– Присаживайтесь, молодой человек.

Концом трубки антиквар указал на кресло в стиле какой-нибудь мадам Помпадур, – Миша слабо в этом разбирался, то есть вообще не разбирался, – а сам сел на что-то вроде узкой кушетки с подушками, расшитыми золотыми вензелями.

– Так вас из музея направили? – спросил старик, выбивая пепел из своей трубки в какую-то плоскую серебряную плошку, судя по всему старинную пепельницу. – А ко мне вот только вчера вечером заходила барышня из музея. Составляла перечень коллекции. Милая такая девица, вежливая, знающая. Стеклом все больше интересовалась, много сама мне нового рассказала о моей же коллекции стеклянных ангелов. Мне казалось, я все знаю. Представляете, полностью описала процесс изготовления Ангела покаяния. Сначала я засомневался, конечно. Откуда такие сведения, спрашиваю. Оказывается, она сама из тех мест, и ребенком наблюдала за работой стеклодува, который создавал этих ангелов, великого мастера Тадеуша Войтковского. Сына знаменитого польского стеклодува Яна Войтковского, выдувавшего своих ангелов еще до революции. Удивительно она рассказывала, я просто заслушался. Мы с ней два часа проговорили. Когда узнала, что я одного из ангелов продал, очень расстроилась. «Что же вы наделали, говорит, Всеволод Витальевич, не нужно было его продавать, музей бы его выкупил. Взяла адрес магазина, убежала. Не знаю – успела ли?

«Не успела, – подумал Миша, ощупывая карман пиджака, в котором лежала коробочка с ангелом, купленным вчера в магазине подарков и сувениров.

– Послушайте, Всеволод Витальевич, может быть, начнем как раз с этой коллекции ангелов? Все-таки скоро Новый год, потом Рождество. Представьте, как это будет эффектно выглядеть в глянце – ангелы в преломлении света, сверкающие посланники неба и на фоне всей этой красоты вы в этом прекрасном кресле, с этой трубкой.

«Не перебарщивай, Миха», – одернул он себя, но старичок не замечал Мишиного пафоса, похоже перспектива, нарисованная журналистом, ему нравилась, он даже приосанился.

– А после этого вы расскажете о себе, о своем нелегком жизненном пути, —Миша решил ковать железо горячим, то есть действовать, пока старик не опомнился и не захотел внимательнее вглядеться в его удостоверение. Черт же дернул Мишу придумать такое дурацкое название для журнала «Наши будни». Надо хватать быка за рога, пока правда не раскрылась. Что-то на метафоры потянуло, не иначе творческий кризис.

– Или, если желаете, – Миша заискивающе улыбнулся, – можно сделать наоборот, расскажите сначала о себе. Читателям будет интересно…

– Что вы все читатели, читатели, – пробурчал Всеволод Витальевич, – вам-то самому что интересно?

– Мне все интересно, – Миша огляделся, – у вас здесь как в музее.

– Ну что вы, у меня здесь гораздо более ценные экспонаты, чем в музее, – не преминул похвастаться старичок. – Одна коллекция советского фарфора чего стоит.

Миша понимал, что нужно быть очень осторожным, как бы не вызвать подозрение излишним любопытством, и он в течение получаса слушал лекцию о советском фарфоре. Потом старательно фотографировал какие-то тарелки, супницы, салатники.

И только потом снова заикнулся об ангелах.

– Вообще-то, – привстал старик, – я не люблю вынимать эти фигурки, они очень хрупкие. Исключительно ради того, чтобы люди как можно больше интересовались прекрасным. Вы меня понимаете.

– Конечно, я вас очень понимаю, – вскочил Миша.

– Вот они мои красавцы, – сказал старик, и стал вынимать фигурки одну за другой.

– Это рождественские ангелы, это Ангел света, Ангел милосердия, Ангел благодати, свадебные ангелы – Вера, Надежда, Любовь, это… Постойте, что же это такое? Что-то не пойму? Господи, боже мой… Где он? Где он?

Старик схватился за сердце, повалился в кресло, зашептал побелевшими губами: «Господи, господи…»

– Что случилось, Всеволод Витальевич? – испугался Миша, – Что с вами?

– Ангел покаяния… Ангел покаяния… – еле слышно прошептал старик. – Она украла его, украла…

– Кто украл, что украл? Не понимаю… – Миша наклонился к антиквару.

