В какой-то момент она наклонилась к Амадо и негромко спросила:

— Что это за штука, которую я ем?

Он исследовал бутербродик, поднесенный к его глазам для экспертизы.

— Похоже на колбасу из буйвола, которую Барбара подавала на Рождественский вечер пару лет назад.

Элизабет скорчила гримасу.

— А не старовата ли она?

Амадо засмеялся.

— Я не имел в виду, что это та же самая колбаса.

— А я-то считала, что буйволы находятся под защитой государства. Разве они не внесены в список вымирающих животных?

Уголком глаза Элизабет заметила, что Майкл, пересекая зал, направляется к ним. Она рискнула немного подольше посмотреть в его сторону. Сердце ее учащенно забилось. Никто бы не подумал, что смокинг, сидевший на Майкле как влитой, был взят напрокат. Он выглядел шикарно.

Извините, что вмешиваюсь в разговор, — сказал Майкл, обращаясь к Амадо. Он старательно избегал встречаться глазами с Элизабет. — Я только хотел тебе сказать, что обратно с вами я не поеду.

— Меня это не удивляет, — ответил Амадо. — Я видел, как посмотрела на тебя Джанет Уильямс, когда мы вошли.

— Нет-нет, ничего даже близкого, — сказал Майкл. — Просто у меня в последнее время что-то нет особого настроения к веселью. Да и сегодня мне не стоило ехать.

— А как же ты доберешься домой?

— Бикерсы подбросят.

После неловкой паузы Амадо спросил:

— Это из-за Фелиции? Она что-то тебе сказала?

Майкл нахмурился, явно поставленный в тупик этим вопросом.

— Да я почти и не видел ее сегодня вечером.

— Зря я настоял, чтобы она приехала сюда на Рождество.

Майкл в конце концов посмотрел на Элизабет, явно ища у нее какого-то объяснения.

— Фелиция не хотела приезжать сюда, — сказала Элизабет. — И Амадо опасается, что она могла выплеснуть свое раздражение на тебя.

— Мне надо найти ее и посмотреть, все ли с ней в порядке, — сказал Амадо. — Если она хочет уехать, может быть, ты не будешь возражать прихватить ее домой?

— Ну конечно, — это было сказано вежливо, однако без особенного энтузиазма.

Амадо повернулся к Элизабет. — А ты не возражаешь составить Майклу компанию, пока я поищу Фелицию?

— А почему бы мне не помочь тебе? — спросила Элизабет.

— Элизабет совсем не обязательно оставаться со мной, — одновременно сказал Майкл.

— Я все же предпочел бы, чтобы Элизабет побыла здесь, с тобой, чем рисковать снова подвергнуться очередному приступу вспыльчивости Фелиции, — он положил руку Майклу на плечо. — Элизабет сегодня весь вечер очень хотелось потанцевать. Может быть, ты сделал бы это за меня?

— Я еще не такая уж увядшая фиалка, чтобы ты мне подыскивал партнеров для танцев, — резко сказала она Амадо. — Я могу и сама о себе позаботиться.

Амадо, казалось, был обескуражен этим выпадом.

— Элизабет, Бога ради, я совсем не это имел в виду. Я просто подумал, что, может быть, танец с тобой — как раз то, что необходимо Майклу, чтобы снова вернуть ему веселый настрой.

Майкл внимательно посмотрел на Элизабет и протянул ей руку.

— Как знать, может быть, он и прав.

Амадо одарил их довольной улыбкой, а потом повернулся и ушел. Элизабет подождала, пока он выйдет из комнаты, и сказала:

— Майкл, я не могу, у меня ноги дрожат.

Не обращая внимания на ее протест, он повел ее к танцующим. Когда она положила руку ему на плечо, кончики пальцев случайно коснулись его шеи. Ее ладонь свернулась в кулак, словно от острой боли. Кровь так громко пульсировала у нее в ушах, что Элизабет с трудом разбирала музыку. Но Майкл был искусным танцором, и благодаря ему со стороны все выглядело прекрасно.

— А я мечтал, что снова буду обнимать тебя, — сказал Майкл.

— Не говори мне ничего такого.

— Я думал, что из-за чувства вины без тебя мне будет легче.

— Ты в самом деле веришь, что когда-нибудь станет легче?

