И точно такой же была ее реакция, когда он подарил ей эту жемчужную нить. Амадо сказал, что дарит ей это ожерелье пораньше, потому что жемчуг очень хорошо подойдет к ее красному платью, которое она хотела надеть в этот день на вечеринку у Хендерсонов. Сама же Элизабет была убеждена, что подлинная причина, по которой он преподнес ей этот подарок заранее и наедине, в большей степени связана с беспокойством Амадо в отношении реакции его дочерей, нежели с ее костюмом.

Элизабет покрутилась перед зеркалом и согласилась, что на красном фоне жемчуг выглядел очень эффектно. Элизабет вышла из своей спальни, чтобы разыскать Амадо и показаться ему. Однако вначале она наткнулась на Фелицию.

— Новое ожерелье? — спросила та.

Поставив свой бокал на кофейный столик, Фелиция потрогала рукой жемчуг и приподняла нитку, словно прикидывая на вес.

— Бог мой, только не говорите мне, что они настоящие! — Она подняла жемчуг еще повыше, а потом отпустила его. Снова подцепив со столика бокал, Фелиция сказала: — Да что же такое, интересно, надо сделать, чтобы заработать подобный дар?

Элизабет едва удержалась от благодарной улыбки из-за спектакля, разыгранного Фелицией. Она лениво окинула взглядом старшую дочь Амадо — от редких прямых волос, до лапищ тридцать девятого размера, запихнутых в туфли двумя размерами меньше.

— Для этого надо очень-очень сильно, — теперь уж она открыто улыбнулась во весь рот и, подмигнув, продолжила: — ...потереть спинку. — Элизабет подняла руку и повертела пальцами, намеренно поворачивая руку так, чтобы продемонстрировать колечко, которое подарил ей Амадо на празднование урожая в этом году. — Все дело в пальцах.

Фелиция не привыкла, чтобы кто-то брал верх в ее собственной игре.

— Ты дешевка, — прошипела она. — Да еще и отвратительная. Никак не возьму в толк, что мой отец нашел в тебе.

Элизабет не собиралась оставаться безучастным зрителем или беспомощной жертвой в этой игре. Да и настроение у нее было совсем не благодушное. Пора кому-нибудь хорошенько растолковать Фелиции, какая она сучка и как измывается над своим отцом.

— Может быть, дело в том, что Амадо одинок, а меня ему не надо затаскивать домой на праздники.

Фелиция провела рукой по платью, как бы смахивая с него пылинку.

— Я живу собственной жизнью. Я не могу быть под рукой у отца всякий раз, когда у него начинается тоска по прошлому.

— Быть под рукой? До того, как мы с твоим отцом поженились, ты с ним в общей сложности и двух недель не провела за целых пять лет!

Фелиция мгновенно заняла оборону.

— А он и не имел никакого права рассчитывать на большее. У нас с ним нет ничего общего. И этот дом... он такой допотопный, — она скорчила гримасу, — такой провинциальный.

— Ну конечно, любая дыра на Восточном побережье — это сама изысканность? Скажи мне, Фелиция, видимо, все приезжие в таком восторге от Нью-Йорка?

Элизабет приходилось встречать женщин такого сорта, когда она работала в агентстве «Смит и Нобл». Они были до такой степени переполнены сознанием собственной исключительности, что даже и не замечали, когда их высмеивали.

— Ну, Элизабет, ведь даже тебе понятно, насколько дикие эти края.

Элизабет улыбнулась.

— Даже мне, старой, глупой Элизабет? По-моему, ты меня оскорбляешь. Хотя вообще-то, может быть, и нет. Возможно, ты мне в каком-то смысле воздаешь дань уважения за долгие годы, прожитые в Сан-Франциско, а? Да, я понимаю, что это — не Нью-Йорк, но вообще-то здесь живут еще и Элана с Эдгаром, так что здесь не так уж и дико.

Фелиция снова поставила свой бокал на стол.

— Зря я пытаюсь что-то объяснить тебе.

— Почему же? Потому что я пью вино твоего отца и считаю его хорошим? Или потому, что я ненавижу устрицы и считаю твою кока-колу противной? А может, потому, что одеваюсь у модельеров Западного побережья?

— Да даже самый лучший парижский кутюрье не смог бы скрыть твой примитивный умишко! Ты не в состоянии разглядеть в жизни возвышенного, не говоря уже о том, чтобы суметь его достойно оценить.

