец-то, — опять по-испански, но на этот раз в обычной своей манере — с легкой иронией, но без всякой слащавости — заговорил Дэвид.

Впрочем, нельзя было не заметить, как он устал и явно бодрился.

«Интересно, сколько ему пришлось ждать: час, два — пожалуй, не меньше…» Сам же Карлос, в отличие от Нечистого, ощущал себя бодрым и отдохнувшим. И это было очень кстати, потому что совсем скоро от него потребуется очень много сил: Дэвид так легко не сдастся. Да он, вообще, не сдастся — будет добиваться своего.

Карлос не боялся дальнейшего развития событий и отступать или сдаваться вовсе не собирался — просто трезво оценивал сложившуюся ситуацию. Здесь, на отрезанном от остальной земли острове, власть Нечистого превращалась практически в абсолютную. И все же Карлос надеялся. Надеялся на везение, на чудо, на Михаэля, который, наверняка, уже спешил на помощь; пусть не удастся выстоять, так, возможно, получится потянуть время. По крайней мере, пока адепты приходят в себя, а сам Дэвид находится здесь, десантников никто не тронет…

— Никак ты забыл родной язык? — теперь в голосе Нечистого уже послышалась досада.

— Да нет — только говорить нам с тобой не о чем.

— Неужели? — мгновенно оживился Дэвид. — Ведь мы знакомы столько лет.

Карлос усмехнулся.

— Знаю-знаю, ты думаешь, я иронизирую. Но сегодня я действительно убедился: тебя есть за что уважать. Не первый раз, кстати, но до сегодняшнего дня я все еще думал, что смогу тебя подчинить, что с тобой можно не считаться…

«Ты и сейчас так думаешь…»

За обещаниями и лестью, наверняка, последуют предложения, потом угрозы… Карлос не ошибся: исчерпав все доводы, Нечистый поднялся и принялся нервно ходить по камере.

— Ты забываешь об одной очень важной детали, — наконец, приступил он к изложению последнего довода. — Раньше у тебя была целая вечность, но теперь… — во взгляде Дэвида появилось почти сочувствие, — теперь у тебя осталось лет двадцать пять… или даже меньше! Провести их в подвалах Мануна… — Нечистому вдруг словно надоел взятый им же самим слащавый тон: — Ты останешься здесь, пока не сдохнешь! Нет, ты останешься здесь навсегда: вот на этом самом месте, — он даже притопнул ногой. — Я прикажу вырыть могилу, и ты будешь смотреть на нее все те годы, что тебе остались…

«Так, теперь истерика…» — констатировал про себя Карлос.

Дэвид будто в очередной раз проигрывал тщательно отрепетированный спектакль. Впервые Карлос, дрожа от страха, наблюдал его в семнадцать лет, затем, с некоторыми нюансами, две недели назад — когда Нечистый в теле С'каро исполнял его перед Михаэлем; и наконец, сейчас.

И снова — ирония судьбы! — Карлос ничего не мог поделать. Отец Небесный! Если бы это представление происходило месяц назад… Дэвид не успел бы даже ничего осознать, как уже валялся бы на полу с переломанной шеей…

Карлос посмотрел на свою руку, лежавшую на подлокотнике: пальцы чуть заметно дрожали. Проклятая слабость. Тогда, в семнадцать, он был слишком молод, теперь же — слишком стар и слаб: против Дэвида ему, скорее всего, не выстоять и нескольких минут. И все-таки… Не в силах остановить разыгравшееся воображение, Карлос снова и снова представлял, как бы расправился с продолжавшим энергично жестикулировать Нечистым. Или все же попробовать?

Тренированное тело готово было откликнуться в любой момент, но… Нет. Нет, нет и еще раз нет… Слишком большой риск. Тянуть время — сколько получится. А там… там может что-то измениться: придет Михаэль, или…