Старик не мог говорить еще несколько минут, потом вдруг встал, и все еще держа ладонь на груди, пошел в сторону коридора.

– Надо позвонить… надо позвонить… вызвать милицию… украла… украла… воровка… – бормотал он.

Миша услышал, как старик снял телефонную трубку, начал набирать номер.

– Подождите, Всеволод Витальевич, – крикнул он, – да вот же! Вот ваш ангел! Посмотрите, вот он! Вы его на полке оставили.

В коридоре стало тихо, потом энергично зашаркали шлепанцы.

– Где? Где? – руки у старика тряслись, подбородок дрожал. Увидев ангела, он сел в кресло и заплакал.

– Ну что вы, Всеволод Витальевич? Разве можно так волноваться?

– Голубчик, голубчик мой, – счастливым голосом проговорил старик, – если бы вы знали, как я испугался… Думал – богу душу отдам, нехорошее подумал про эту девочку из музея. Ай-я-яй, как нехорошо! Обозвал воровкой! Старый, слепой дурак! Но вы уж, голубчик, не говорите ей, не передавайте.

– Ну что вы, Всеволод Витальевич, конечно, не передам.

– Вы знаете, ведь это самый ценный, самый дорогой ангел. И дело даже не в его стоимости, – есть у меня предметы и подороже, – а в том, что этот ангел достался мне от моей матери. Вообще в моей коллекции было два Ангела покаяния. Это ангелы работы еще Яна Войтковского. Они оцениваются дороже ангелов Тадеуша Войтковского, именно потому, что их очень мало осталось. Может быть, эти два моих ангела – последние. Ведь это стекло, а оно, как вы понимаете, имеет обыкновение биться. Взгляните сюда, я вам расскажу об отличии между ангелами Яна Войтковского и ангелами Тадеуша Войтковского. Видите, у моего ангела кончики крыльев закругленные – такими их создавал Ян Войтковский. А у этого ангела работы пана Тадеуша – взгляните на фотографию! – заостренные. Знающий коллекционер сразу скажет – чьей работы ангел перед ним. Моей маме эти ангелы с закругленными крыльями достались по наследству от ее отца, крупного промышленника – но это к делу не относится. Так вот одного ангела мама подарила мне, другого моему старшему брату. Брат много лет назад умер, его ангел остался у меня. Недавно мне пришлось продать его, пенсия у меня маленькая, деньги понадобились – на лекарства, на питание. Цены ведь как растут. И душа болела, но пришлось. Остался у меня один – мой собственный ангелочек. И представьте, когда я увидел, что его нет… Ох, до сих пор в себя прийти не могу.

– Я вам воды принесу, Всеволод Витальевич.

– Не надо, все в порядке. Хорошо, что вы оказались рядом. Если бы это случилось, когда я был один, не знаю – остался бы я в живых… – старик перевел дух, потер ладонями лицо.

– Как я мог его не заметить? Наверное, задвинул его в самый угол.

– Да, – сказал Миша, – я, действительно, нашел его в самой глубине шкафа.

– Вы просто спасли меня! Уф, до сих пор в себя прийти не могу!

– Какой интересный ангел, – Миша повертел фигурку в руках, – никогда не видел такого. Это и есть Ангел покаяния?

– Да, это так называемый Ангел покаяния, а эти весы в правой руке – символ того, что количество дней, отведенных человеку, ограниченно. Как говорится в одной древней мудрой книге: «Всевышний на весах взвесил век сей, и мерою измерил времена, и числом исчислил часы». Это не просто фигурка. Ее дарят близким людям, которых хотят оградить от ошибок, от нравственного падения. Часто вручают заключенным. Людям, преступившим закон, для того, чтобы они покаялись. Мама отдала нам этих ангелов, потому что боялась, что мы повторим судьбу отца, – старик помолчал, – он был преступником… сидел в тюрьме… Теперь вы, понимаете, почему я так всполошился, Миша? Можно мне вас так называть?

– Да, конечно, – ответил Миша, думая о том, как, не вызвав подозрений выспросить у антиквара имя девушки, последней рассматривающей коллекцию.

– Глупый я старик, – Всеволод Витальевич сокрушенно покачал головой, – подумал на эту барышню музейную. Как я мог? Человек, который столько знает об ангелах, не мог украсть.