Из краткого курса психологии, преподаваемой в школе разведчиков, Ральф усвоил, что все происшедшее в детстве так или иначе обязательно отразится на взрослой жизни. И вот, похоже, это происходило с ним сейчас. Человек, который вырастил Ральфа и которого тот считал своим отцом, не оказал практически никакого влияния на маленького Михаэля. И не то чтобы будущий разведчик к нему плохо относился — нет, просто Харольд всегда был ему неинтересен. Михаэля никогда всерьез не интересовало, куда периодически исчезал его «отец», а когда снова появлялся, мальчик опять-таки не испытывал никаких чувств. Примерно так же реагировала на мужа и мать Ральфа — ни особой радости, ни волнения. Зато в тот момент, когда разведчик узнал, кто его настоящий отец…

С'каро был врагом, и в душе Ральфа началась настоящая буря! Какое облегчение он испытал, узнав, что Карлос, оказывается, вовсе не предатель, а — увы! — лишь жертва обстоятельств. Это он-то, которого каждый санрайзовец привык считать непобедимым! И все равно Ральф был рад, что стоял с ним рядом, разговаривал, даже ссорился. Потому-то на какое-то время разведчик и превратился в ребенка, потому-то, следуя за отцом по лабиринту, и вслушивался в свои чувства, вместо того чтобы примечать дорогу… Потом Карлос погиб — не просто погиб, а спас при этом сына, — и в его тело вселился уже настоящий враг. Да не кто-нибудь — сам Нечистый, по иронии судьбы являвшийся основателем «Sunrise»…

Натянув сапоги, Ральф на пару минут прислонился к стене, слушая, как — теперь уже у него за спиной — капала вода.

Да, он ненавидел подземелья, потому что вообще терпеть не мог холода и темноты, — но должен был взглянуть на то, что осталось от комнаты Карлоса, пока ее еще не затопило… Одна, две, три… четвертая капля шлепнулась с опозданием… Кажется, сейчас следовало свернуть направо…

Ральф в который уж раз положился на интуицию, и она снова не подвела: часть стены бокового коридора — в том месте, где когда-то находилась незаметная простым глазом дверь — была разворочена. Все верно: именно отсюда вышли в лабиринт те, кто преследовал Ральфа и Дэвида. (Комната С'каро имела два выхода: выломав обе двери, «серебряные братья» смогли попасть через комнату Великого Магистра из жилой части Дома Серебряного Круга в лабиринт). Забыв осторожность, разведчик устремился туда, и одновременно из соседней галереи наперерез ему бесшумно скользнула тень.

Внимание зверя, по-видимому, привлекли всплески вода, но в руках у человека был огонь, и зверю это не нравилось. Когда же Ральф шагнул вправо, свет перестал слепить животное, и оно, наконец, решилось на прыжок…

Многолетняя тренировка и неплохая реакция не подвели: разведчик успел отскочить, правда, от неожиданности лишился своего главного оружия — факел отлетел в сторону. Зверь на этот раз безо всякой опаски кинулся на жертву — и в следующую минуту уже валялся с распоротым брюхом.

Пошатываясь, Ральф поднял, к счастью, не успевший погаснуть факел. Волк. Тускнеющие глаза. Оскаленная пасть с вывалившимся языком, казалось, скалилась в ехидной улыбке. Хорошенькое дело: значит, после взрыва где-то образовался еще один выход на поверхность. А если вспомнить, что волки обычно охотятся стаей… Разведчик прислушался… Вроде бы, тихо. Во сне комнату отца освещал горевший камин — на самом же деле там было темно. Хотя что мешает превратить сон в явь?

Стараясь не обращать внимание на разгром, царивший в некогда уютном помещении, Ральф поджег от почти догоревшего факела новый, разложил огонь в камине — и дрова, и запасные факелы нашлись в углу. «Ну вот, совсем другое дело». Развернув кресло таким образом, чтобы держать в поле зрения оба выхода, разведчик положил руки на подлокотники, откинулся на спинку.

Это было сродни мазохизму. Личные вещи, предметы обихода — все, до чего дотрагивался человек, долгое время сохраняет информацию о каждом таком прикосновении. Будь сейчас на месте Ральфа Алекс, он бы, наверняка, смог ее считать, но разведчик был способен воспринимать лишь эмоции, и уже во второй раз (впервые — когда полуживой дополз сюда после гибели отца и двухчасовых блужданий по лабиринту) пропускал через себя пережитое здесь за несколько лет отцом.