— Тихо, тихо... я ведь так надеялась, что ты меня этому научишь.

Фелиция презрительно усмехнулась.

— Да я скорее стану дерьмо лопатой разгребать.

Элизабет откинула голову и засмеялась.

— Фелиция, это же замечательно! Какое шикарное занятие! Может быть, у нас все-таки еще есть надежда.

В комнату вошел улыбающийся Амадо.

— Ну, я рад видеть, что вы так хорошо поладили. Я надеялся, что вы полюбите друг друга, если у вас появится возможность побыть вместе хоть какое-то время.

Элизабет встала рядом с Амадо, взяла его за руку и чмокнула в щеку. Она не хотела, чтобы он узнал правду.

— Мы стараемся, Амадо, — она метнула в Фелицию пронзительный взгляд. — Не так ли?

— О, конечно же. — Фелиция взяла свой бокал и приветствовала им отца. — Я и представления не имела, что Рождество в сельской местности может быть таким веселым.

Амадо положил ладонь на руку Элизабет.

— Ну, мы готовы?

— Мне только надо взять сумочку и пальто.

— Ну а я как раз успею взглянуть, готов ли Майкл.

Элизабет почувствовала, как кровь отливает от ее лица.

— Ты не говорил мне, что Майкл тоже собирается на вечер.

Каждый раз, когда они с Майклом оказывались в обществе Амадо, они рисковали, понимая, что достаточно только одного взгляда, одной неловкой паузы в разговоре, одного жеста, чтобы он догадался о перемене в их отношениях.

Амадо озадаченно посмотрел на нее.

— А почему тебя это удивляет?

— Вот что меня восхищает в этих краях, — с едким сарказмом сказала Фелиция. — Нет никаких классовых различий. Наемный служащий на одной доске с хозяином.

Элизабет никак не отреагировала на выходку Фелиции и продолжала расспрашивать Амадо.

— В последнее время он редко посещает подобные встречи. Обычно он занят.

— Это я попросил его, — признался Амадо. — Я подумал, что Фелиции, возможно, будет приятна его компания.

Фелиция застонала.

— Не означает ли это, что я весь вечер должна сидеть нянькой при Майкле Логане? Вообще-то мне хотелось, чтобы вначале ты посоветовался со мной.

Амадо напрягся.

— Майкл вполне способен и сам позаботиться о себе, но это не означает, что я намерен терпеть твои грубости в отношении него.

— Может быть, с учетом такой перспективы, Майкл предпочтет остаться дома — сказала Элизабет.

— Такого я ему предлагать не стану, — ответил Амадо. — Он, несомненно, уже одет и дожидается нас.

— И ведь не хотим же мы, чтобы он выбросил на ветер деньги, потраченные на смокинг, не так ли? — добавила Фелиция.

Явно огорченный, Амадо извинился и отправился звонить Майклу. Когда он отошел достаточно далеко, Элизабет повернулась к Фелиции.

— Тебе придется выслушать меня, — сказала она. — Я никогда не встречала таких наглых людей, как ты. Учти, твой отец может стать отцом другого ребенка.

— Тебе меня не испугать. Я всегда останусь его первым ребенком. И в случае, если это ускользнуло от твоего внимания, знай, что подобные вещи очень важны для таких мужчин, как мой отец.

— Первой дочерью, — уточнила Элизабет.

Она думала, ей станет стыдно за откровенную ложь, но почувствовала лишь удовлетворение: впервые Фелиция лишилась дара речи.

Свой ежегодный прием по случаю сочельника Хендерсоны проводили в столетнем викторианском доме. Они перестроили его, выделив помещение для дегустационной комнаты и демонстрационного зала. Список гостей больше напоминал справочник калифорнийских виноторговцев «Кто есть кто».

Элизабет взяла Амадо под руку, когда они вошли в помещение, некогда бывшее бальным залом. По всему периметру висели цветочные гирлянды с бантами из красного бархата и позолоченными шарами. Нанятые на этот вечер музыканты наигрывали некую смесь из поп-музыки и мелодий в стиле «кантри». Танцы не прекращались ни на минуту.

На протяжении всего вечера Элизабет пыталась, но так и не смогла уговорить Амадо потанцевать с ней. В конце концов он сказал, что у него щемит бедро. Она внимательно наблюдала за ним, и хотя и не заметила, чтобы при ходьбе он хромал, отметила его утомленный вид.