Эти слова больше походили на крик о помощи, чем на вопрос. Его прикосновения, запах его одеколона — все казалось таким родным. Она прищурилась, и по ее щеке соскользнула слезинка. Элизабет положила лоб ему на грудь, пряча лицо и сдерживая рыдания, рвущиеся из горла.

Она пропустила нужный шаг и едва не споткнулась. Майкл притянул ее поближе. Он тепло и мягко дышал ей в волосы. Ноги Элизабет отказывались двигаться. Она явно не продержалась бы до конца танца. Ведь и она тоже мечтала о том, чтобы руки Майкла снова обвились вокруг нее, но только не здесь, где могут заметить их страстное томление и раскрыть их тайну.

Невыносимая боль переполнила ее.

— Майкл, я должна уйти отсюда.

Он, не говоря ни слова, провел ее к коридору, убедился, что там никого нет, распахнул дверь, ведущую наружу. Элизабет шагнула в прохладный воздух и глубоко вдохнула. Они стояли в тени, по-прежнему сохраняя молчание. Спустя несколько мгновений Майкл протянул руку и коснулся жемчуга. Элизабет накрыла его руку своей.

— Если ты не перестанешь меня трогать, я не смогу снова вернуться туда: ведь Амадо поймет, что происходит.

— Да я просто смотрел на твое ожерелье, — сказал он. — Оно великолепно.

Элизабет понимала, о чем он говорит на самом деле.

— И очень дорогое. Я не просила подарков и не хотела.

— Но оно тебе очень идет. Ты словно родилась для того, чтобы носить изысканные драгоценности и дорогие вечерние платья.

— Но мы-то с тобой знаем, что это не так, правда?

Молчание, последовавшее за этим, казалось, длилось целую вечность. Когда Майкл наконец заговорил, голос его был ровным и спокойным.

— Я больше так не могу, Элизабет.

Холодный воздух просачивался сквозь бархатное платье, вытягивая последние остатки тепла.

— Я все время говорю себе, что станет полегче, — сказала она. — Может быть, нам не стоит так серьезно к этому...

— После того, что произошло несколько минут назад, я не могу верить, что наша любовь — временное наваждение. Никогда ты не перестанешь быть для меня самой желанной и родной.

Он вел себя так уверенно, словно у них появился выбор, словно появились ответы на вопросы, произнести которые вслух ни у одного из них не хватало смелости.

— Ничего же не изменилось, Майкл.

— И никогда не изменится. Вот потому-то я и решил уехать.

— Ты действительно считаешь, что нам будет легче, если ты переберешься в Модесто?

Да, ей тяжело видеть его изо дня в день, но как она перенесет разлуку?

А Майкл поднял руку и коснулся было ее, но потом вяло опустил руку.

— Я говорю не об отъезде в Модесто.

Она вздрогнула и застыла в ожидании чего-то страшного.

— Тогда куда же?

— Куда-нибудь подальше. Может быть, во Францию или в Австралию. Пока не знаю.

— Нет, ты не можешь этого сделать, — ее стало трясти. — А что мне делать без тебя?

— Элизабет, я не могу остаться. Такая жизнь убивает меня.

Элизабет искала слова, которые могли бы остановить его, какие-нибудь слова, наполненные ожиданием, надеждой. Но таких слов не было.

— Когда? — спросила она.

— Я еще не решил.

— Амадо тебя не отпустит.

— У него не будет такой возможности.

— Он же любит тебя.

«И я тоже...» Да разве могла она представить будущее, в котором не было бы Майкла?

— Почему ты со мной так отчаянно споришь? — спросил он. — Ты же не хуже меня понимаешь, что это единственный выход. Ведь ты сама говорила, мы не можем так жить дальше.

От боли, сковавшей ей грудь, Элизабет едва могла вздохнуть.

— Я могу поехать с тобой, — прошептала она.

Он склонился к ней.

— Что ты сказала?

Элизабет сказала это, поддавшись порыву, из страха потерять его. Мысль о том, чтобы уехать вместе с ним, оставить Амадо, взять такой грех на душу пришла неожиданно, надо хорошо подумать, прежде чем повторить эти слова.

— Майкл, дай мне время.

— Чтобы ты смогла привыкнуть к мысли о моем отъезде? — Его боль обернулась гневом. — Во мне много всего, Элизабет, но мазохистом я не буду никогда.

— Ну пожалуйста. Всего несколько недель.