«Ну, и что дальше?». — все-таки сдался Ральф. Если даже он решил поиграть сам с собой, все равно требовались какие-то правила. А что делать потом и сколько еще оставаться глубоко под землей у горевшего как ни в чем не бывало камина, разведчик не имел представления, а пауза между тем затягивалась, и надо было что-то решать.

Наконец, не придумав ничего лучше, Ральф попытался включить встроенный в кресло механизм. Поразительно: обе антенны — даже та, что висела на оголенных проводах — сразу же встрепенулись и пришли в движение. Неужели работает? Или кто-то заново его отладил? Кто? Уж не покойный ли С'вик? Он ведь сюда похаживал, однажды Ральф сам это видел…

Так или иначе, но приборы включились; система ментальной защиты Дома Серебряного Круга после взрыва, разумеется, пришла в негодность, зато индикатор сознания, с помощью которого С'каро беспрепятственно заглядывал в чужие мысли, работал. Ага! Вот он, верхний ярус, где рядком помещались спящие. Один, два… все на месте, голубчики. А вот двое десантников, карауливших снаружи; Дэвид… Ральф невольно внутренне сжался: на фоне двух десятков звездочек-сознаний карателей и «серебряных братьев» сознание Нечистого смотрелось прямо-таки целым солнцем. Нет, бороться с ним — все равно что пытаться в одиночку переплыть океан. Возможно, если был жив отец… Дэвид, конечно, здорово повредил его сознание, но и того, что от него осталось…

Внезапно в поле зрения разведчика попал еще один объект, и от ужаса Ральф мгновенно забыл о своих горестях и отчаянии. Справа внизу — там, где, насколько он знал, находились когда-то жилые помещения Дома Серебряного Круга, — постепенно разгоралась фиолетово-синяя звезда. Почти не дыша, разведчик перенес все внимание на нее.

Молитва! Темный брат по имени С'дино благодарил Всевышнего за то, что хотя бы перед смертью сумел узреть истину и выбраться из пропасти, в которую угодил, состоя на службе у Нечистого…

С'дино находил все новые слова благодарности, и по мере того, как его мысли концентрировались на одном-единственном желании почувствовать, коснуться истинного света, напряжение возрастало и внутренний монолог становился все более горячим и страстным.

Ральф почувствовал, как на голове у него в полном смысле слова зашевелились волосы. Сам он обращался к Господу лишь однажды: когда узнал, что ему предстоит единоборство с Нечистым. Да и то ничего особенного не почувствовал — разве что стало не так страшно. Но сейчас, вместе с абсолютно незнакомым ему человеком, разведчик погрузился в какое-то сладкое ожидание. Казалось, вот-вот произойдет нечто (Ральф даже отдаленно не мог себе представить, чего именно он ожидал). С'дино словно пытался куда-то пробиться, оттолкнуть некую невидимую преграду. И когда она, наконец, подалась, Ральф был потрясен: он знал это ощущение — он испытывал его всякий раз, когда любил женщину. Правда, обычно это длилось лишь краткий миг — сейчас же удивительное состояние продолжалось и продолжалось, проливаясь дождем неизъяснимого, непередаваемого восторга…

Но потом все кончилось, и человек, сумевший вызвать этот сверкающий поток счастья, вновь вспомнил, что находится на дне подземелья — голодный, замерзший, одинокий…

«А ведь С'вик, наверняка, знал… — подумалось Ральфу. — Знал, и тем не менее… Впрочем, что уж теперь об этом: С'вик все равно мертв…» Однако как бы то ни было, разведчик теперь понял, с чего это его вдруг так потянуло под землю.

«С'дино», — мысленно позвал Ральф.

«Кто это?» — почти сразу откликнулся адепт.

«Меня зовут Ральф».

«Кто ты?» — Полное равнодушие. И все же разведчик как будто уловил проскользнувшую где-то на дне чужого сознания надежду. Или так только показалось?

«Не имеет значения. Потерпи немного: я скоро тебя оттуда вытащу».

Если бы разговор происходил на самом деле, Ральф бы сказал, что С'дино усмехнулся.